Академия родная - Ломачинский Андрей Анатольевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/63
• Следующая

Мы быстро выливаем водку из колбы и стакана, ополаскиваем всё, чтобы запах отбить, и снова заполняем тару водой. Сели, ждём, чего будет. Минут через пять появляется Сидероз, а в руках у него чебурек!!! Он, наверное, успел в буфет сбегать, что в вестибюле Морфологического Корпуса был, а может, и сейчас есть. Затем Сидорин небрежно садится за стол, доливает стакан из колбы, разламывает чебурек, залпом выпивает, занюхивает и замирает… После минутного разглядывания окаменевших курсантов он начинает нюхать колбу. Потом пощипывать себя за язык – наверное, испугался, что с ним, как с его шефом-профессором, что-то неладное происходит.

Наконец, рассеянная неуверенность проходит. В глазах обычно невозмутимого Сидероза появляется ярость. Он ещё с минуту обводит каждого курсанта испепеляющим взглядом. Затем выражение его лица меняется на противоположное – на гримасу крайней жалости. Сидорин встаёт и тихо говорит: «Эх, ребята, ребята. Это ведь подло. Так поступают только совсем опустившиеся алкоголики. Курсантам вообще пить по Уставу не положено. Тем более на занятиях. Тем более чужое». Наверное, Сидероз подумал, что спиртяга со вчерашнего осталась, а мы её на перерыве втихую выдули. Кстати, нам ничего не было – Сидероз свой парень!

Нет, кроме шуток, майора Сидероза в нашей курсантской среде уважали куда больше, чем, например, генерал-майора Образцова, начальника нашего Факультета. Вообще непонятно, на кой ляд ему змейки в петлицах – сапог сапогом наш Образцов был. А вот Сидероз специалист был суперграмотный. Патанатомия наука сложная. Главная её сложность состоит в том, что очень многое визуально запоминать надо – от сотен едва заметных признаков болезни того или иного органа при вскрытии, до тысяч ещё более тонких изменений тканей и клеток, видимых только под микроскопом. Зачастую тут логика бессильна – только знания в чистом виде. И таких знаний у Сидорина было через край, в практической патанатомии он любого бил. Вообще дядька был интересный – и без похмелья всегда лохматый, а ещё картавил смешно. Но добродушие своё, как и высочайший профессионализм, он от нас не скрывал, хотя слов «не знаю, не видел, не пойму» не стеснялся. И мы ему всегда готовы были чем-нибудь услужить.

Один раз зачем-то понадобилось Сидерозу свежее серое вещество мозга абсолютно здорового человека. Он обзвонил всех своих знакомых патанатомов да судмедэкспертов, и оказалось, что в один морг на Петроградской Стороне поступил свежий труп после аварии. Сидероз тотчас принялся эксперимент готовить, а сам просит Колю: не в службу, а в дружбу, не съездишь ли за биоматериалом, а то я сам не успеваю. Дело нехитрое, раз Сидероз просит, чего же не съездить. А чтоб не скучно было, Коля до кучи и меня сагитировал. Поехали мы.

Приезжаем в морг, а там в коридоре на каталках трупы лежат. Аж четыре. Видать только что поступили – простынками покрыты, хотя ещё в одежде. Мы-то привыкли к секционным залам Академии и обстановочку местную рассматривали с интересом, ведь если честно сказать, то в городском морге мы оказались впервые. Нашли нужного доктора, передали ему привет от Сидорина. Дядька и говорит, ну раз так срочно надо, то я прямо сейчас самого свежего вскрою и мозги извлеку. Только вот какая незадача – санитар с прозектором, гады, испарились куда-то. Не могли бы вы, ребята, сами тело из коридора в секционную закатить и положить на стол? Вот вам ножницы – перед тем как на стол класть, надо всю одежду снять, а что не снимается, то срезать. Опять же дело нехитрое. Конечно, можем!

Взяли мы ножницы, пошли в коридор. А там свет такой отвратительный, какой-то казематный полумрак. Я откинул простыню на ближайшей каталке – у трупа вместо головы месиво, не надо нам такие мозги. Хотим оправдать доверие Сидероза – хороший материал ему доставить. Посмотрели мы на этот ужас, хоть и третий курс, а как-то даже боязно стало. Коля идёт к следующей каталке. Поднимает простыню – о, то что надо! Немножко заблеванный, зато совершенно целый. Совсем молодой, похоже. Я тогда к третьей – там какой-то дед небритый, но не совсем старый и тоже целый. У деда может быть атеросклероз, лучше у молодого мозги взять. К четвертому трупу мы даже не подходили – там совсем темно.

