Выбери любимый жанр

Россия за облаком - Логинов Святослав Владимирович - Страница 19


Изменить размер шрифта:

19

Платона и вовсе дома не случилось, ушёл отвести постаревшего Соколика и купленную ему на смену Сказку попастись на вечернем холодке. Лошадь вместе с коровами ходит плохо, часом может и лягнуть, а вечером, когда Феоктиста загоняла коров, на выгоне паслись лошади. Сказку Платон вёл на недоуздке, а изработавшийся Соколик шёл сам. Зимой лошади стояли в колхозной конюшне, рассчитанной на двенадцать стойл, а летом, если ночь обещала быть тёплой, случалось, ночевали и на выгоне.

Вызвав сына, а заодно и Горислава Борисовича, Феоктиста вскинулась было бежать за мужем, но тот и сам очень кстати появился. Так все вместе и ввалились в избу.

Привезённый Шурой молодой человек сидел на лавке у стены и разглядывал расставленные кросна: вечерами Фектя ткала половики из разноцветных ревков. По всему видать, настоящий деревенский дом был для парня в новинку, словно в этнографический музей попал.

Сам парнишка был невысок, лишь немногим повыше Шурки, но собой плотненький, хотя Платон видел, что настоящей жилистой силы у него покуда не нажито. Да и откуда ей взяться? Кормят молодых хорошо, а работают они мало.

При виде вошедших молодой человек поднялся с лавки, вопросительно глядя на хозяев, словно экзамен им собирался устраивать.

– Это Серёжа, – представила его Шурка.

– Лoпастов Сергей, – произнёс Серёжа, коротко дёрнув головой, словно белогвардейский киноофицер. Выдержал секундную паузу и добавил: – Я православный христианин и чистокровный русский.

– Мы тут все, чать, крещёные, – добродушно усмехнулся Платон, протягивая руку.

Горислава Борисовича, который был кем угодно, но не чистокровным русским и уж тем более не православным, слова Шуркиного ухажёра неприятно царапнули. Когда-то, ещё во время войны, бабка-полячка крестила малолетнего Горислава в католичество, но, кажется, с тех самых пор Горислав Борисович в костёле не бывал. В православные храмы, которые в наших краях встречаются чаще, чем католические, порой забредал, но не для молитвы, а просто потому что полагал, будто под куполом да в намоленном месте повышается концентрация ментальной энергии. В церкви лба не крестил, стоял, расставя руки, будто изображал знак качества, впитывал воображаемые потоки праны. Что касается веры в бога, то священные книги всех мировых религий Горислав Борисович справедливо почитал сказками, никаких обрядов не исполнял и постов не держал, но при этом не исключал, что какая-то высшая сила в мире существует. Году этак в девяносто первом, когда Горислав Борисович вместе со всей страной впал в полное ничтожество, он даже сформулировал для себя определение господа: «Бог – это то, что не даст мне погибнуть, когда жить станет совсем невозможно». Попахивало от этой дефиниции утилитаризмом самого меркантильного свойства, поэтому, когда жить стало чуть полегче, Горислав Борисович свои теологические изыскания забросил и о боге больше не вспоминал. Среди тех, кого мы называем шестидесятниками, подобное отношение к сакральному широко распространено. Такие люди чувствуют себя неуютно, когда кто-то начинает бахвалиться своей верой.

Серёже Горислав Борисович тоже не понравился: чересчур черняв.

– Мы с Серёжей познакомились в воскресной школе, – пояснила Шура.

Серёжа, представившись, сидел, ожидая, что ему скажут. Молчание становилось натужным. Вроде бы всем понятно: жених пришёл… но руки Шуркиной не просит, так что на эту тему говорить рановато. Пустобрешные разговоры вести – тоже вроде не к месту. О чём говорить, когда не о чем говорить?

– В школе на попа учишься? – начал беседу Платон.

– Я мирянин, – последовал краткий ответ.

– И чем же ты, православный хрестьянин, на жизнь зарабатываешь?

Серёжа чуть заметно пожал плечами.

– Да так, где придётся. Настоящей работы в городе нет…

– Хрестьянин должен на земле работать. Земли – вона сколько пропадает.

– Что ты, папа, – вступилась за жениха Шурка. – Серёжа в ансамбле играет на клавишных, ему пальцы беречь надо.

– Ну, ежели так…

И снова в воздухе повисает неловкая тишина. Куда как удобнее в такую минуту иметь дело с расторопной свахой. Она-то мигом скажет всё, что нужно, подтолкнёт колеблющихся, успокоит недовольных. Речь её журчит, не умолкая, что лесной ручеёк: где напоит, где размоет и всё устроит. При хорошей свахе только жених с невестой истуканами сидят, а тут – все.

