Многорукий бог далайна - Логинов Святослав Владимирович - Страница 82
- Предыдущая
- 82/108
- Следующая
Ээтгон заскрипел зубами от бессильной злости на самого себя. Ну уж этого он не допустит! Хватит с людей и одного налога на харвах. Каторги не будет, как бы этого ни требовала безопасность страны. Он сегодня же, сейчас же, пойдёт проверять, как идёт строительство мастерских, а в первую очередь – свободны ли помещения в алдан-шаваре или там опять живут чьи-то родственники и готов ли запас продуктов – страна велика, а туйван растёт лишь на двух оройхонах, остальные края ещё слишком молоды. Пусть лучше без вина останутся солдаты и даже он сам, но макальщики должны иметь всё.
Откладывать принятые решения Ээтгон не любил. Предупредив охрану, чтобы через час она была готова к походу, Ээтгон вышел из алдан-шавара. Прежде надо сказать о своем намерении Суваргу, который хотя и лежит безразличный ко всему на свете, но всё же остаётся главой государства.
Оройхон, на котором находилась ставка правительства, ничем особо не выделялся. Алдан-шавар здесь был точно такой же, как на любом недавно обжитом оройхоне. Лишь большущая дверь изменяла его первозданный облик. А вокруг лежали ничем не примечательные поля, поднимались привычные тэсэги.
У выхода Ээтгон внутренне сжался. Он знал, что сейчас произойдёт.
Едва он появился на воздухе, как сморщенная карлица, грязная и оборванная, поднялась с земли и закричала тонким тягучим голосом:
– Адонт схва-атил Шаарана!
Уже полгода этот крик преследовал его. Когда впервые уродина появилась у его дома и прокричала эти слова, Ээтгон подозвал её и попытался выяснить, что случилось. Но дура оказалась неспособной хоть что-нибудь объяснить. Она лишь махала рукой: «Там!» – и требовала: «Идём!»
Ээтгон разузнал, что Ай действительно последний год бродяжничала вместе с Шоораном, одновременно с ним исчезала и появлялась, но это ничуть не помогло ему. В конце концов, что он может сделать? Даже если Шооран действительно схвачен каким-то одонтом, что же, из-за сказителя начинать войну с сильнейшим соседом? К тому же, скорее всего, Шоорана уже нет в живых. Только как это объяснить пустоглазой упрямице? Она караулила его у входа, тащилась вслед за конвоем на пылающий войной север, ждала, пока он разбирал споры между склочными земледельцами, и время от времени заунывно повторяла призыв:
– Адонт схва-атил Шаарана!
Ну и что? Ещё немного, здесь появятся свои одонты, точно такие же, как у вана. Так что не стоит напрасно беспокоиться.
Ээтгон кривил душой, убеждая себя, что ему нет дела до этих криков. Мысль о Шооране засела в мозгу, как заноза. «Цэрэг» – так с самой первой встречи Ээтгон прозвал Шоорана. Не было слова более ненавистного. И хотя от удачливого красавца не осталось и следа, но для Ээтгона Шооран оставался цэрэгом, ибо с лёгкостью взял всё, о чём мечтал, но не мог получить Ээтгон.
Десять лет Ээтгон ходил вслед за Чаарлахом, ловил каждое слово названого отца, с готовностью сменил имя, потому что новое нравилось старику больше. Он поступал так не оттого, что Чаарлах спас его когда-то, вылечил и выкормил, а потому что Чаарлах был Чаарлахом; голос его заставлял сердце плакать и радоваться одновременно. Ээтгон заучивал наизусть долгие легенды и бесхитростные сказки, мучился сам и мучил струны сувага, но Чаарлах лишь улыбался снисходительно и повторял: «…ты замечательный мальчик, но это – не твоё. Займись чем-нибудь другим». А едва появился Шооран и произнёс два слова, Чаарлах назвал его поэтом. Не было в жизни большей муки, и Ээтгон мстил удачливому сопернику, как умел. И в то же время, когда они плечом к плечу дрались против солдат Моэртала, Ээтгон оберегал Шоорана больше, чем себя самого. Возможно, поступал так, желая победить в честной борьбе, а может быть, оттого, что имя «Шооран» будило иные воспоминания, пришедшие из невообразимо далёкого детства. Хотя имя могло просто совпадать.
Покои Суварга находились на этом же оройхоне в соседнем алдан-шаваре. Суварг, натужно дыша, лежал в большой светлой комнате на широкой кровати, когда-то принадлежавшей Хооргону. Вздувшийся за последние дни живот горбом выпирал вверх. Ээтгон присел возле постели, выдержал необходимую паузу и сказал:
– Я иду на два дня на юг. Проверять мастерские.
