Остров Русь - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/38
• Следующая

Выслушав его рассказ, богатыри растрогались.

– Да, Бань, – сказал Добрыня, когда дурак закончил свое повествование, – благородный ты юноша. Может быть, даже благородней меня. А я очень благородный. И скромный.

– Благородство благородством, а выручать надо парубка, – заявил Алеша. – Поехали к князю, все как есть расскажем, пусть он Микуле прикажет в богатыри тебя принять, а уж что с Емелей делать – пусть сам решает.

– Да не могу я… – начал было Иван, но его перебил Илья Муромец:

– А тебя никто и не спрашивает. И князю, и Микуле мы твою историю так и так расскажем, а то благородством своим ты сам себя в могилу сведешь. Так что поехали вместе.

Делать нечего. Пришпорил Иван своего Гнедка и, понурясь, двинулся вослед богатырям.

Но вскорости настроение его изменилось. Оттого, что на полдороге к палатам Владимира повстречался им княжецкий стражник.

– Не ты ль Иваном-дураком будешь?! – обратился он к нашему герою.

– Он, он, – подтвердили богатыри, – а чего?

– Микула к себе требует, в дружину принимать.

– А Емеля как же?.. – вырвалось у Ивана, но он тут же испуганно прикрыл рот ладонью.

– Самозванец-то? – расплылся в улыбке стражник. – Самозванец утек.

И вот что, сопровождая богатырей и Ивана, рассказал стражник далее.

Заступив в караул, Емеля выбрал удачный момент и прокрался в опочивальню Несмеяны. Несмеяна рыдала над книжицей. Поднапрягшись, Емеля прочел на обложке название: «Муму».

Емеля, умилившись, замер в дверях. В этот миг Несмеяна приостановила рыдания, смачно высморкалась на пол, выжала мокрую от слез простыню, затем открыла книжицу с начала и разрыдалась с новой силой.

– Не плачь, красна девица, – хриплым от любовного волнения голосом сказал Емеля.

Несмеяна взвизгнула и, подскочив как ошпаренная, принялась судорожно оправлять ночную рубашку. Однако мокрая рубашка липла к телу, лишь подчеркивая перед охальником соблазнительные округлости. Ноги Емели от этого зрелища подкосилися, и, чтобы не упасть, он покрепче ухватился за косяк.

– Ты кто? – с искренним любопытством спросила Несмеяна, прокричавшись.

– Емеля я, суженый твой, – ответил тот приготовленной заранее фразой.

– Су-у-женый? – переспросила Несмеяна и кокетливо всхлипнула. – А ежели я папеньку позову, тебе голову отрубят.

– Не отрубят, – уверенно заявил Емеля, – потому как я тебя сейчас рассмешу. А тому, кто это сделает, батюшка твой, государь, обещался в жены тебя отдать. Да полцарства в придачу. Так что он мне уже почти что тесть.

– Уже рассмешил, – хлюпнув носом, недоверчиво сказала Несмеяна.

– Не веришь, – кивнул головой Емеля. – Ну гляди. – И он торжественно произнес: – По щучьему велению, по моему хотению, засмейся, царевна!

Царевна изо всех сил попыталась скривить губы в улыбке, но ничего у нее не вышло, и она снова тихонько заплакала.

– По щучьему велению, по моему хотению, засмейся, царевна! – повторил Емеля дрожащим голосом.

– Да щука-то тут при чем?! – возмутилась царевна, вновь взахлеб разрыдавшись. – Бестолочь! – И, с ненавистью глядя на Емелю, закричала: – Папенька!

– Ау, доченька, – раздался из соседней комнаты голос князя.

– Зови палача, папенька, клиент пришел!

Пораженный очередным предательством щуки, Емеля понял: пора делать ноги. И сделал их.

…Вызванный на место преступления Микула Селянинович без труда определил, кто был наделавшим переполоху неудачливым претендентом на руку и сердце царевны. Объявив на Емелю розыск по всей Руси, послал он и за Иваном-дураком, чтобы восстановить сына своего старого товарища в утерянных правах.

