Ты, и никто другой - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 4
- Предыдущая
- 4/9
- Следующая
– Виталик, где Миша? – Это опять был Банзай.
– Миша? – удивился Виталик. – Какой Миша? Ах, Вася… Так мы же с ним только что груз на четырнадцатом штанкете утяжеляли. А он вас разве не встретил?
– Где он? – закричал администратор.
– Вас пошел искать, – нахально сказал Виталик, глядя на него круглыми честными глазами. – Зачем-то вы ему понадобились.
Вот и окунулся в действительность. До чего ж хорошо – слов нет!
На колосники вела железная винтовая лестница. Беленые стены шахты были покрыты автографами «верховых» – как местных, так и гастролеров. «Монтировщики – фанаты искусства». «Снимите шляпу, здесь работал Вова Сметана». Эпиграмма Андрея на главного художника Грузинова:
«Наверное, это в самом деле очень смешно, – думал Андрей, поднимаясь по гулким, отшлифованным подошвами ступеням. – Оштрафовал сам себя…»
Он замедлил шаг, припоминая, и оказалось, что с того самого дня, когда Андрей открыл на складе декораций свой миражик, он еще не засмеялся ни разу.
Мысль эта пришла впервые – и встревожила. Пригнувшись, Андрей вылез на узкий дощатый настил, идущий вдоль нескончаемого двойного ряда вертикально натянутых канатов.
– Андрей, ты на месте? – негромко позвали из динамика. – Выгляни.
Он наклонился через перила площадки и махнул запрокинувшему голову помрежу.
«Просто я смотрю теперь на все, как с другой планеты. Как будто вижу все в первый раз. Какой уж тут смех!..»
Он пошел вдоль этой огромной – во всю стену – канатной арфы, принес с того конца стул и сел, ожидая сигнала снизу.
– Андрей, Миша не у тебя?
Он выглянул. Внизу рядом с помрежем стоял, запрокинув голову, Банзай. Андрей отрицательно покачал головой и вернулся на место.
Долго же им придется искать Васю-Мишу…
«О чем я думаю?! – спохватился он вдруг. – Там же Вася-Миша каждую минуту может проснуться! И где гарантия, что он с пьяных глаз не попрется в противоположную сторону?..»
Второй звонок. Андрей вскочил, двинулся к выходу, возвратился, сжимая и разжимая кулаки.
«Да не полезет он за щиты! – убеждал он себя. – С какой радости ему туда лезть?.. А проснется, услышит голоса, решит спрятаться понадежнее?.. Какие голоса?! Кто сейчас может туда зайти!..»
Третий звонок.
– Андрей, готов? Выгляни.
Черт бы их драл, совсем задергали!..
– Андрей, давай! Пошел «супер»…
Музыка.
Андрей взялся обеими руками за канат и плавно послал его вниз. Сзади с легким шорохом взмыл второй штанкет, унося суперзанавес под невероятно высокий потолок сценической коробки.
Слушай, Андрей, а ведь все, оказывается, просто. Ты искал в ее лице какие-то особенные черты, а нужно было спросить себя: чего в нем нет?
Обыденность, будь она проклята! Она вылепляет наши лица заново, по-своему, сводит их в гримасы, и не на секунду – на всю жизнь. Она искажает нас: угодливо приподнимает нам брови, складывает нам рты – безвольно или жестоко.
И оглядываешься в толпе на мелькнувшее незнакомое лицо, и недоумеваешь, что заставило тебя оглянуться. Это ведь такая редкость – лицо, на котором быт не успел поставить клейма! Или еще более драгоценный случай – не сумел поставить.
Красиво они там у себя живут, если так…
Свет на сцене померк, и Андрей оказался в кромешной черноте. Четыре ничего не освещающие красные лампочки на ограждении канатов делали ее еще чернее.
– Ушла третья фурка…
Автоматически взялся за канат, приподнял «город» метра на три, пропуская фурку через арьерсцену. Опустил не сразу – попридержал, помня, что внизу на монтировщика меньше, да еще на такого, как Вася-Миша… (Не должен он сейчас проснуться, не должен! Если уж свалился, то часа на два, на три, не меньше…)
Дали свет. Андрей подошел к перилам – посмотреть, что там на сцене. На сцене разыгрывалась остросюжетная психологическая трагикомедия на производственную тему с элементами детектива (так было сказано в рецензии).
Ему несказанно повезло – нарвался на выход Щабиной. Лена, как всегда, норовила повернуться к залу в три четверти, и зритель, вероятно, гадал, с чего это посетительница воротится от предцехкома, который к ней со всей душой…
Он перестал смотреть и отошел от поручней.
«А у меня там, в окошке, вообще нет сюжета. Человек занимается своим делом, собирает кирпич. А я смотрю. И не надоедает. Почему?»
И Андрей почувствовал, как губы его складываются в двусмысленную улыбочку.
«Слушай, а ты не влюбился в нее случаем?»
…Самому себе по морде дать, что ли?
– Иди-от!.. – тихонько простонал невдалеке Виталик.
Андрей (он спустился помочь ребятам в антракте) оглянулся. Возле входа на склад декораций стоял Вася-Миша и с недоумением разглядывал присутствующих. Тюль свисал с его правого плеча наподобие римской тоги.
– П-почему не работаем? – строго спросил Вася-Миша у невольно остановившихся монтировщиков. На него уже, распушась, летел с победным клекотом Банзай.
– Ну все, Миша! Я тебя, Миша, уволю! Ты думал, ты хитрее всех?..
И Банзай поволок нарушителя к выходу со сцены. Вася-Миша не сопротивлялся, он бы только хотел выпутаться из тюля, который тащился за ним из «ствола» подобно шлейфу. Забавная парочка налетела на Андрея.
– Андрей! – мгновенно переключился Банзай. – Я тебя накажу! Ты зачем сказал, что Миша трезвый?
– Вася! – изумился опомнившийся Виталик. – Ты когда успел? Ведь только что был – как стеклышко! – обратился он к окружающим, как бы приглашая их в свидетели, причем получилось, что в свидетели он приглашает именно Банзая.
– Чего тащить? – хрипло осведомился Вася-Миша.
– Как «чего», как «чего»? – вскинулся Виталик. – «Кабинет» – на сцену! Совесть иметь надо, пять минут уже тебя ищем!..
Вася-Миша оперся обеими руками на письменный стол, постоял так немного, потом неуловимым движением поднырнул под него и, пошатнувшись, понес куда было сказано.
Андрей смотрел ему вслед и понимал главное: Вася-Миша там не был. Оттуда так просто не уйдешь. Оно так быстро от себя не отпустит…
- Предыдущая
- 4/9
- Следующая
