Не возвращайтесь по своим следам - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 3
- Предыдущая
- 3/39
- Следующая
А потом, спеша, чтобы Зернов не собрался с мыслями и не стал задавать вопросов, заговорили о другом.
– Ну, прекрасно, – сказал врач, – лежите, поправляйтесь. Я теперь, как вы и сами знаете, к вам приходить больше не стану, через месяц увидимся с вами у меня в поликлинике – вы тогда поймете наконец, что болеть у вас будет далеко не случайно, вы ведь из живущих по принципу «гром не грянет – мужик не перекрестится». Тогда мы и обнаружим у вас эту пакость, это самое новообразованьице. А уж дальше пойдут семечки: болеть будет все реже, и скоро вы вообще обо всем этом забудете.
– Вы так точно знаете все наперед?
– Это-то не фокус, – усмехнулся врач одними глазами. – Все знают все наперед, не я один. Это элементарно. Вот прошлого мы, к сожалению, в большинстве своем не помним. Не знаем, что было вчера. А завтра – оно открыто, никаких секретов в себе не таит… – И он взял сумку и направился мыть руки в ванную, где его уже ждала Наталья Васильевна с чистым полотенцем в руках.
– Погодите, доктор…
– Послушайте, – сказал врач строго, не поворачивая головы, – вы думаете, вы у меня один на повестке дня? Нимало-с. И я спешу. На наше счастье, у нас было время поговорить, но… Ничего, разберетесь как-нибудь сами. И поймете: это, в общем, прекрасно – когда будущее открыто взорам. И не только это. Для нас, медиков, это просто праздник души: больные-то все как один выздоравливают – раньше или позже, но непременно выздоравливают, разве не счастье? Да и во всем прочем: ничего не надо гадать, ни в чем – сомневаться, ибо все известно, все определено. События расчислены по годам и минутам на всю жизнь вперед. А вы не ломайте головы и делайте так, как оно делается. Не пытайтесь перехитрить жизнь. Думайте лучше о делах практических. Потому что вскорости вам на службу: через три дня, если хотите точно. Как только возникнет у вас возможность, выходите на улицу. Хотя что я говорю – выйдете, разумеется. Погода такая, что дома торчать просто грех. Двадцатое июня, самый свет.
Зернов полежал еще немного. Но после того как доктор уверенно обнадежил, больше не лежалось. И в самом деле, пустяки какие-то, наверное, а все уже вообразили черт знает что, и сам он, главное, поверил – и раскис… Зернов поднялся, пошатнувшись, – слаб он все-таки стал, ничего не скажешь, – натянул брошенный в ногах кровати халат, подошел к растворенному окну, из которого тянуло свежестью пополам с бензиновым перегаром: окна у Зерновых выходили на улицу. Надежно оперся о подоконник и стал смотреть. Была у него такая привычка. За окном стояла летняя теплынь, люди шли в пестром, легком, приятно было смотреть, в особенности на женщин, хотя с четвертого этажа много ли разглядишь. Подумав о женщинах, он сразу же вспомнил про Аду, воспоминание было странным: то ли подлинно воспоминание, то ли, напротив, предчувствие, а если предчувствие, то опять-таки непонятное: горькое и сладкое одновременно. Почему?.. Солнце ярко отражалось в окнах по ту сторону улицы, все как будто было нормально. И все же – ощущал он – какие-то странности возникли в жизни. Что-то непонятное. Хотя все вроде было – как всегда… Так уж и все? Вдруг Зернов понял, что его так смутило подсознательно: движение на проезжей части улицы шло по левой стороне. Как в Англии – ив Швеции тоже, или как там, в Швеции?.. Ну а у нас-то зачем? Сначала, поняв это, он испугался: то-то сейчас наломают дров! Но ничего не происходило, все ехали нормально, надежно – по левой стороне. Да, действительно, кому и зачем вдруг понадобилось – все менять? Или, может, заключили такое всемирное соглашение – к чему? Глупости какие-то… Вот что хуже всего, когда расхвораешься всерьез: лишаешься информации, газет не дают, и радио тоже он как-то не слушал в это время, не до того было… Ну а еще какие перемены? Зернов начал приглядываться ко всему, что было внизу, повнимательнее и заметил еще: игрушечный грузовичок, самый примитивный, ехал по тротуару задом наперед и на веревочке тащил за собой мальчика лет, может быть, трех, и мальчуган этот бежал за грузовичком, но бежал не лицом вперед, что было бы нормально: игрушка, конечно, заводная, и мальчик бежит за нею, чтобы не удрала, – но мальчик бежал пятясь, глядя назад – и бежал смело, и никто его не останавливал, чтобы предотвратить беду – конечно, Зернов и раньше знал, что люди, большинство, какими-то равнодушными ко всему стали, но чтобы до такой уж степени, чтобы даже ребенка не поберечь… Зернов хотел было высунуться из окна побольше, чтобы окликнуть мальчика, предупредить – но ни тело, ни губы почему-то не повиновались. «Ната!» – хотел он крикнуть, но губы снова не подчинились. Тогда Зернов отошел от окна, сел около телефона и хотел уже набрать номер Сергеева, бывший свой – но не набрал, а задумался вдруг еще над одной странностью, обнаружив ее на сей раз в себе самом.