Хватаем мы каталку с молодым покойником и спешным образом гоним ее из мрачного карцера в ярко освещенную секционную. Дверь из морга в коридор остается открытой, и как раз у противоположной стены в проёме двери стоит каталка с трупом дедка. Коля, не долго думая, простыню задирает до пояса, хватает труп за ногу, хочет снять ботинок. А там шнурки узлом завязаны. Коля туда ножницами. Тут трупешник ка-а-ак ногой дёрнет! А потом ка-а-ак заголосит чего-то несуразное! А ему в ответ тот дедок в дверях что-то ка-а-ак завоет и со страшным грохотом кубарем с каталки!

Тут даже десантная подготовка не помогла – мы в том морге так пересрали, что чуть не получили по разлитому инфаркту. Оказалось, это санитар с прозектором надыбали спирта, да и ужрались вдрабадан. Самое безопасное место нашли – в коридоре. Кроме них самих никто тела на каталках беспокоить не смеет. А мы побеспокоили… Потом врач на этих работничков таким матом орал, что и портовый грузчик бы обзавидовался. В конце концов, наобещав им крупные неприятности, он выгнал их домой проспаться. А нам дал корвалола с пустырником, что обычно держал для родственников усопших. Потом мы уже втроём пошли опять в коридор, где на четвёртой каталке был «наш» покойник.

Точно убедившись, что это мертвец, а не очередной собутыльник, быстро закатили его в морг, и патологоанатом приступил к работе. Щадя наше время, он ускорил рутинную процедуру вскрытия, и вот извлеченный человеческий мозг поступает в наше распоряжение. Сразу возник вопрос – куда этот мозг положить? Патанатом очень удивился, когда узнал, что мы пришли без тары. Наверное, Сидорин, погрузившись в нучные мысли, про тару просто забыл, а может, посчитал, что в городской прозектуре, как на кафедре, по первому требованию готова банка. Банки оказались подотчетными. Тогда патанатом нашел плотный полиэтиленовый пакет и положил туда мозги. Одно плохо – кулёк был полностью прозрачным. Тогда мы нашли второй пакет, менее прозрачный. Через два кулька уже не так сильно просвечивало.

Поблагодарили мы патанатома и поспешили на кафедру к заждавшимуся Сидерозу – прямо с нашей поклажей попёрли в метро. Никто особо на нас не косился, никакого интереса у прохожих наш груз не вызывал. Только когда влезли в вагон, одна женщина всплеснула руками и спросила:

Молодой человек! А в какую цену и где вы такие хорошие мозги взяли?

За бесплатно в морге.

Вот и зимнему семестру конец. Эта сессия трудная, вот начальник курса и решил обеспечить дополнительный денек для учебы – суточного отгула на Новый Год нам не дал. Более того, наш Автоковбой «удачно» выгреб все подготовленные к празднику запасы водки, которые мы по глупой наивности, недостойной третьекурсников, спрятали в «надёжном месте» – в сапогах друзей, ушедших в увольнение. Только тот факт, что водка оказалась безхозной (не признаваться же!) спас нас от больших нарядов. Это слегка скрашивало полностью пропавший праздник. После подъёма устроили проверку личного состава, и как только прозвучало: «разойтись» мы с Колей «разошлись» в самоволку.

Идти не к кому и денег нет. Город спит, хоть и полдевятого утра. Вылезли на Восстании, плетёмся (в форме!) по пустому Невскому. В сотне метров от метро пивные ларьки тогда стояли – и чудо, работают! Смотрим, выбегает из подворотни какой-то курсант-общевойсковик, хвать три кружки и назад, в проходной двор. Мы за ним – вдруг на халяву поделится.

Там ещё двое курков стоят, тянут пивко и брезгливо смотрят на наши змейки в петлицах. Ребята оказались из ВИФКУ – военные физкультурники. Мы, типа, а как бы поделиться, мол ситуёвина сложилась, даже на пиво нет. Ребята взяли нам по кружечке, но чувствуя своё тактическое преимущество, базарят вроде о бабах, но подкалывают нас, «академиков». Мол, мы несмелые интеллигенты в этих вопросах. Коля их послушал и говорит: «Спорим на четыре кружки пива, что поцелую среди бела дня первую попавшуюся девушку на Невском!»

• Предыдущая
• 20/63
• Следующая