Я – инквизитор - Мазин Александр Владимирович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/83
• Следующая

– Ты не справляешься с работой, Крепленый,– сказал Антон Гришавин, сорокатрехлетний, с заметным животиком мужчина среднего роста. Его короткие мускулистые руки с поросшими рыжим пухом пальцами лежали на столе. Пальцы эти непрестанно двигались, выдавая характер «пахана» лучше, чем одутловатое малоподвижное лицо.

– Человек, который не справляется с работой,– без выражения произнес Гришавин,– такой человек нам не нужен!

Крепленый смотрел на лидера «тобольцев» с ненавистью и презрением, но был не настолько глуп, чтобы открыто бросить ему вызов.

– Я сделал как надо,– буркнул он, глядя не на лицо Гришавина, а на его руки.– Я размажу придурка!

– Тот, кто хочет работать,– словно и не слыша реплики Крепленого, наставительно продолжал Гришавин,– тот находит возможности. Тот, кто не хочет,– находит причину! – Он сплел волосатые сосиски пальцев, уперся локтями в стол и поглядел на отводящего глаза Крепленого.– Ты уже нашел причину, Крепленый?

Собственно, Гришавин не был настоящим «паханом». Он даже в тюрьме не сидел, если не считать месяца, когда он на «особых условиях» пребывал под следствием. Два года назад Гришавин был даже не вторым, а четвертым в иерархии группировки. Отвечал за внешние «связи». Но когда «первый» (не без помощи конкурирующих структур) был осужден на девять лет за разбой, Гришавин как-то незаметно выдвинулся вперед. И особенно укрепился, когда после разборки двух больших группировок в Питере осталась без места целая свора бойцов. Гришавин укрыл их, а заодно ухитрился прибрать несколько жирных кусков развалившейся «империи».

А затем, пользуясь прежними «производственными» связями, с небывалой легкостью начал брать под «крышу» одну богатую фирму за другой. А на вырученные деньги покупал людей: «власть» и «солдат». Причем в выборе последних упирал не на криминальный контингент, а на тех, кто имел практический опыт боевых действий. Когда кое-кто решил, что «тобольцы» жиреют не по чину, прижать Гришавина было уже довольно трудно. Он содержал больше трехсот «стволов» и несколько «оборотней» в государственных службах. Попытка взорвать банду изнутри привела к жестокой разборке между авторитетами прежнего пахана и сторонниками нового.

И показательной расправе над первыми. Изобретательность, проявленная в выборе способов убийства личным телохранителем Гришавина Берестовым, впечатлила всех. Крепленый в этой разборке уцелел. Потому что держался в стороне. У него была своя «вотчина», выделенная еще прежним паханом, свои кореша и крепкие связи в воровском мире. Трогать его без веской причины было для Гришавина нежелательно. Кроме того, деньги от Крепленого шли хорошие, а новый лидер выбирал людей не по кровным и кровавым связям, а по деловым качествам. Но любил Гришавин Крепленого не больше, чем прежнего пахана, который почему-то никак не мог выбраться из зоны. А ведь планировалось, что он будет освобожден через год с небольшим.

Гришавин не считал себя бандитом. Он ощущал себя бизнесменом. Причем прогрессивным бизнесменом. Хотя еще десять лет назад истово обличал капитализм. Единственное, о чем он заботился в подборе людей (кроме денежной стороны, разумеется),– это чтоб никто из них не приобрел опасного веса в банде. Обычно держал при себе троих-четверых, стравливая между собой… и примиряя по-отечески.

Крепленый, далеко не дурак, понимал, что к чему, но когда речь заходила о «приближенных» Гришавина, свирепея, цедил: «С-суки!..» – и держался от них подальше. У него свой район, свои «точки», и люди тоже в основном свои.

Ласковина Крепленый возненавидел всем нутром. За пинок в грудь, за разгром, за то, что стянул его пистолет, за то, что вот сейчас сидит он, Крепленый, сидит и, потея, оправдывается перед тем, кто зоны не нюхал, а пролез в авторитеты. И все это из-за паршивого придурка! Была б его воля – поднял бы всю банду: «быков», ментов – всех, не считаясь с расходами,– затравил бы гаденыша и кровь поганую по капельке выцедил! (При мысли о том, что он сделает со Спортсменом, когда тот окажется у него в руках, Крепленый бледнел и глотал слюну). Придурка надо поймать, не считаясь с расходами!