Лицо лежащего не изменилось, казалось, он вовсе не слышал обращённых к нему слов.
«А ведь когда вернусь, он уже умрёт», – подумал Ээтгон.
Суварг открыл глаза.
– Ты… – сказал он. – Хорошо, что пришёл. Слушай. Скоро страна твоя будет, больше некому, так ты запоминай. Страна маленькая, молодая, обычаев ещё нет. Не дай сожрать… Главное – государство сберечь. С ваном мирись, с ним торговать лучше, у него кремень. Мирись, а сам братьев науськивай, пусть они друг с другом дерутся.
– Я знаю, – сказал Ээтгон.
– И ещё. Поймай илбэча.
– Зачем?.. – изумился Ээтгон. – Он же…
– Знаю! – Суварг произнёс это слово резко, своим обычным грубым голосом. – Он создал нашу страну, но он же её и убьёт. Может быть, Тэнгэр научил его думать о вечном, но о людях он не думает. Это он начал войну, когда сломал границу. И никто не знает, что он сделает в следующий раз. Поймай и убей.
– Я не смогу издать такого указа. Меня самого убьют.
– И не издавай. Прославляй его вовсю, а сам усиль охрану побережья. Чтобы илбэчу, мол, не мешали. Рано или поздно он попадётся.
– Людей нет. Война.
– Не будет илбэча, и война кончится. Запомнил? А остальное ты сам сообразишь. Иди.
Ээтгон вышел от умирающего правителя в смятении. В словах Суварга был смысл, но всё же Ээтгон не собирался им следовать. Куда вернее говорил мудрый Чаарлах: «Илбэч меняет мир, и это хорошо. В непостоянном мире людям труднее заплесневеть». Суварг был удачлив и умён, но он давно покрылся рыжим харвахом, и ему хочется постоянства.
Охрана ожидала возле выхода из алдан-шавара. Дойти к угловым землям можно было часа за четыре, а Ээтгон славился быстрой ходьбой. Ни носилок, ни паланкинов, в каких путешествовало начальство соседних стран, у изгоев не полагалось. Да Ээтгон счёл бы оскорблением, если бы ему предложили такой экипаж. Только больного Суварга несли с фронта на руках.
Маленький отряд двинулся в путь по жаркой сухой полосе. Через полчаса Ээтгон заметил, что сзади семенит Ай. Её никто не гнал – обиженный безумец отнимает удачу. Видно, судьба, чтобы за ним, словно дух шавара, бродил этот уродец.
К цели Ээтгон добрался, когда небесный туман ещё вовсю сиял белым. Можно было успеть в мастерские, взглянуть, как роют и смолят ванны, монтируют макальник, но Ээтгон первым делом прошёл в ближайший алдан-шавар. Всё оказалось, как он и подозревал. В светлых залах жили семьи бывших цэрэгов, девки, существующие вольным промыслом, ещё какие-то подозрительные личности, чуть ли не дальние родственники вана. Разумеется, никто из них не собирался освобождать помещение. Зато склады содержались идеально. Нашлось и вино, и всё остальное. Другое дело, для кого берёг наместник это добро.
Прибежал запыхавшийся, вызванный с соседнего оройхона Боройгал. Принялся путано объяснять, что помещения освободит, как только появятся первые рабочие.
– Где они будут мыться? – перебил Ээтгон.
– Что? – не понял Боройгал. – Как мыться?
– Шесть дюжин людей должны после работы где-то мыться и переодеваться. Или они так и пойдут в алдан-шавар перемазанными в нойте?
– Я… не подумал, – пробормотал Боройгал.
– Надо было думать, раз взялся за это дело.
Вокруг правителя и растерянного Боройгала собралось не меньше дюжины цэрэгов и всякого мелкого начальства. Ээтгон выговаривал наместнику прямо при них. Боройгал потемнел, но слушал, кланялся и соглашался. А что можно сделать, если Суварг болен, вся власть у этого мальчишки, а подчинённые ненавидят выскочку-одонта и за глаза называют палачом?
– Алдан-шавар освободить, – приказывал Ээтгон. – Выделить место в устье одного из ручьёв, того, что возле мастерских, поставить навес…
– Будет исполнено… завтра же… прямо сейчас… немедленно…
Осмотрев склады, они поднялись наверх.
- Предыдущая
- 82/108
- Следующая
