Многорукий бог далайна - Логинов Святослав Владимирович - Страница 47
- Предыдущая
- 47/108
- Следующая
«Сушильщик Койцог», – сразу, словно кто-то подсказал, вспомнил Шооран.
Койцог подошёл, начал перебинтовывать Шоорану руки. Руки до самого локтя были покрыты язвами. Койцог, невесомо касаясь поражённых мест, смазал их чем-то прозрачным. Было совсем не больно.
– Спасибо, – прошептал Шооран.
– Тебе спасибо, – отозвался Койцог.
Он поднял стоящую на столике флягу из прозрачного рыбьего пузыря. Внутри, царапая ядовитым когтем, копошился палец Ёроол-Гуя. Почему-то Шооран сразу узнал его, хотя и не мог вспомнить, как тот достался ему.
– Третью флягу прогрызает, – сообщил Койцог.
– Живучая тварь, – согласился Шооран.
Койцог вышел и через несколько минут вернулся, неся блюдо с тонко нарезанными полосками белого мяса.
– Ешь, – сказал Койцог. – Это целебное, тебе надо.
Мясо слегка приванивало нойтом, но острый пряный вкус заглушал запах. Кушанье показалось необычайно вкусным. Хотя, возможно, это оживший организм понимал, что ему нужно.
– Что это? – спросил Шооран, проглотив последний ломтик.
– Хвост парха.
– Где только достал… – уважительно произнёс Шооран.
– Сейчас это несложно. Мягмар.
– Не может быть! – Шооран встрепенулся. – До мягмара ещё три недели!
– Было… когда ты вернулся. – Койцог присел на корточки возле постели. – Ты три недели в бреду провалялся. Всё с Многоруким беседовал и со стариком Тэнгэром. Ругал их нещадно, меня аж жуть брала.
– Мне их любить не за что, – сказал Шооран.
Узнав, что даже в бреду он не выдал своей тайны, Шооран успокоился. Жаль потерянных трёх недель, но он наверстает их и всё равно прорвётся к Яавдай.
– Мягмар… – повторил Шооран. – Почему ты тогда не на берегу?
– Мне теперь необязательно. – Койцог поднял пузырь с обрезком щупальца, любуясь им. – В этом году вообще странный праздник. На оройхонах суматоха, цэрэги рыщут, хватают всех подряд. А ван в покоях заперся и народу не показывается. Вместо него выходил одонт Тройгал.
– Ван и не выйдет, – сказал Шооран, догадавшись, о ком идёт речь. – Я его убил.
– Потому и скрываешься? – спросил сушильщик.
– Да, – солгал Шооран.
– Здесь тебя никто не найдёт. Сюда запрещено ходить, да люди и сами боятся.
– А второй сушильщик?
Койцог махнул рукой в сторону далайна.
– Его нет, – сказал он. – Не повезло.
– Прости. Я не знал.
– Ничего, зато с нами всё будет в порядке. Со мной и с тобой. – Койцог укрыл Шоорана пушистой шкурой. – Спи, тебе сейчас надо много спать.
– Я не могу много, мне надо идти, – возразил Шооран, уплывая уже не в беспамятство, а в обычный сон вернувшегося к жизни человека.
Как ни старался Шооран, встал на ноги он лишь через две недели. Но и тогда о походе на север нельзя было и помыслить. Шооран остался жить на сухом пятачке в крошечных владениях Койцога. Сушильщик, как и всё их племя, был странным человеком. Он безразлично относился к происходящему, казалось, его ничто не интересовало и было ничего не нужно. Шооран, не выдержав, как-то спросил, зачем Койцог согласился перейти на новое место. Койцог усмехнулся:
– Две недели я не работал. Я украл эти две недели у судьбы.
– А зачем тогда торговался из-за алдан-шавара?
– Чтобы одонт не догадался, что я и так согласен. Пусть сильней ценит.
Разговаривал Койцог только во время отдыха. Подходя к аварам, он сразу менялся, становясь похожим на большого хищного зверя, и один вид его отбивал охоту вести беседы. В такие минуты Шооран забивался под навес и сидел затаившись. Он не боялся опасной близости горящего харваха, зная, что навес не мог бы защитить его, просто Шооран понимал – мешать нельзя.
Но однажды, когда Койцог, сметя в чашу последние пушинки сухого харваха, отошёл, чтобы перевести дыхание и дать отдых уставшим рукам, Шооран, не очень сознавая, что делает, подошёл к чану, перемешал харвах и кинул на авар большую лепёшку. Харвах завизжал, поднялся столб кисло пахнущего пара, по краям лепёшка вспенилась валиком сухого порошка. Шооран быстро смёл его, потом снова, и ещё… Спиной он чувствовал, что Койцог подошёл и стоит рядом, готовый к безумной попытке: помочь, если Шооран допустит ошибку. Ещё никто и никогда не мог исправить ошибки сушильщика, Койцог рисковал бессмысленно. Шооран тоже понимал, что ошибки быть не должно. Стараясь ни о чём не думать, он оглаживал свистящим хитином лепёшку, сметал убийственное зелье, а харвах всё не кончался, лепёшка не убывала…
Когда последние порошины упали в чашу, Шооран не понял, что всё позади и ещё несколько раз бесцельно мазанул щёткой по горячей поверхности. Лишь потом он сумел положить инструмент и отойти. Страшно болели напружиненные мышцы живота. Оказывается, всё это время Шооран ожидал взрыва и каменных осколков, вспарывающих брюшину.