В том-то и дело, что с расходами следовало считаться. Гришавин Крепленому объяснил популярно, в какие суммы обходится крепленовская «халатность-некомпетентность». Фактические убытки, убытки от нарушения «режима». Отчитал даже за прибор ночного видения, взятый у вояк в счет прошлых услуг. Потому что прибор – тьфу! Баловство. А расчет совершен.

«Всякие разборки – потеря денег! – говорил Гришавин.– Всякое насилие сверх необходимого – убыток!»

Крепленому Гришавин напоминал калькулятор: выгодно – сделают из человека жареный фарш, невыгодно – пусть гуляет!

– Если мы его не прищучим,– сказал Крепленый,– потеряем авторитет. Его и Коня. И сначала Коня, не хер ему своих людей распускать! Другим тоже урок будет!

– Коня трогать нельзя! – наставительно произнес Гришавин.– Конь – существо полезное. И под присмотром. Под моим присмотром. А авторитет ты уже потерял… – Гришавин выдержал паузу: ляпнет что-нибудь воровайка в свое оправдание? Не ляпнул. Смолчал.

– Даю тебе три дня,– строго произнес бывший партийный работник.– Через три дня ты этого молодца, Спортсмена, доставишь мне. Живым, понял? Я должен точно знать: Спортсмен этот сам по себе прыгает или на чьей-то веревочке!

– Сам он! Сам! Свободой клянусь! – воскликнул Крепленый.

– Ты,– тем же ровным голосом отвечал Гришавин,– так думаешь. А мне не думать, а знать надо. Я за вас всех отвечаю, понял? Ты, я знаю, ментов подключил своих?

– Угу,– кивнул Крепленый – Пусть пайку отрабатывают!

– Отключи,– распорядился лидер.– Сам должен управиться! Говорил же – авторитет роняем! – И жестко: – Да, роняем! Потому возьмешь его и привезешь ко мне. Я решу, как авторитет этот снова поднять! Три дня, Крепленый!

– Да как я его найду без ментов! – взвился тот.– Четыре миллиона народу!

– Он тебя нашел,– напомнил Гришавин.—

И ты его… нашел. И просрал! Людей подбирать не умеешь! Распустил кадры! Пьют, пыхают, девочек наших совсем загоняли. А девочкам – работать. Им клиентов обслуживать, а не твоих мудозвонов! Распустил! Один фраерок двадцать твоих киздюков отметелил! Знаешь почему? Потому что все вы после семи бухие в жопу!

– Я трезвый был,– буркнул Крепленый, прикидывая, кто мог настучать. Да любой мог, еш его так!

– Молчи! – рыкнул Гришавин, наливаясь краской.– Бухие – все! А «ствол» он у тебя забрал!

«Ну, сука,– тоже багровея, подумал Крепленый.– Поймаю – собственные яйца сожрать заставлю! Как опозорил, сука!»

– Херня это,– подал голос телохранитель лидера Берестов. Вроде бы вступился, а по смыслу… – Херня это! Ему самому руками махать не требуется. На то люди попроще есть!

– Вот-вот,– проворчал Гришавин.– Вот их-то он и просрал!

«Опустить хотят,– мелькнуло в голове Крепленого.– Спортсмена просрал, бойцов проорал… снять Крепленого с места! Хрен вам в глотку! – злобно подумал он.– Довыеживаетесь! Соберем сходняк…»

– Все, Крепленый,– сказал Гришавин, буравя его глазками.– Три дня тебе. И учти: если этот Рэмбо, Спортсмен, пойдет на контакт – а он пойдет, нутром чую, просто так этакие дела не делают,– смотри не спугни!

– Не спугну,– обещающе процедил Крепленый.– Во сне его вижу, падлу! Я его…

– И не вздумай! – отчеканил Гришавин.– Он мне живой нужен, а не полудохлый!

– Ты что ж, спустишь ему? – как ни старался Крепленый, а прозвучало угрозой.

– Мудак,– сказал лидер, оборачиваясь к Берестову.– Просто полный мудак! Я, Крепленый, сам решу, что с ним делать. Может, убью, а может… куплю! Иди, Крепленый, работай! Берестов, проводи!

Берестов, бывший боевой офицер,– Афган, Молдова, Кавказ – смотрит на бывшего кидалу, бывшего зэка Крепленого, как солдат на гниду. «Скомандуй, командир, и я сам тебе этого Спортсмена на блюде преподнесу. Хоть целого, хоть в виде рагу. А лучше этого, зэчишку! Скомандуй!»

• Предыдущая
• 24/83
• Следующая