Тело угрозы - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/134
• Следующая

Майор Волин к идеям подчиненного отнесся весьма хладнокровно. Он получил уже указания от начальства и, следовательно, успел понять, что дело может иметь перспективу. Но многоопытный служака одновременно сообразил и то, что перспектива эта – благотворный дождик повышений, наград, поощрений и прочего – из тех осадков, что выпадают лишь на вершинах. Оперативникам же тут ничто не светит, так что из кожи лезть не было никакого смысла.

Однако гасить инициативу подчиненного он не собирался, а поскольку известно, что всякая инициатива наказуема, то самому умнику и следовало поручить выполнение генеральских указаний. И майор сказал:

– Что же, есть такое мнение – пригласить этого парня, тут и выясним, что его, собственно, пугает. Пока все это не очень-то убедительно. Может, у него с крышей проблемы? Побеседуем, тогда посмотрим.

Старший лейтенант решил предварительно поговорить с источником информации по телефону – но безуспешно, хотя звонил он четырежды в разное время суток.

По номеру телефона он без труда установил местонахождение источника и навел справки у районного уполномоченного. Тот уже к вечеру доложил, что искомое лицо по указанному адресу действительно проживает, но в данное время его на месте нет, а поскольку живет оно одиноко, то и никого другого в доме нет, все заперто. Установлено также, что вот уже больше недели, как лицо это нигде не было замечено: ни в Летягине, куда он временами наведывался в магазин, ни в Курино, в Подрайске на станции его тоже не видели. Характеризовался же он, по собранным материалам, положительно: пьяным не замечался, женщины к нему приезжали редко, вернее – приезжала одна и та же, молодая; в Летягине всегда замечали и когда она проходила, направляясь к нему, и когда – уходя, как правило – на другой день. Из чего сделан был вывод, что старик еще хоть куда. Однако где он сейчас обретался – никто сообщить не смог. Уехал, и все.

В конце доклада следовал вопрос: нужно ли проникнуть в дом и осмотреть, или такой необходимости нет?

Старший лейтенант сразу же ответил: нет, без него ничего такого не предпринимать, если обстановка изменится – например, искомое лицо появится или кто-то другой предпримет попытку проникнуть в дом, – немедленно сообщать; сам же он постарается выехать в ближайшие же дни, как только немного разгрузится, чтобы самому посмотреть все на месте.

На чем эта линия дела пока и зашла в тупик, поскольку разгрузиться от более актуальных забот старшему лейтенанту на протяжении ближайшей недели так и не удалось.

Вот пока все об интересующих нас событиях, происходивших в те дни, когда Люциан Иванович Ржев в онкологическом центре на Каширском шоссе совершал свои последние шаги навстречу неизбежному переходу в иные измерения.

Минич мог бы свою вторую сигарету и сберечь. Когда он вернулся в палату, там были уже и сестра, и врач, тире больше не звучали, и экран погас. Отмучился старый Ржев. Ушел куда-то туда. Куда и наш путь лежит.

Еще ложась сюда, старик велел сперва зарулить к нотариусу и там составил завещание: в случае чего – то, что останется, отказал Миничу. (При этом почудилось журналисту, что сверкнула в глазах больного искорка ехидства.) В том числе и ключи от дома. Тогда же посоветовал с нехитрым имуществом, что останется, поступить по своему усмотрению. Но предупредил, что ему хотелось бы, чтобы Минич дом сохранил – пригодится как дача; дачи у Минича не было, как и еще много чего. Но отдельно распорядился насчет телескопа, хотя и несколько странным образом: в течение года не продавать, но допускать желающих им пользоваться – буде такие возникнут. Завещание было соответственно оформлено, и экземпляр его Минич получил – вот только не помнил совсем, куда его засунул. Но сейчас не до того было. Приходилось думать о похоронах и всем таком. Лишние заботы, но куда денешься. Надо.

Поговорив еще немного с медиками, он ушел, молча попрощавшись с останками. Знал, что старик – или теперь он уже не был стариком? – его слышит. Сел в свой микротарантас (так именовал Минич средство передвижения итало-российского производства, возрастом, пожалуй, лишь немного уступавшее ему самому), завел мотор и еще минутку постоял на месте. Не только для того, чтобы прогрелся движок; он решал дилемму, возникшую между велением здравого смысла и настроением.

