…И всяческая суета - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 47
- Предыдущая
- 47/48
- Следующая
После этого легкое волнение вокруг ванны улеглось, и взоры вновь обратились к телу.
Тело же не дышало и не жило.
А ведь не менее пяти минут прошло. Дальше же в мозге, лишенном притока кислорода, начинаются, как известно, необратимые изменения.
Все глаза перешли на Землянина, и взгляды начали медленно ввинчиваться в него.
Багровый то ли от усилий, то ли от стыда, а может быть, и по обеим причинам, он старался казаться спокойным.
– Ну, где же результат? – неприятным голосом поинтересовался Б. Ф. Строганов.
Землянин лишь развел руками.
– И как же вы оцениваете свои действия? – спросил Дом-кратьев.
Землянин пожал плечами:
– Техника сработала нормально. Но вот – души не хватило.
– То есть – чего?
– Души. Разве непонятно? Очень маленькой душа оказалась, да и выветрилась за прошедшие годы, истаяла. Вот на крысу ее хватило, крыса и ожила. А на человека оказалось мало.
– Значит, вы хотите сказать, что в этой крысе… душа… его?
– Так получается.
– И теперь она где-то здесь… в подвале?
– Покойный любил уединение. Ну все, – сказал Землянин, отошел к пульту, что-то нажал – и крышка стала медленно опускаться, накрывая ванну вместе с телом.
– Что вы собираетесь делать? – спросил кто-то.
– Растворить, что же еще? Попытка не удалась. Очень жаль.
Можно было ожидать, что сейчас посыплются упреки, угрозы… Но все присутствующие были людьми сдержанными и словами не бросались. Они просто повернулись и двинулись наверх. Захлопали дверцы машин. Приглушенно заурчали моторы.
Через полчаса во дворе снова было пусто и безмолвно. Землянин вышел из лаборатории. Во дворе к нему присоединился А. М. Бык, а еще через минуту – Федор Петрович.
– Вот так, – сказал А. М. Бык, – проходит слава мира. Знаете, всю жизнь я мечтал разбогатеть. И сейчас уже казалось – вот, вот. Так нет. – Он пожал плечами. – Не судьба.
– Лучше было бы вообще не браться, – сказал Федор Петрович. – Этого нам не простят. Пожалуй, пора мне сосредоточиться на моей основной работе.
– В чем же мы виноваты? – спросил Землянин.
– Кого это волнует? – спросил в свою очередь А. М. Бык. – Когда рушатся надежды, под их обломками гибнут люди – те, кто стоял ближе всего к надеждам. М-да. Знаете что? Пойду-ка я сейчас ко Льву Толстому, выпью со стариком водочки… Кто со мной?
– Я – пас, – сказал Федор Петрович поспешно. – У меня дела.
Он прислушался. По переулку ехала машина.
– Вот уже и за нами, – сказал Федор Петрович вполголоса. – Меня здесь нет, и где я – вы не знаете. Всего!
И он исчез так же бесследно, как крыса полчаса назад.
Машина действительно въехала во двор. То была черная «Волга». Из нее вылез молодой человек и подошел к Землянину.
– Мне приказано забрать у вас запись, – сказал он деловито.
– Какую? Его?
– Другие нас не интересуют.
Землянин чуть заметно усмехнулся.
– Думаете, она вам пригодится?
– Вы выдадите добровольно? – спросил молодой человек.
– Да ради Бога! – сказал Землянин. – Идемте со мной.
Они оба спустились.
– Интересно, – сказал Землянин через несколько минут безуспешных поисков. – Вот же сюда она была заложена, вот даже обрывок остался под валиком…
Они проискали еще полчаса. Потом молодой человек сказал:
– Советую найти. У вас могут быть крупные неприятности.
Кивнув на прощание, он сел в машину и уехал.
– Жулье увело, – сказал А. М. Бык. – Мафиози. Они на ней еще заработают, будьте спокойны. Так как насчет выпить водки? Как говорится, на росстанях?
– Вы тоже уйдете?
– Все мы уйдем. Думаете, нам после этого дадут жить?
– Куда же? – спросил Землянин.
– Мир велик, – задумчиво ответил А. М. Бык. – Так идете?
– Раз мир велик, то пошли, – сказал Землянин. – Сеня! Сеня!
Отклика не прозвучало.
