Я – инквизитор - Мазин Александр Владимирович - Страница 53

• Предыдущая
• 53/83
• Следующая

– Все правильно,– сказал отец Серафим, но с видом укусившего лимон.– Масштаб крутой взял, вот что плохо. Слыхал, хозяин «Прима-груз» тебе крупное вспомоществование пообещал?

– Верно,– подтвердил Игорь Саввич.– Только не мне – общине. Обещал две палаты для детей-сердечников оборудовать. И весь младший персонал на содержание взять сроком на год.

– Это какая же сумма?

– Не мое дело! – отрезал Потмаков.– И не твое!

– Есть мнение,– глядя в сторону, произнес отец Серафим,– что деньги эти лучше бы пожертвовать Церкви непосредственно.

– А я, значит, уже не Церковь? – едко осведомился отец Егорий.

– Ну, в определенном смысле,– разглядывая толстенькие пальцы,– не совсем. Ты миру себя являешь не как священнослужитель. По форме,– быстро уточнил отец Серафим, опасаясь, что собеседник его вспылит.– Я понимаю, что тебе разрешено не носить монашескую одежду…

– Нет, постой! – перебил отец Егорий.– Не разрешено мне, а указано! Указано! Тобой! А мне ряса не жмет! Ты с больного на здорового не вали! Разрешено! Ныне ж, сегодня ж к вечерне облачусь и так же впредь ходить буду. Как по сану положено!

– Ну вот, ты уже и обиделся! – сказал отец Серафим.– Я всего лишь сказал: есть мнение. Я же не сказал – прекрати! И, более того, объяснили там, наверху,– он сделал неопределенный жест,– что деятельность твоя необходима. В целях главной твоей миссии. Вот только результаты твоей работы внешней зримы и внушительны, а главной до вчерашнего дня и вовсе не было.

– Есть мнение,– язвительно произнес отец Егорий,– что православие намного древнее христианства. И мнение сие высказано публично.

– Должен тебе сказать,– возразил отец Серафим, обрадованный, что собеседник его успокаивается,– что мнение сие, хоть и заведомо ложное, может и пользу принести. Может, для русского человека православие и впрямь подревней и поважней христианства будет. В определенном смысле.

– Это кто же так решил? – поинтересовался отец Егорий. И не дав собеседнику ответить: – А то, может, давай сразу и молитвы переиначим? Что ж это мы по дурости к Христу взываем? Ниспошли нам благодать, батюшка Серафим, во имя владык и святых спонсоров!

– Кощунствуешь!

– Я?! Я кощунствую?

– Все,– спокойно, поднимая руки, произнес отец Серафим.– Не подобает нам с тобой склочничать, как торговкам на рынке. Грех это.

– Да,– опомнившись, согласился отец Егорий.– Не подобает. Прости, Господи! Прости и ты, брат! А я милостыню творил и творить буду! Может, зачтет мне Бог, когда за тайные дела ответ держать стану!

– Не злые же дела! – возразил отец Серафим.– Для Бога и они!

– Силой на силу – не по-христиански это! – сказал Игорь Саввич.– По-христиански же – милосердием гнев человеческий умерять!

– Милосердие да непротивление для сильного хорошо! – возразил отец Серафим.– У слабого же непротивление трусостью называется! Вот наберем силу, тогда сможем и без насилия веру укреплять! Не я один так думаю. И ты вроде бы со мной согласен был?

– Да не с этим же я согласен! Двойной грех: свой недуг на иного, менее крепкого, перекладывать! Вот что я думаю!

– Думай что хочешь,– сказал отец Серафим.– Только от дела не отступись!

– Не отступлюсь!

«Нет больше любви, если кто душу положи за други своя!» – напомнил себе отец Егорий. А вслух сказал:

– Адрес-то дай ведьмин. Домой поеду. Пятый час уже.

До Всеволожска ехали больше часа. Минут сорок пять – по городу, в машинной толкотне, в бесконечных объездах и переездах. Когда же выехали на Дорогу жизни, Петя дал волю мотору, и неказистая на вид «Волга», взревев, принялась пожирать километры не хуже «мерседеса». К сожалению, ни шины «Пирелли», ни могучий движок, ни дисковые тормоза не заменят настоящей фирменной подвески. На гладкой (для России), только что заасфальтированной дороге пассажиров мотало, как пьяного в грузовике. К счастью, километров этих до Всеволожска было всего ничего.

