Чистильщик - Мазин Александр Владимирович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/103
• Следующая

– Слушай, земеля,– сказал Васильев,– надоело мне с тобой в телефон доверия играть. Попозже поговорим. С Костромой.

И положил трубку. Кураж – главное в любом блефе.

Могучая японская машина с густо тонированными стеклами. Стальной швеллер перед радиатором – лучшее приспособление для игры в автомобильные пятнашки. Реальная тачка для реальных людей.

Васильев небрежно постучал пальцем в черное стекло. Дверь распахнулась.

– Залазь!

– Куда едем?

– Увидишь!

Черноволосый бугай с пулевидной головенкой.

– За город?

– Залазь, сказано! – В качестве дополнительного аргумента выступил короткоствольный револьвер.

Васильев засмеялся, небрежно отодвинул ствол.

– Мне велено узнать, куда едем. Примерно.

Бугай растерялся. Стрелять его не уполномочивали.

Выругавшись, он спрятал револьвер и полез из машины.

– Счас я те растолкую промеж глаз! – посулил он.

Васильев дождался, пока одна нога бугая коснулась асфальта, затем толкнул его в грудь. Плавно, но с импульсом, как учили. Бугай плюхнулся обратно.

– Давай не будем цирк устраивать,– миролюбиво произнес Васильев.– Мне велели, я спросил. Какие проблемы?

– На Ржевку поедем,– вмешался водитель. Такой же бугай, но белесый. Финн? – Есть возражения?

– Вроде нет,– Васильев дважды энергично мотнул головой.

– Тогда садись.

Валерий опустился на переднее сиденье, машинально поискал ремень…

– Не смеши,– сказал белесый и широко развернулся, выскочив на тротуар. Какая-то бабенка порскнула из-под колес, заругалась. Белесый ухмыльнулся.

На заднем сиденье сердито сопел пулеголовый. Васильев будто «слышал», как в куцых мозгах шевелится мыслишка: а не треснуть ли наглого фраера по макушке?

Джип, игнорируя правила, выскочил на Невский, попер через «желтый» светофор на восьмидесяти к Восстания, мимо вокзала, завернул на Суворовский, абсолютно не обращая внимания на прочие автомашины. Широкие протекторы подминали жеваный подмороженный асфальт, на поворотах Васильева вжимало в дверь или бросало на водителя с такой силой, что приходилось хвататься за скобу. Подвеска у внедорожника оказалась сущее говно. На развязке у Лавры джип, наконец, привлек внимание гаишника, или, как нынче модно стало говорить «гиббона». Водила резко ударил по тормозам и тут же подал назад, едва не сшиб инспектора, вывернул в каком-то сантиметре. Толстый важный «гиббон» даже не попытался увернуться, так и застыл с открытым ртом. Затененное стекло опустилось, из окошка высунулась лапа с зеленой бумажкой. Инспектор мгновенно ожил, хапнул баксы и той же вальяжной походочкой двинул к перекрестку, а джип прыгнул вперед, беззастенчиво подрезав сразу две машины и едва не зацепив третью. Васильев представил, какой мат несется им вслед.

Пулеголовый наконец принял решение: не бить.

– Касик, а чё музыки нет? – осведомился он.

Водитель врубил «Русский шансон».

Доехали с ветерком. Васильев радовался, что удалось сообщить ребятишкам адрес. Угнаться за джипом мог бы разве что Петренко.

Дом на улице Коммуны, двухэтажный особонячок-новострой напротив пустыря, без архитектурных излишеств, если не считать видеокамер над входом и раздвижных прозрачных дверей. Последние наверняка из усиленного стекла. Под домом имелся гараж, но джип припарковался попросту, на стоянке. Валерий заметил, что один их стояночных охранников тут же достал телефон. Доложил, вероятно, что привезли нехорошего человека.

– Вылазь,– скомандовал пулеголовый.

На собственной территории он почувствовал себя значительно увереннее.

Когда Васильев выбрался из машины, пулеголовый тут же выскочил следом и быстренько Валерия обшмонал, обнаружил «перцовый» баллончик, очень развеселился. Сообщил Васильеву, что такую херню он перед обедом для аппетита нюхает, вознамерился продемонстрировать (Васильев даже дышать перестал), но белесый водила сказал:

– Кончай херню пороть. Отдай ему вонючку и пошли.

– Ты только смотри не нажми случаем,– предупредил пулеголовый, возвращая Васильеву баллончик.– Не то мы, бля, все от смеха обоссымся.

– Случаем не нажму,– пообещал Валерий и, конвоируемый верзилами, прошел сквозь стеклянные, угодливо раздвинувшиеся двери.

Кабинет выглядел бы значительно лучше, если бы не кафельный пол и привинченное к полу деревянное, крайне неудобное кресло, словно позаимствованное из подвалов испанской инквизиции. А может, и не «словно», а и вправду, поскольку было оно сантиметров на десять ниже, чем нужно человеку среднего роста. В подлокотники были вделаны стальные наручники, но Васильева от пристегивания избавили. Скорее всего – временно. Усадив «гостя», белесый и пулеголовый разместились за его спиной. Пулеголовый громко сопел и шмыгал носом, видно, насморком мучился.

Ждать пришлось недолго. Буквально через пару минут появился плотного телосложения субъект с шеей неохватного объема. Из борцов, должно быть.

– Ну,– с ходу осведомился субъект,– где товар?

– Где Кострома? – задал встречный вопрос Васильев.

Пулеголовый за спиной перестал сопеть, напрягся. Это было неприятно.

– Я Кострома,– буркнул субъект.

Васильев собрался с духом и выдавил холодную улыбку:

– Не надо меня парить,– произнес он.– Я Кострому знаю.

Сработало. Вместо того, чтобы схлопотать по затылку, Васильев получил вполне удовлетворительный ответ.

– Подождешь.

– Подожду,– согласился Валерий.

Как будто его несогласие могло что-то изменить.

Следующие четверть часа прошли в тишине, если не считать пошмыгивания пулеголового. «Борец» сверлил Валерия мрачным взглядом, Васильев изображал полную беззаботность и уверенность человека, за спиной у которого не пара недоброжелательно настроенных громил, а персональный взвод командос.

На этот раз пришел действительно Кострома. Васильев узнал его сразу, хотя со времени их последней встречи бандюган сильно сдал. От вельможной маски не осталось и следа: осунувшаяся морда кабана, у которого на ляжках уже висят гончие псы.

Ненависть, которую испытывал Валерий к ублюдку, убившему его товарищей, неожиданно схлынула. Васильев скорее почувствовал, чем осознал: перед ним субъект, которому абсолютно безразлично все, кроме собственного преуспеяния. Он убивает не потому, что кровожаден, а потому, что жаждет силы и власти. Если бы власть можно было получить добрыми деяниями, Кострома немедленно стал бы добряком. Такого человека бессмысленно ненавидеть. Такого человека следовало просто убить. Пристрелить и бросить в прорубь, на корм пятнистым невским рыбам.

• Предыдущая
• 41/103
• Следующая