– Вот что, Ваня, – сказал воевода дураку, когда наша четверка появилась в его кабинете. – Теперь все у тебя путем пойдет. Но в богатыри я тебя сразу принять не могу. Поскольку ты, выходит, вроде как помог прохиндею этому – Емеле – в наше доверие втереться…

Иван хотел было возразить, но Микула Селянинович осадил его взмахом руки:

– Знаю-знаю, что не по умыслу злому, однако ж… Походи пока в «добрых молодцах», конюшни княжецкие почисти. Конюха – Авгием зовут. И там, между прочим, подвиги совершать можно. А потом и видно будет. Только чую я, а опыт у меня, сам понимаешь, изряден, ждут тебя большие дела!

…Выйдя от воеводы, обрадованные богатыри принялись что есть силы дубасить Ивана по спине и плечам, приговаривая: «Ну, поздравляем, дружище!», «С назначеньицем!»…

– Это дело надо спрыснуть! – уже во дворе заявил Алеша Попович. – Давайте-ка, друзья, соберемся вчетвером в кабаке часов эдак в десять. В том, что на Муромской дороге, а?!

– Дело говоришь! – согласился Илья Муромец.

– Дело! – подтвердил Добрыня.

И богатыри вскочили на коней. А с ними и Иван – на Гнедка.

– Я бы рад, – взял он слово, – да только остановиться мне где-то надо, крышу над головой найти.

– А чего ее искать-то?! – заявил Алеша. – К дядьке Черномору тебя определим. Один черт, у него на постое тридцать три богатыря. Тридцать четвертым будешь! Тем паче с хозяйкой я знаком коротко, – добавил он потише, слегка зардевшись.

После слов этих богатыри пришпорили коней и двинулись в известном им направлении. Иван поспешил вослед.

…Выйдя из черноморовской хаты, Алеша объявил:

– С хозяйкой все улажено, заходи, располагайся. Она сейчас одна дома. – И Попович многозначительно подмигнул. – А мы пока пойдем, подвигов поищем.

– Да не забудь: в десять – в кабаке! – напомнил Добрыня.

– Не забуду! – заверил Иван и шагнул в сени.

Там и встретила его хозяюшка… Марья-искусница.

Иван так и обомлел. Марья же, приветливо улыбаясь, стояла, держа во белых руках хлеб да соль.

– Вот и свиделись, добрый молодец. И на сеновал ходить не надобно, – сказала она игриво. – Ну как, не лишней голова у змея оказалась?

– Ужель твоя работа, красавица?! – воскликнул Иван вне себя от счастья.

– Моя не моя, – скромно потупила глаза Марья, – а все-таки не зря я «искусницей» в народе прозвана…

Тут Иван опечалился:

– Ты, значит, дядьки Черномора жена?

Опечалилась и Марья:

– Так это, Ваня. Да только давно уж я при живом-то муже вдовствую. Сутки напролет Черномор с тридцатью тремя богатырями бражничает. А придет домой – сразу в ванну лезет: без воды он, понимаешь, не может.

– А на тебя и внимания не обращает?

– Не обращает…

– Да как же он может? На такую-то бабу!..

Марья-искусница, забыв на миг горести, засмеялась обольстительно:

– А ты, Иван, хоть и дурак, а хитер, хитер! Садись-ка лучше столоваться.

С этими словами Марья накинула на стол скатерть-самобранку и принялась дружка своего нового поить да потчевать.

За вкусным обедом да игривой беседою, преисполненный самых соблазнительных надежд, Иван и не заметил, как настало ему время мчаться на условленную встречу с богатырями.

Как на крыльях прилетел Иван в кабак.

– Друзья! – вскричал он, усаживаясь за уставленный снедью дубовый стол. – Поистине сегодня счастливейший день! Сегодня я приобрел не только трех прекрасных друзей, но и возлюбленную! Знали бы вы, как она хороша! Как… как…

– Эх, Ваня, – остановил его Илья Муромец, кладя тяжелую ладонь ему на плечо. – Счастье твое просто смешно. – С этими словами свободной рукой он поднял с пола трехведерную зеленую бутыль и водрузил ее на стол. – Хотел бы я знать, что бы ты сказал, если бы рассказал я тебе одну любовную историю.

– Случившуюся с тобой?

– Или с одним из моих друзей, не все ли равно?

Алеша и Добрыня многозначительно переглянулись.

– Расскажи, Илья Муромец, расскажи, – запросил Иван.

– Выпьем, это будет лучше, – попытался вдруг сменить тему Илья.

– А ты пей и рассказывай.

– Это действительно вполне совместимо, – согласился Илья, наполняя кружки богатырям и Ивану.

• Предыдущая
• 6/38
• Следующая