Дело заключалось в том, что, задумав набрать номер, чтобы поговорить с Сергеевым, Зернов механически подготовил и первый вопрос: ну, что вы там без меня за три дня наворотили? Потому что вдруг как-то само собой вспомнилось, что он действительно только три дня как прервал из-за болезни работу, совершенно точно – три дня. Но одновременно было ему ясно и другое: что не три дня, а куда дольше лежит он, и в больнице был, и совсем плохо ему приходилось, без малого умирал – нет, тут не три дня, тут счет получался совсем другим. И это Зернов знал тоже не менее твердо, чем то, что три дня назад он был еще на работе, хотя чувствовал себя уже нехорошо. Подобная двойственность ощущений без явной возможности отдать предпочтение одному из них говорила о душевном, точнее – психическом заболевании, и Зернов испугался не на шутку. Тут трудно было сказать, что хуже: корчиться от проклятого новообразования, как порой деликатно называют рак, или загреметь в дурдом; второе даже хуже было, потому что, в отличие от рака, каким-то непостижимым образом пятнало репутацию человека, а у Зернова репутация была надежной, он ею гордился, и здравый смысл никогда еще его не подводил. Вот что заставило его, – думал он, – помешкать со звонком; на деле же просто время еще не пришло.
Но вот его правая рука сама собой, без всякого участия его воли, протянулась, сняла трубку и поднесла к уху. В трубке зачастили короткие гудочки, потом щелкнуло, и Зернов сказал:
– Привет!
– Ну, как ты? – спросил Сергеев на том конце провода.
– Знаешь, ничего. Наверное, ложная тревога. Но я не об этом хотел. Ты сильно занят?
– Умеренно, – сказал Сергеев. – Готовлюсь передать тебе дела. В таком же точно порядке, в каком они были, когда ты уходил.
– Ага… – неопределенно проговорил Зернов.
– Через три дня, как только выйдешь. – Что-то такое почудилось Зернову в голосе Сергеева: усмешка, что ли? – Что, еще одно непостижимое явление? Сидишь и никак не можешь разобраться?
– Похоже на то. Слушай, отложи-ка лучше дела и приезжай вот прямо сейчас ко мне. Ты, видимо, понимаешь, что происходит…
– Естественно, – откликнулся Сергеев. – Я побольше твоего живу на свете.
– Такого за тобой до сих пор не замечалось, – сказал Зернов, помнивший, что Сергеев был на восемь лет моложе.
– Просто у тебя календарь старый.
– Не знаю уж, какой календарь, но хочу, чтобы ты сейчас приехал и ввел меня в курс. Видимо, какие-то серьезные вещи тут происходили, пока я болел? Всякое лезет в голову, я этак даже спятить могу.
– Не бойся. Этого не случится.
– Вот свихнусь незамедлительно.
– Не получится. А приехать я сейчас не в состоянии.
– Ты скажи в дирекции, или главному редактору, или просто в редакции скажи, что я прошу…
– Да не в начальстве дело. Физически невозможно.
– Что-то стряслось? Так я и чувствовал…
– Нет, у нас тишь да гладь. Как и везде нынче: на Шипке все спокойно… – это было сказано с какой-то неожиданной горечью. – Но приехать не могу. Мы с тобой увидимся только через три дня, и не секундой раньше.
– Почему так?
– Потому что иначе природа не позволяет. Понимаю: тебе нехорошо при мысли, что эти три дня ты проживешь в неведении. Не тужи: мы все прошли через такое. К тому же за эти три дня ты до многого и сам дойдешь, догадаешься. А я потом только помогу тебе привести все в систему. Ты последи внимательно хотя бы за самим собой, очень полезно бывает…
- Предыдущая
- 3/39
- Следующая
