Беглецы из ниоткуда - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/100
- Следующая
Так или иначе – вместо того, чтобы выполнять свои обязанности, инженер, не вставая, медленно, с некоторой натугой стал вдруг думать о вещах, которые никогда раньше не приходили ему в голову, и переживать чувства, каких до сей поры не ощущал.
Он вдруг почувствовал, что обижен – до самой глубины души.
Обижен тем, что вот уже почти два десятка лет он был, по сути дела, единственным на корабле (или на планете, называть это можно, как угодно), кто работал, занимался серьезным делом – в то время как остальные – если называть вещи своими именами – просто-напросто бездельничали, валяли дурака. Плодили детей и копались в собственных переживаниях, или же играли в государство, или в науку. Теперь вот уже – наконец-то дошло до него – целых два государства существовали в пределах «Кита»: каждое с мушиный следок величиной. Он узнал об этом случайно – в очередной раз проходя коридором туристического модуля, когда работал с оборудованием тамошнего запасного выхода. Еще тогда ему пришло в голову и то, что заодно следовало бы проверить все корабельные сети – компьютерную и внутренней связи. По корабельному расписанию это входило в обязанности штурмана; однако инженер давно понял, что на Лугового рассчитывать всерьез не приходится: жена его занималась какими-то божественными проблемами, а штурман находился у нее на подхвате. Так что все, имевшее отношение к связи, инженер собирался тоже принять на себя, – но не сейчас, конечно, а после того, как приведет в порядок всю собственно инженерную систему.
Ему, откровенно говоря, наплевать было на то – сколько там государств, чем их жители занимаются и каким образом молятся. Бог все равно был один для всех, а здесь, на корабле, все зависело не от кого иного, как от инженера Рудика: повыключает он один, другой, третий аппарат, вырубит синтезатор – и кончатся все их игры вместе с ними самими. Нет, Рудик, понятное дело, ничего подобного делать не собирался; однако знал, что на деле этот мирок целиком и полностью находится в его руках.
Однако никто другой (в этом-то и была обида!) о таких материях и не задумывался. Все вели себя так, словно никакого инженера Рудика на свете не существовало. Якобы все происходило само собой. А инженер являлся просто деталью механизма – за номером триста шесть тысяч девятьсот двадцать два по корабельной номенклатуре.
А ведь он мог – захоти только – выдвинуть свою кандидатуру в Судьи. И, как миленькие, избрали бы – стоило только растолковать, что это он здесь на самом деле главный. Но он не хотел. Потому что быть Судьей тут, где судить некого и не за что, мог всякий. А вот содержать корабль в порядке, все триста с лишним тысяч деталей, под силу только ему.
Не то чтобы ему нужны были какие-то почести и все такое прочее. Чихать он на такое хотел. Но все же. Все же!
Вот, например: семнадцать дней рождения прошло у Рудика за время бултыхания в пространстве. Из них первый отметили более или менее традиционно: втроем, всем экипажем. Потом еще два раза поздравлял Устюг – первый раз посидели вдвоем, во второй он просто позвонил. А дальше – все окончательно забыли.
Навряд ли ему так уж не хватало общества. Рудик и по характеру был одиночкой. Но уважение ему полагалось. А раз так – вынь да положь. Никто, однако же, не спешил.
Всем, выходит, было до него – как до лампочки.
А коли так – то и ему до них то же самое.
Вот он и не спешил сейчас – выпрыгнуть из постели, вспоминать, записывать, напрягать мозг – выяснять, что же он может на самом деле сделать, чтобы выручить всех тех, кого – как вдруг понял он с удивлением – он давно уже не уважал, пусть и бессознательно.
И потому еще, может, он не спешил откинуть одеяло, что именно сегодня был – уже начался – очередной день его рождения. И не какой-нибудь, а круглый. Пятидесятый.
И, наверное, если подумать – сегодня ему следовало вовсе не готовиться к выходу на поверхность корабля, а спокойно посидеть в собственном обществе. Выпить чайку. А может, и не только. Послушать музыку. Вспомнить то-се из прошедшего. И кое-кого тоже вспомнить. За полсотни лет, хочешь – не хочешь, накапливается всякого.
