Тарзан (Сборник рассказов) - Берроуз Эдгар Райс - Страница 27

• Предыдущая
• 27/628
• Следующая

— Уффф! — выдохнул Алджи, забравшись на ветку повыше.

— Теперь вы и рубашки лишились, — съязвил Крауч. Тигр постоял под деревом, глядя вверх и недовольно ворча, затем пошел обратно и снова лег на землю.

— Сдается мне, наш приятель собирается продержать нас здесь всю ночь, — сказал Алджи.

Краузе и не думал выполнять приказ Тарзана и отойти от лагеря на расстояние двух переходов. Изгнанники разбили свой лагерь на берегу в каких-нибудь четырех милях от лагеря соседей, в устье другой реки, впадающей в океан. Настроение у людей Краузе было препаршивым. Они угрюмо сидели на берегу, питаясь фруктами, которые собирали для них в джунглях ласкары. Несколько дней прошло в ожесточенных спорах и выяснении отношений. И Краузе, и Шмидт хотели стать главарями. Победу одержал Шмидт, поскольку Краузе струхнул, побоявшись связываться с психопатом. Абдула Абу Неджм сидел сам по себе, ненавидя всех. Убанович много говорил громким голосом, призывая всех стать товарищами и внушая, что никто не должен командовать другими. Единственной нитью, которая все еще связывала этих людей, являлась общая ненависть к Тарзану, поскольку тот прогнал их, не дав с собой оружия и патронов.

— Можно пойти туда ночью и выкрасть то, что нужно, — предложил Убанович.

— Я уже и сам об этом думал, — отозвался Шмидт. — Отправляйся-ка ты, Убанович, на разведку. Прямо сейчас. Заляжешь в джунглях в окрестностях лагеря, выберешь место, откуда лагерь хорошо просматривается, и будешь вести наблюдение. Так мы узнаем, где у них хранится оружие.

— Сам иди, — огрызнулся Убанович. — Нечего мной командовать.

— Я здесь командир! — закричал Шмидт, вскакивая на ноги.

Убанович тоже встал — громадный грозный увалень, крупнее самого Шмидта.

— Ну что? — злобно спросил он.

— Нам не стоит ссориться между собой, — примирительно произнес Краузе. — Почему бы тебе не послать ласкара?

— Будь у меня оружие, этот грязный большевик подчинился бы, — буркнул Шмидт и кликнул матроса-ласкара.

— Иди-ка сюда, Чалдрап, — приказал он. Ласкар подошел шаркающей походкой, хмуро глядя исподлобья. Шмидта он ненавидел, но поскольку всю свою жизнь выполнял приказы белых, привычка подчиняться оказалась сильнее.

— Пойдешь в другой лагерь, — приказал Шмидт, — спрячешься в джунглях, узнаешь, где у них оружие, патроны.

— Пойти нет, — сказал Чалдрап. — Джунгли тигр.

— Пойдешь как миленький! — рявкнул Шмидт и ударом кулака сбил матроса с ног. — Я тебе покажу!

Матрос поднялся на ноги, кипя от ненависти. Он готов был убить этого белого, но не решился.

— А теперь пошел вон, языческий пес, — заорал на него Шмидт, — и гляди не возвращайся, пока не выяснишь все, что нужно.

Чалдрап повернулся и зашагал прочь. Через минуту его поглотили джунгли.

— Эй! Глядите! — воскликнул Алджи. — Что он теперь надумал?

Тигр поднялся с земли и навострил уши, глядя вперед на тропу. Он склонил голову набок, прислушиваясь.

— Почуял что-то, — предположил Боултон.

— Уходит, — с надеждой сказал Крауч.

Тигр крадучись пошел в кусты, росшие вдоль тропы.

— Это наш шанс, — сказал Алджи.

— Он не ушел, — сообщил Боултон. — Вот он, я его вижу.

— Пытается обдурить нас, — сказал Крауч.

Чалдрап очень боялся. Он боялся джунглей, но еще больше боялся вернуться к Шмидту без информации, которую тот хотел получить. Ласкар приостановился, решая, как ему поступить. Может, вернуться и затаиться возле лагеря Шмидта, а там, выждав время, требуемое для выполнения задания, явиться к Шмидту и выдать ему «тайну» местонахождения винтовок и патронов?

Чалдрап почесал затылок, и тут его озарила великолепная идея: он отправится в лагерь англичан, расскажет им о намерениях Шмидта и попросит разрешения остаться у них. Чалдрап воодушевился. Какая великолепная мысль, лучшая из тех, которые иногда посещали его. И он, развернувшись, радостно потрусил по тропинке.

