Выбери любимый жанр

Миракль рядового дня - Логинов Святослав Владимирович - Страница 4


Изменить размер шрифта:

4

Инна улыбнулась.

– Ну, здравствуй, – сказала она, – что букой смотришь? Не бойся, я тебя не съем…

Инна понимала, что девочка не слышит её, но уйти, оставив ребёнка испуганным, не могла. Иначе, какой она к чёрту врач? Поэтому она продолжала говорить, ориентируясь больше на жесты, выражение глаз, чем на бесполезные слова и интонации.

– Что же мне тебе подарить? Подарка ты взять не сумеешь, значит, его для тебя как бы и нет.

Инна порылась в сумочке, нашла блокнот и карандаш, быстро нарисовала на чистой странице большого улыбающегося кота. Страха в глазах у девочки уже не было, она завороженно следила за движениями грифеля. Потом протянула руку и, ткнув пальцем сквозь блокнот, произнесла что-то.

– Правильно, это киса, – согласилась Инна. – Знаешь что, давай сделаем так: я оставлю тебе рисунок, пусть он лежит здесь, а ты, когда захочешь, будешь приходить и смотреть…

Инна вырвала из блокнота лист, положила его на землю, прижала камешками так, чтобы его не унесло ветром. А подняв голову увидала в нескольких шагах перед собой четверых клоунски разодетых людей. Трико из разноцветных лоскутов, пёстрые куртки с разрезанными рукавами, собранными бантами – не хватало лишь трёхрогих колпаков с бубенчиками. Зато немытые руки крепко сжимали древки страшных полукопий-полутопоров.

«Ландскнехты – вот это кто», – вспомнила Инна.

Один из ландскнехтов, судя по пышности наряда – главный, произнёс какую-то тираду, указывая на Инну. Девочка слушала, прижавшись к стене, потом бросилась бежать.

Ещё бы не испугаться таких монстров! – Инна выпрямилась.

– Зачем ребёнка пугаете? – сердито сказала она.

Солдаты уже бежали на неё, и один резко и без размаха ткнул концом алебарды ей прямо в лицо. Инна отшатнулась. Отшарканное камнем лезвие прошло сквозь голову, не причинив ни малейшего вреда, но вид его был невыносимо страшен и инстинктивно заставлял уклоняться.

– Что вы делаете?!. – крикнула Инна, но стражники уже пробежали мимо и сквозь неё. Они гнались за девочкой.

За углом открылся двор, мощёный вбитыми в утоптанную землю плоскими камнями. В открытом очаге тлел огонь, на котором исходил паром чёрный котёл, темнели провалы распахнутых дверей, где никого не было, но какой-то явно ощутимый вихрь подсказывал, как быстро пробегали только что через эти проёмы спасающиеся жители. Не успели скрыться только двое: девочка, которой было слишком далеко бежать, и древний старик – не седой даже, а изжелтевший от времени словно старая бумага. Девочка пробежала едва полпути, а старик неожиданно сильно поднялся, угрожающе подняв руку с зажатой в кулаке вычурной резной палкой.

Дальнейшее произошло мгновенно, но для Инны это мгновение показалось чёрной застывшей вечностью. Топор алебарды обрушился на затылок девочки, на чепчик, из-под которого смешно торчала перевитая шнуром косица. Удар второго убийцы свалил старика.

Инна упала на колени рядом с тем, что полминуты назад было живым ребёнком. Она видела, что ничем не может помочь, даже если бы девочка была здесь, а не в своём злобном времени, даже если бы здесь было оборудование её клиники, всё равно уже ничем нельзя помочь, и остаётся только раскачиваться и выкрикивать:

– Звери… звери!..

Командир ландскнехтов, ещё не отёрший с алебарды кровь, повернулся, широко осклабился, расстегнул свои дурацкие штаны и, глядя в глаза Инне, начал мочиться на неё.

* * *

Солнце на оба мира было одно. Когда оно опускалось, сумерки равно сгущались повсюду, разве что в одном из миров шёл дождь, и тогда там было темнее. Однако, и в санаторном Хвойном Бору, и на мозглом от близкого дыхания трясины Буреломье вторые сутки держалась дивная погода.

Солнечный круг, коснувшись земли, уплощался, словно размазывался перед тем, как провалиться под землю. Небо было ещё синее, почти дневное, но под деревьями быстро сгущалась темнота, и костёр, до этого почти незаметный, становился центром, к которому невольно тянулся взгляд. Отблески огня влажно змеились в глазах коров, отъевшихся на некошенной траве и устало пережёвывающих проглоченное за день. Кристиан с Теодором сидели у самого огня, где смолистый дым немного усмирял комаров, особенно злых в это время года. Кристиан деревянной ложкой помешивал в котелке, висящем над углями.

– Грибов поленился побольше набрать? – попенял он племяннику.

– Они червивые все, – оправдывался Теодор. – Эти, из дома, знаешь, сколько грибов отыскали – я резать не успевал, а все червивые. – Теодор вдруг засмеялся. – А я ихний гриб нашел. Стоит такой ядрёный, уж точно без червей, а взять нельзя. Так я подозвал там одного – пухленький который, и показал, где гриб. А он сорвать не сумел, только переломал зря…

– Маленький ещё.

– Кристиан, а в самом деле, чего они такие? Я думаю, может мы ангелов стали видеть и души мёртвых. Народу за столько лет на свете жило тьма-тьмущая, потому и город у них огромадный. Дома, видал какие? И не валятся, потому что их тоже нет, а есть одно помрачение чувств.

– Ты бы меньше к священнику ходил, – посоветовал Кристиан. – Голова бы спокойней была. Ангелы все в белом и с крыльями. И пола у них никакого нет, потому что духам не положено. А тут сразу видно, где мальчишки, где девочки. И хозяйку их видел? Красивая.

– А чего у неё столько детей? Она же молодая.

– Чудак ты, она и вовсе не замужем, кольца-то нет! Дети не её. Видел, сколько их вчера было? Целый выводок, а сегодня всего четверо – остальных мамки забрали. Она просто возится с ними, вот как Рада с вами.

– Скажешь тоже. Рада порченная, а то бы она давно замуж вышла. А эта – сам же сказал – красивая. Она всё-таки ангел. Я видел – она детей кормила, и себе тоже положила, но есть не стала.

– С девушками так бывает, – философски заметил Кристиан.

– Жаль, если это не души умерших, – сказал Теодор. – Маму бы увидели…

В доме открылась дверь, на улицу вышла Гелия. Подошла поближе, смущённо улыбнулась.

– Здравствуйте.

– Добрый вечер, – сказал Кристиан, делая приглашающий жест рукой.

Гелия села на землю, подержала руки над костром. Угли не грели, в воздухе копилась вечерняя прохлада.

4
Перейти на страницу:
Мир литературы