Но такая перспектива его почему-то не обрадовала. Наоборот, Рудик даже нахмурился.
А ведь придется все-таки встать. Вряд ли, конечно, он сможет придумать уже что-то серьезное сегодня, но оставлять приснившееся совершенно без внимания никак нельзя. Хотя, конечно, если подумать, интересный сон можно принять за подарок к юбилею.
Впрочем, во сны веришь по-настоящему только пока спишь. А проснувшись – сразу же начинаешь сомневаться.
Нет, вставать надо. Не проводить же весь день в постели!
Рудик хотел было встать. И не смог.
С удивлением – прежде всего именно с удивлением – он почувствовал, что тело отказалось ему повиноваться. И то была не просто слабость.
Как-то непривычно оповестило о себе сердце. Ноющая боль возникла, ушла в левую руку и растаяла, хотя и не сразу, где-то вроде бы в безымянном пальце.
Ничего себе, подарочек! Это уже была не обида, а дело серьезное.
Рудик напрягся. И все-таки встал. Придерживаясь за спинку койки, постоял, стараясь дышать медленно-медленно и неглубоко, чтобы боль не ударила во второй раз.
«Это не подарок, – подумал он. – Это повестка».
Позвонить врачу? Зое?
Делать это ему не хотелось. Он всю жизнь не любил врачей – потому, наверное, что из них состояли медицинские комиссии, дававшие медвизу на работу в пространстве; комиссий побаивались и люди совершенно здоровые, такие, к примеру, каким был и он сам – до этих минут.
Пока он размышлял, сердце стало успокаиваться. Он вдохнул поглубже; ничего страшного. Вроде бы пронесло. Врач не нужен.
Инженер принялся одеваться – без особой торопливости.
Скорее всего так оно и есть: случайный сбой. Уже пронесло.
Врач не нужен, нет. А вот сменщик нужен.
Впервые за все годы – за все пятьдесят – Рудик не то чтобы понял, но как-то проникновенно почувствовал, что и он ведь умрет. Нет, не сейчас, не сегодня, конечно, еще много лет, даст Бог, проживет. Но тем не менее от такой судьбы ему не уйти – как и никому другому.
А вот корабль его переживет. Странно, конечно: неживые создания человека более долговечны и чем он сам, и чем его живые порождения – дети. Которых на борту уже много. Сколько именно – он сейчас точно не помнил.
Корабль останется, и они останутся. А кто же будет, когда Рудика не станет, ухаживать за кораблем, жить кораблем, чтобы обеспечивать благополучную жизнь всех остальных?
Надо такого человека найти. И научить. Это дело долгое. Так что начинать нужно немедля. Раз уж повестка получена. Врачу можно врать, но самому-то себе – какой смысл?
Нужен ученик. И, естественно, – из молодых. Чтобы его хватило надолго. На все их поколение. А когда и они войдут в такой возраст…
Ну, то будут уже их проблемы. И сами они решат, как с ними справиться.
Значит – надо идти к молодым и, объяснив ситуацию, подобрать себе ученика покрепче. Такого парнишку, чтобы и голова была на месте, и руки тем концом приделаны, каким следует.
Рудик оделся не как обычно, а по всей форме; дело предстояло серьезное, и готовиться к нему нужно было именно таким образом.
Лишь наведя на себя полный марафет, спохватился: господи, а время-то! Раннее утро! Ничего себе – нашел время ходить по гостям. Хотя бы и по серьезному делу. Но ведь не на секунды пока что шел счет, верно ведь?
Он покачал головой, усмехнулся медленности своего соображения. Да, до конфуза недолго оставалось. Для развлечения поставил чайник. Вынул из шкафчика свою вечную кружку и вазочку с печеньем – так, для баловства и успокоения нервов.
Но тут постучали, и он механически, не успев даже удивиться, крикнул:
– Да!
И дверь отворилась.
- Предыдущая
- 17/100
- Следующая