– У тебя лёгкая рука, – похвалил Койцог. – Ты мог бы стать сушильщиком. Но лучше – не надо. Лучше бы сушильщиков не было вообще.
– А зачем ты работаешь сушильщиком? – спросил Шооран. – Тебе же ничего не нужно.
– Не знаю… Привык. Да я ничего больше не умею.
– Как ты им стал?
– Как и все. Мать умерла, отец погиб. Мне было десять лет, и я – старший в семье. Наследство досталось вану, и мне оставалось или уходить с малышами на мокрое, или идти в сушильщики. Это в земледельцы детям нельзя, а в сушильщики – можно. Выживает, может быть, один на двойную дюжину. А куда деваться?
– Я знаю, – сказал Шооран. – У меня случилось так же. Но я был один – и ушёл.
– Сёстры вышли замуж, брат где-то бродит, – закончил рассказ Койцог, – а я так и остался сушильщиком. Теперь уж навсегда.
– Вот что, – сказал Шооран, – завтра я уйду по делам на один день, потом уйду надолго. Но ты знай, что я обязательно вернусь и уведу тебя отсюда.
– Не всё ли равно, где жить? Сушильщик всюду останется сушильщиком, а шавар везде препротивное место. Но тем не менее спасибо. Твои дела будут на мокром?
– Да.
– Я так и думал и потому запас тебе одежду. – Койцог нырнул под навес и вытащил узел. – Вот, держи. Твоя вся расползлась. Вот твой нож. Деревяшку я выстрогал новую, от старой осталась труха. Ещё была кольчуга. Тоже разорванная. Я там поправил, как мог.
Шооран развернул узел, достал кольчугу. Она была словно новая, живой волос сплетался упругим покровом.
– А говорил – ничего не умеешь, – улыбнулся Шооран. – Спасибо тебе. И постарайся, чтобы с тобой ничего не случилось.
– Интересная работа, – Койцог кивнул на доспех. – Я прежде не видал такой.
– Такие носят в стране старейшин.
Койцог помолчал, потом сказал задумчиво:
– Так вот ты откуда…
– Нет, – поправил Шооран. – Оттуда родом мастер, который её делал. А я… – он вздохнул.
– Понимаю, – сказал Койцог. – Не говори.
На следующий день утром, вернее, ещё ночью Шооран ушёл. Он пробрался в темноте через сухую полосу и к свету был на мёртвой дороге. Шёл быстро, скрыв лицо в губке, не думая ни о гари, ни о чёрном уулгуе, который мог подстерегать здесь добычу. Слишком крупной была его игра, чтобы ей мог угрожать чёрный уулгуй.
За два часа Шооран добрался к тому месту, где его гонял владыка далайна. Теперь здесь ничто не напоминало о прошлом. Курились авары, полз нойт, мерно колыхался далайн, а на опустошённом оройхоне неведомо как завелась всевозможная живность.
Шооран внутренне собрался, бросил взгляд на стену Тэнгэра, напрягся и… ничего не произошло. В глубине души он был готов к чему-то подобному, слишком уж невероятным казалось его недавнее избавление и слишком упрямо молчала память о тех событиях. Всё же Шооран раз за разом собирал волю в кулак, бросал её в холодное молчание и не находил ответа. Что-то сломалось в нём, прекрасный и роковой дар исчез. Шооран безуспешно пытался что-то сделать, метался по берегу, тряся кулаком, но мысль, что волшебная способность не вернётся, становилась всё сильнее и скоро превратилась в уверенность.
Сдавшись, Шооран пошёл по узкой кромке назад. Он шёл и пытался представить, как теперь будет жить. Он молод, силён и не имеет места в жизни. Надеясь на свою исключительность, он легко пожертвовал завидной карьерой цэрэга. И Яавдай он потерял по той же причине. Кто знает, что там произошло, вряд ли старик Тэнгэр спустился на оройхон, чтобы увести Яавдай, но всё-таки это как-то связано с его бывшим даром. Остаётся вернуться назад – неважно, куда именно – и стать сушильщиком. Койцог сказал, что у него лёгкая рука, значит, он сможет растянуть свою гибель на несколько лет. Зачем? Лучше уж сразу.
- Предыдущая
- 47/108
- Следующая