Рассудок советовал ему поехать в редакцию его родной «Вашей газеты». День был рабочий, а несделанных дел там всегда хватало. Настроение же активно выступало против: остаток дня – вся вторая половина – находился, по сути дела, в его распоряжении: на сегодня он взял отгул, чтобы провести этот день с умирающим; чувствовал, что другой такой возможности больше не будет, а к Ржеву относился со всей сердечностью. И был смысл в том, чтобы использовать это время в интересах покойного, иначе совесть непременно станет мешать работе.

Минич глянул на бензомер. Туда и обратно – в круглых цифрах этак триста двадцать – триста тридцать километров; но он только вчера залил полный бак, так что заправляться не придется. С бензином последние дни был очередной напряг – в том смысле, что цена опять подскочила. А там, близ природы, легче, пожалуй, будет прийти в себя. Если же не поехать… Минич прекрасно знал, чем закончится день, если он останется в городе: вечером непременно понадобится залить печаль, что означало очередной сход с рельсов. А это было бы, пожалуй, лишним – во всяком случае, до похорон. Минич хорошо знал свои слабости и давно уже научился с ними договариваться; не только политика – искусство компромиссов, но и вся эта жизнь. А слово это сейчас, когда смерть только что прошла совсем рядом – не его смерть, но все же и не совсем посторонняя, – вдруг приобрело особое, какое-то выпуклое значение.

Приняв решение, он вырулил на Каширку и вместо того, чтобы свернуть направо, к центру, взял левый поворот – в направлении кольцевой.

Пятьдесят четвертый президент Соединенных Штатов находился сейчас в некоторой нерешительности, хотя такое состояние возникало у него весьма редко; напротив, он был известен стране и миру как человек решительный. Дело в том, что в решениях – и уже принятых, и в тех, что еще только предстояло принимать, готовя Соглашение о глобальном ракетно-ядерном разоружении, – процент риска, как порой казалось президенту, был неоправданно высоким.

Когда Россия выступила с этой инициативой (в личном разговоре, строго конфиденциально) и ее глава сразу же предложил ему полное соавторство, хозяин Белого дома, давно уже озабоченный практической утратой контроля над распространением ядерного оружия, раздумывал недолго. Все показалось ему не просто приемлемым, но и выгодным – для Америки, а значит, и для всего человечества – и лично для него, разумеется, тоже. Он вдруг убедился в том, что честолюбие в нем оказалось куда сильнее, чем он привык считать; хотя, конечно, всегда понимал, что люди, лишенные этого качества, не становятся президентами даже компаний, не говоря уже о государствах.

Сомнения пришли с другой стороны – и не сами по себе, но после серьезных разговоров с министром финансов и еще двумя советниками – с глазу на глаз с каждым, чтобы собеседник высказывал именно свои взгляды, а не присоединялся к мнению другого, более авторитетного, может быть, участника беседы.

И сомнения, и предостережения, высказанные двумя из трех, совпали полностью, третьим же – процентов на шестьдесят. Это заставляло серьезно задуматься.

Нет, ни один из троих не удивился самой идее: люди умные и информированные, они отлично понимали, что время решительных действий по устранению ядерной угрозы с третьей стороны (как это принято было называть) – время это подошло и готово постучать в дверь. Вот оно и постучало.

Однако опасность предстоящих действий для экономики страны (а значит, и всей планеты – это вслух не говорилось, но подразумевалось) существовала, и пренебрегать ею было бы преступлением.

Для того чтобы свести ее к минимуму, следовало ни в коем случае не допускать спада, который по своим последствиям мог бы оказаться ничуть не лучше, скорее даже хуже, чем ядерный террор со стороны двух-трех еще не умиротворенных преступных государств или организаций. Как-никак ядерный зонт у Штатов был, и от него откажутся в последнюю очередь – если вообще откажутся.

• Предыдущая
• 4/134
• Следующая