— Сюда идут, — прошептал Крауч. — Я слышу чьи-то шаги.

В следующий миг на тропу выбежал Чалдрап. Все трое одновременно закричали, предупреждая человека об опасности, но было уже поздно.

Ласкар остановился в недоумении, поднял голову и посмотрел на людей, ничего не соображая. В тот же миг из кустов выпрыгнул огромный тигр и, вздыбившись нар перепуганным до смерти человеком, вцепился ему в плечо.

Чалдрап завопил. Огромный зверь встряхнул его. затем повернулся и потащил в кусты. Потрясенные англичане беспомощно наблюдали за происходящим.

Из кустов донеслись человеческие вопли и рычание тигра. Через несколько секунд вопли стихли.

— О Боже! — воскликнул Алджи. — Это было ужасно.

— Да, — отозвался Боултон, — но это наш шанс. Теперь тигру не до нас. Главное — не отвлечь его от добычи.

Они тихо и осторожно спустились на землю, подобрали свои винтовки и тихо двинулись к лагерю, потрясенные трагедией, разыгравшейся на их глазах.

Все намеченные на день работы в лагере были выполнены, даже полковник Ли не мог найти ничего, чем бы занять людей.

— Кажется, я старею, — сказал он жене.

— Кажется? — переспросила она. — Ты только сейчас это обнаружил?

Полковник улыбнулся. Его всегда радовало, когда Пенелопа оставалась верна себе. Всякий раз, когда она говорила что-нибудь приятное или доброе, полковник начинал тревожиться.

— Да, — продолжал он, — что-то я начинаю сдавать. Ничего не приходит на ум, не знаю, чем бы, черт возьми, занять людей.

— А мне кажется, что здесь уйма всяких дел, — заметила Пенелопа. — Я всегда занята.

— Думаю, люди заслужили право на короткий отдых, — сказала Патриция. — Они не разгибают спины с самого начала нашего пребывания на острове.

— Ничегонеделание всегда порождает недовольство, — произнес полковник, — но я разрешу им расслабиться в течение оставшегося дня.

Ханс де Гроот и Джанетт Лейон уселись на берегу и повели разговор.

— Странная штука — жизнь, — начал де Гроот. — Всего каких-нибудь несколько недель назад я стремился поскорее попасть в Нью-Йорк, молодой, беспечный с трехмесячным жалованием в кармане. А уж планы, какие я строил на это время! И вот теперь я здесь, где-то в Тихом океане, на каком-то острове, о котором никто никогда не слышал — и это еще не самое плохое…

— А что тогда самое плохое? — спросила Джанетт.

— То, что мне здесь нравится, — ответил де Гроот. Джанетт с удивлением взглянула на него.

— Что-то я не понимаю, — сказала она. — Вы, конечно, шутите?

— Я говорю серьезно, Джанетт, — произнес он. — Я… — Загорелое лицо де Гроота вспыхнуло румянцем. — Ну почему так трудно бывает произнести эти три слова, если они идут от сердца?

Джанетт потянулась к де Грооту и положила свою руку на его ладонь.

— Не говорите этих слов, — сказала она. — Никогда не говорите их … мне.

— Почему? — удивился де Гроот.

— Вы же знаете о моем прошлом. О моих похождениях в Сингапуре, Сайгоне, Батавии.

— Я люблю вас, — произнес Ханс де Гроот, и тогда Джанетт Лейон разрыдалась. Вообще-то плакала она редко, да и то от злости или разочарования.

— Не смейте, — прошептала она. — Не смейте.

— Разве вы совсем меня не любите, Джанетт? — спросил он.

— Не скажу, — ответила она. — Никогда не скажу

Де Гроот пожал ее руку и улыбнулся.

— Вы уже сказали, — промолвил он.

На этом месте их беседу прервал голос Патриции:

— Что с тобой, Алджи, где твоя рубашка? В лагерь вернулись охотники, и европейцы обступили их, желая выслушать рассказ о случившемся на охоте. Когда рассказ был закончен, полковник решительно кашлянул.

— С этим пора кончать, — заявил он. — С этого момента — никакой охоты в джунглях. С тиграми и львами в этой чаще нам не справиться.

— А все по твоей вине, Уильям, — вмешалась миссис Ли. — Тебе нужно было взять на себя командование раньше и запретить этому дикарю выпускать на волю диких зверей.

— Мне все же кажется, что он поступил по-джентльменски, — возразил полковник, — и потом не забывай, он подвергается такой же опасности, что и мы. Судя по всему, бедняги уже нет в живых. Наверное, его разорвал один из этих самых зверей.

• Предыдущая
• 27/628
• Следующая