Чистовик - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/67
- Следующая
В какой-то забегаловке с легким налетом украинского колорита я заказал себе порцию вареников, полтарелки борща, кофе и, поколебавшись, рюмку коньяка – согреться. Как ни странно, но вареники оказались ручной лепки и вкусные, к борщу прилагалась аппетитно пахнущая чесноком пампушка, кофе был приличным эспрессо, а коньяк (или скажем честно – украинский бренди) не вызывал рвотных позывов. К тому же в кафе стали забегать молоденькие девчонки какой-то повышенной по сравнению с Москвой симпатичности. Я всегда считал, что в Москве живут очень симпатичные девушки, но Харьков явно был вне конкуренции. На пятой или шестой девчонке, вызвавшей сильное желание с ней познакомиться, я счел за благо допить кофе и выйти под мелкий противный дождик.
Впрочем, улица облегчения не принесла. Поблизости явно был какой-то крупный институт или университет (а есть ли в Харькове университет? Не знаю… интуиция ничего не подсказывает), куда и шли на первые лекции студенты. Через минуту я поймал себя на том, что откровенно заглядываюсь на идущую параллельным курсом девушку, а та вполне благожелательно улыбается мне в ответ, – и резко свернул в переулок, пробормотав: «Жениться тебе надо, барин…»
К сожалению, я сюда не за невестой приехал. И не за галушками-варениками.
Я присел на лавочку во дворе старенького трехэтажного дома – облупившаяся штукатурка, подпертые обрезками рельсов маленькие балкончики с пузатыми выщербленными балясинами, редкие белые клеточки стеклопакетов на фоне старых серых рам. Что-то в здании было неуловимо московское – от старой, послевоенной Москвы. Наверное, и впрямь построено московскими строителями? Харьков во время войны разрушили почти до основания, он несколько раз переходил из рук в руки. Так что отстраивали его заново, всей страной, и получился он местами похожим на Москву, местами – на другие города…
Как мне найти женщину по имени Василиса? Когда я сам был таможенником, у меня было чувство направления, которое помогало вернуться к спрятанному в старой водонапорной башне перекрестку миров. Но чужие порталы я не чувствовал даже тогда. Да и функционалов узнавал лишь при встрече лицом к лицу.
Моя идея – приехать в Харьков, найти Василису, попросить ее помощи – изначально была весьма сомнительной. Да, мы как-то сразу вызвали друг у друга симпатию. И к тем неведомым кукловодам, что сделали нас функционалами, относились неприязненно. Василиса, как я понял, вообще была добровольным изгоем, не слишком часто контактируя с коллегами.
Но с чего я взял, что она станет мне помогать – рискуя потерять все?
Только потому, что знаю ее лучше других таможенников? Ну, не факт. С немецким таможенником мы общались не менее дружелюбно… едва ли не побратались…
За этими невеселыми размышлениями я курил, мок и впадал в депрессию. Что я здесь делаю? Не лучше ли довести до сведения функционалов, что я вовсе не собираюсь с ними воевать… что они могут оставить меня в покое… вдруг получится? А я вернусь домой. В «Бите и Байте» мне устроят головомойку за прогул, но, наверное, примут обратно. Да хоть бы и не приняли! Что я, до старости собираюсь прыщавым подросткам втюхивать «кульные видеокарты», а престарелым бухгалтерам доказывать, что «этот компьютер очень мощный, с „мышкой“, монитором и Интернетом!» Поступлю в университет. На физмат. Чтобы это… изобрести машину для прохода между мирами. Ввалиться на Землю-один… нет, лучше – на Землю-нуль, которая, как я предполагаю, за всем стоит. И устроить им кузькину мать! С двумя мечами за спиной и автоматом наперевес! Окропясь святой водой и изучив тибетскую боевую магию! Все – в духе фантаста Мельникова…
Вспомнив Мельникова, я невольно вспомнил и Котю.
Вот тут на душе стало совсем хреново. Я встал, затушил вторую сигарету, которую начал смолить сразу за первой. И побрел через двор.
Харьков – большой город. Метро и все прочее, положенное по статусу. А в первую очередь – огромное количество домов. Площадь тут не экономили, застройка была высотной лишь местами.