И ещё одна незадача: Шурка хахаля своего на автобусе привезла, а обратный только во вторник будет, через три дня на четвёртый. Ночевать у себя парня не оставишь – и места в избе нет, да и обычая такого не бывало. Платон хотел было запрягать лошадь, чтобы отвезти гостя в город, Горислав Борисович предложил взять его на три ночи к себе, но Серёжа все сомнения разрешил просто: вытащил из кармана сотовый телефон и вызвал из города такси. В Питере такая штука чуть не у каждого шкета есть, а в Ефимках только у дачников, да и то не у всех. У Горислава Борисовича телефона не было, некому звонить. Опять же, смущала небрежная лёгкость, с которой Серёжа собирался ехать на машине. До деревни и обратно такси гонять – триста рубликов придётся заплатить, а то и больше. Если и впрямь никакой работы у Серёжи нет, то откуда деньги на такси? Впрочем, у нынешней молодёжи представления о деньгах иное, нежели в шестидесятые годы, хоть прошлого, хоть позапрошлого веков.

Для Горислава Борисовича в этой истории был ещё один неприятный момент. Вечером, когда Серёжа уже уехал, Горислав Борисович отозвал Шуру в сторону и строго предупредил:

– Ты смотри, Шурёна, про туманную дорогу никому не рассказывай, а Серёже – в первую очередь. И себе беды наживёшь, и ему.

– Но как же быть? Я не могу его обманывать.

– Ты не обманывай, ты просто не говори.

– Недосказ – хуже обмана.

– Да ты пойми, это же не твой секрет. Ты ему скажешь, он своим родителям; тоже ведь, недосказ иначе получится. А тем уже тайну хранить незачем, к слову придётся, так и разболтают. Знаешь, как немцы говорят: «Что знают трое, знает и свинья».

– Дядя Слава, а что ж за беда-то будет?

– Ваша беда известная – унесёт вас в Ефимково, помнишь, как Никиту семь лет назад. Вот что со мной будет – и догадываться неохота, но за вами я уже прийти не смогу, добрые люди не пустят. Так и останетесь, Серёжа тут, а вы – там.

– Это как в сказке про царевну-лягушку…

– Ага! А я, значит, по-твоему, Кощей Бессмертный на границе между разными мирами сижу. Это ты, милочка, Проппа перечиталась.

– Кого?

– Ладно, не суть важно. Но теперь понимаешь, что о таких делах надо помалкивать?

– Да уж, понимаю, не маленькая.

Верный привычке всё объяснять до конца, Горислав Борисович ещё долго что-то говорил, но по сути разговор на том был окончен. И хотя в тот Серёжин приезд слова не было сказано о грядущей свадьбе, все понимали, что дело это решённое, и к Покрову свадьбе быть. Городские свадьбы играют когда угодно, хоть в Великий пост, но раз Лопастовы и впрямь воцерковлены, то обычай должны чтить.

Так и вышло. В сентябре на своей машине приехали родители жениха, вместе с Серёжей, и тут уже разговор пошёл дельный: где будут жить молодые, что дарить на свадьбу – и прочее в том же духе. О приданом разговора не было, теперь такие вещи, как сказал Горислав Борисович, «не котируются». Зато подарки на свадьбу влетели в такую копеечку, что закачаешься. Было решено купить в складчину молодым однокомнатную квартиру в четырёхэтажном доме, что строился на окраине города. У нас, конечно, не Москва и не Петербург, цены на жильё божеские, однокомнатная квартира – четыре тысячи долларов, но молодой семье в одиночку такую покупку не поднять. Платон покряхтел, но половину расходов взял на себя.

На свадьбу собралась вся семья, даже Никиту воинское начальство отпустило на побывку. Свадьбу играли в городе, благо что у Лопастовых-старших дом свой, с участком, где можно было, хоть и с неудобством, оставить лошадь. А без лошади никак – не на автобусе же невесту везти? От казённой машины Платон отказался намертво, от неё один убыток: ни красы, ни пользы. А так, Платон дугу лентами убрал, колокольчик подвесил, повозку стругом выскоблил, чтобы как новенькая была, запряг не дряхлого Соколика, а игривую Сказку. Фектя цветов чуть не целый воз наклала, благо что утренники в этом году припозднились, и у всех дачников не только хризантемы, но и георгины с гладиолусами были спасены. А уж под цветами какой только снеди не упрятано! И пироги, и мясное разное! Салатики с майонезом и городские нарезать могут, а у Савостиных еда основательная. Платон поросёнка заколол, зарезал двух баранов, гуся и пять кур. Студень у Феоктисты вышел такой крутой, что миски не надо, сам собой держится. Пироги намаслены, яиц в начинке больше, чем капусты. Знай наших, однова дочь замуж выдаём! Надо бы ещё пива бочку да самогона четверти три, но с этим строго, трезвенный закон не велит. Так что, пускай женихова родня покупное вино пьёт, а нам и яблочного кваса довольно.

19
Перейти на страницу:
Мир литературы