Притормозив у перекрестка, Петя развернул карту, показал отцу Егорию:

– Ваша вот эта, средняя девятиэтажка. Подвезти или пешком пройдетесь, как обычно?

– Пешочком,– сказал отец Егорий.– А то эдак и ходить скоро разучимся.

Петя улыбнулся, Ласковин – нет. Он предпочел бы проехать до нужного подъезда, а не брести по обледеневшим колдобинам под холоднющим ветром.

– Я вас там подожду,– сказал Сарычев, указывая вперед.– У забегаловки. А то, может, к дому подъехать? – И подмигнул Андрею.

Ласковин с Петром неплохо сошлись. Настолько неплохо, что Сарычев предложил походить с ним в закрытый для простых смертных тир и, обнаружив, что стреляет Андрей, как старушка пукает, взялся за его обучение. Взамен Ласковин показал Пете парочку простых, но эффективных айкидошных захватов-бросков и починил японскую магнитолу. Оба «телохранителя» отца Егория прониклись друг к другу уважением. Хотя при первой встрече взаимной симпатии не испытали.

– Не надо,– отказался отец Егорий.– Жди, где сказал.

Андрей и его духовный наставник выбрались наружу. Ветер, обрадовавшись, тут же выпалил в них зарядом колючего снега.

Скользя по обледеневшей глине, отец Егорий и Ласковин спустились вниз, к гаражам, обогнули их, преодолели настоящую заградительную полосу из строительного мусора, вставшей дыбом грязи и пересекающихся канав с гладкими, как стекло, склонами. Наконец им удалось «прорваться» на более-менее сносную дорожку. Хрустя замерзшими лужами, Ласковин и Игорь Саввич припустили к трем стоящим одна рядом с другой девятиэтажкам.

– Что мы о ней знаем? – спросил Андрей, отворачивая лицо от режущего ветра. Ветер немедленно впился ему в ухо. Андрей позавидовал отцу Егорию, чья грива была не хуже меховой шапки.

– Мало,– ответил Игорь Саввич.– Мало знаем. Знаем, что ведьма: то ли лечит, то ли калечит; знаем, что не старая. Вот и все. Адрес еще знаем.

– Плохо, что женщина,– заметил Андрей.– Мужика можно и припугнуть, а женщину… неудобно.

– Ведьма – не женщина,– буркнул отец Егорий. И замолчал. Верно, вампира вспомнил.

Андрей подставил ветру другое ухо. В этом городке он никогда не был. Но, с поправкой на погоду, ему здесь нравилось.

«Летом хорошо,– подумал с легкой завистью.– Лес – рукой подать. Озера…» – Он видел их на Петиной карте.

Дошли наконец. На четвертый этаж поднялись пешком. Отец Егорий лифты презирал.

Хозяйка, как заметил Ласковин, некоторое время изучала их через глазок, потом решила впустить.

– Милости прошу,– сказала «ведьма», открывши и отступая в сторону, к большому, на полприхожей, шкафу с зеркалом. У нее было контральто, но не звучное, а тихое, глуховатое, словно связки берегла.

– Тапочки…

– Мы так,– отказался Игорь Саввич, обследуя хозяйкино лицо «судейским» взглядом.

Он сказал Ласковину не все, что знал. Не сказал, что ведьму зовут Антониной, что живет она одна, но мужчин отнюдь не избегает. И при этом ухитряется не иметь дурной репутации.

Ласковин оглядел прихожую: ничего особенного, дом как дом. У Сигизмунда было поинтересней.

Комната, куда их пригласила хозяйка, тоже ничем особым не отличалась. Разве что лампадой, горящей под иконой Богоматери. Ноздри отца Егория зашевелились, словно бы он принюхивался. Икона сама по себе ни о чем не говорила. Вернее, говорила или за, или против. А пахло в квартире приятно. В комнате было еще две двери: одна на лоджию, вторая, видимо, в соседнюю комнату. На этой двери была наклеена большая и очень хорошего качества фотография горящего семисвечника.

Кресла были покрыты светло-розовыми чехлами. Андрей сел в то, что у окна. Отец Егорий садиться не стал, прохаживался между застеленным скатертью столом и сервантом, время от времени бросая хищные взгляды на закрытую дверь. Хозяйка сразу же ушла на кухню. Может, готовила что-то или просто давала гостям время осмотреться?

Отец Егорий остановился у образа, потрогал пальцем оклад.

– Ишь ты, серебро,– пробормотал он.

• Предыдущая
• 53/83
• Следующая