Ну почему Василиса отсюда? Была бы она из какого-нибудь уютного маленького Бобруйска…
Через несколько дворов – мокрых, серых, грустных – я прошагал погруженный в свои мысли и почти ничего не замечающий. Дома стояли на холме, асфальтированная дорожка вилась между ними, огибая отгороженные штакетником палисадники, едва ли не огородики – вещь в миллионном городе странная и вряд ли разрешенная. Но на юге все проще. Дальше от идиотской схемы «положено – не положено», ближе к реальной жизни. Вполне возможно, что жители преспокойно растят себе лучок с укропом прямо у подъезда…
А потом что-то заставило меня остановиться – вблизи узкой улочки на выходе из очередного двора.
Это «что-то» трудно было передать словами. На самой грани реального и сказочного, увиденного и додуманного – будто быстрая тень, замеченная периферийным зрением и канувшая в никуда.
Я огляделся. Прислушался.
Если бы рассчитывал на свое испорченное сигаретами обоняние – принюхался бы!
Этот двор был другой.
Здесь с деревьев облетела не вся листва. Занавески в окнах были ярче. Торжествующе, насмешливо, будто ведя свой род от розового куста Герды и Кая, полыхали на подоконниках цветы. Черный котяра, вылизывающийся на багажнике… пардон, на капоте «Запорожца», аж лоснился – и размерами мог поспорить с камышовым котом или маленькой рысью.
Кстати, и древний ушастый «Запорожец» выглядел на удивление бодро. Не отреставрированной диковиной, не грудой металлолома, а именно машиной – маленькой, но задорной.
А еще палисадники перед домом были обнесены кованой изгородью. Выкрашенная отвратительной краской, к тому же грязная – но это была настоящая ковка. В тонком узоре переплетались земляничные листья и виноградные грозди. Над домом, как последний штрих, высился кованый флюгер – не какой-нибудь там банальный петушок, а дракон, раскинувший крылья и выпускающий из зубастой пасти ветвистые языки пламени. Частокол телевизионных антенн вокруг тянулся к небу, будто пики обороняющейся армии, заметившей незваного гостя.
Я засмеялся. Это было как визитная карточка Василисы – функционала-таможенника, раздаривающего налево и направо выкованные ею вещи.
Теперь осталось только сообразить, как выглядит ее таможня снаружи. Она что-то иронизировала по поводу башен, которые всегда появляются у мужчин… фрейдизм, дескать… Ага! Ее таможня была просто домиком. Без всякой экзотики.
Здания, к которым привязаны наши «функции», сами по себе обычные. Их может увидеть совершенно рядовой человек, да и видит, если на то пошло. Но видеть и увидеть – не одно и то же. Бывшая горничная, ныне функционал гостиничных дел Роза Белая, обнаружила в голодные годы гражданской войны продуктовый магазин лишь потому, что ее пригласили по этому адресу. Все остальные – и голодные красноармейцы, и на все готовые бандиты, и припрятавшие золотишко «буржуи» – шли мимо, мечтая о куске хлеба, – и не видели «пикулей, анчоусов, икры красной и черной, вырезки телячьей…»
Так и мою башенку у «Алексеевской» видели лишь те люди, кому сообщили – это новая таможня, это удобный проход в другие миры.
И я стоял буквально в двух шагах от таможни Василисы, не обращая на нее никакого внимания!
Двухэтажный кирпичный домик вклинился между зданиями побольше и повыше, будто распихивая их, пробивая себе выход к улице. К тому дому, что явно находился под покровительством Василисы и был снабжен заборчиками и флюгером, двухэтажный домишко почти притулился, их разделяла узкая, не протиснешься, замусоренная щель.
Со стороны двора в таможенном здании не было ни дверей, ни окон. Росло несколько деревьев – старых, скрюченных, землю устилали перегнившие листья и сломанные ветки. Можно было четко отметить границу, вдоль которой ходили люди, непроизвольно сторонясь странного домика: в земле были протоптаны самые натуральные ложбины!
Со стороны улочки я обнаружил одно окно на втором этаже: темное, будто занавешенное изнутри. И дверь – в которую с огромным удовольствием постучал.
- Предыдущая
- 5/67
- Следующая