XX
Буквально на следующий день после описанных выше событий автору настоящего повествования пришлось уехать из Москвы по делам, никакого отношения к Землянину не имеющим. Поездка затянулась, и только через два месяца мы смогли навестить места, где происходило все, описанное на предыдущих страницах.
Едва сойдя с троллейбуса, мы уже встретили знакомого. Лев Толстой, поскрипывая протезом, медленно шагал, отягощенный хозяйственной сумкой, в которой краснели пачки пельменей. Мы радостно с ним поздоровались.
– Ну, что у вас тут нового? – поспешили мы спросить.
Лев Израилевич махнул рукой.
– Кто знает, что ново и что – нет? – ответил он неопределенно. – Царь Соломон говорил по этому поводу, что…
Но нас терзало нетерпение.
– Как Землянин? Работает? Успешно?
Лев Толстой переложил сумку в другую руку, чтобы удобнее было жестикулировать.
– Так вот, – сказал он. – Если вы войдете в этот переулок, что вы увидите?
– Наверное, дома, машины…
– Нет. Вы увидите забор. Что за ним, вы не увидите, потому что он высокий и без щелей, и вход совсем с другой стороны. Но я вам скажу, что там. Развалины.
– Постойте, постойте. Это что же – там, где был кооператив?
– Ну а я вам что говорю? Он был, да. Но он сгорел. Дотла. На следующий же день после… ну, вы понимаете, о чем я говорю. Потом поставили забор, чтобы было прилично, а сейчас уже расчищают, тут собираются строить что-то большое.
– Отчего же возник пожар?
– Я знаю? Никто не знает, кроме тех, кто знает – но они об этом в газетах не пишут. Сгорел – и все. Его тушили, приехало много пожарных, но они, по-моему, немного опоздали. Хотя на часы я не смотрел, и вообще была ночь…
– А сейчас строит кто: кооператив?
– Кооператив? – переспросил Толстой и пожевал губами. – А кого вы, собственно, имеете в виду? Тот, старый? Так его нет.
– Куда же девался Землянин?
– Откуда я знаю? Я не был так уж близко знаком с ним. Говорят – уехал. Секретность вроде бы у него кончилась… Во всяком случае там, где он жил, теперь совсем другие люди. Они его даже не знали. Квартиру получили через жилотдел.
– Куда же он уехал?
– Одни говорят – в Германию, другие – в Израиль, третьи – в Америку, четвертые – куда-то под Норильск… Какая разница? Уехал. И Бык тоже исчез. Может быть, тоже уехал в другую страну. Или в другой город. Может быть, где-нибудь он все-таки разбогатеет? Дай ему Бог. Он хороший человек. – Тут Лев Толстой как-то опасливо огляделся. – И знаете что? Люди, которых он воскрешал, тоже… Их как-то не видно. Люди болтают всякое. Что он их делал из наших скверных материалов, и все они оказались недолговечными. Хотя я в это не верю: ну а все мы из чего сделаны? Из импорта? Едим импорт? Дышим импортом? И все же живы… Я думаю, что они просто ходят по другим улицам. Мне ведь ходить трудно, я только до гастронома и обратно, а так – сижу дома и ставлю набойки и рубчики… У нас старую обувь теперь уже больше не выбрасывают, как привыкли одно время, а отдают снова в починку. Нет, сапожнику еще можно жить.
– Значит, о кооперативе больше ничего не говорят?
– Вы же знаете, в какие мы живем времена: каждый день что-нибудь новое, а о том, что было вчера, позавчера, завтра уже и не вспомнят. Сейчас о чем говорят? Где давали масло, где – колбасу по два двадцать… Нет, тогда, конечно, говорили… Например, что в одном учреждении, не стану говорить, в каком именно, поставили такие же аппараты, или те же самые… Потому что, видите ли, перед пожаром кооператив же ограбили – разве я не сказал? Годы, склероз. Я думал, что сказал. Да, вывезли все, прямо среди бела дня. Ну да, так вот, эти машины поставили и пробовали-таки воскресить этого… да. И как будто даже не один раз пробовали… Но ничего так и не получилось. Хотя эта девочка, помните, которую Землянин обучал…
– Конечно, помним! Что же она?
– Она, говорят, больше всех там старалась. Такая видная, знаете, стала, вся в погонах, в пуговицах… Но, видно, плохо училась, или не хватает у нее каких-то способностей.
– Вот как. А мы подумали, что она уехала с Земляниным…
- Предыдущая
- 47/48
- Следующая
