Тарзан и потерянная империя - Берроуз Эдгар Райс - Страница 31

• Предыдущая
• 31/37
• Следующая

– Народ Кастра Сангвинариуса веками приучен к тому, что к цезарю можно обращаться за защитой, – произнесла она. – Цезарь не только издает законы, он олицетворяет собой правосудие. Он является либо воплощением справедливости, либо тираном. Итак, кто ты из двух, Сублатус?

Цезарь занервничал.

– Что за нелепая фантазия, дитя мое? – спросил он. – Кто подучил тебя говорить так с цезарем?

– Никто меня не подучивал, – сухо ответила девушка. – Это мой последний шанс, и хотя я знаю, что все напрасно, я решила сама удостовериться прежде, чем отвечу отказом.

– Ступай! – бросил цезарь. – Довольно этих глупостей. Займи свое место перед верховным жрецом и произнеси брачный обет.

– Ты не имеешь права не ответить мне, – решительно произнесла девушка. – Я обращаюсь к цезарю. Это право как гражданки Рима, праматери всех городов, передано мне по наследству нашими предками. И в этом праве ты не посмеешь мне отказать, Сублатус.

От гнева император пошел пятнами.

– Приходи завтра, – отрезал он. – Тогда и поговорим.

– Если ты не выслушаешь меня сейчас, то никакого завтра не будет, – молвила она. – Я настаиваю на соблюдении своих прав.

– Хорошо, – холодно произнес цезарь. – Каких милостей ты требуешь?

– Мне не нужна милость, – ответила Дилекта. – Я хочу знать, будет ли выполнено то, за что я плачу ценой страшной жертвы?

– О чем ты? – спросил Сублатус. – Что тебе нужно?

– Прежде чем выйти замуж за Фастуса, я хочу видеть Максимуса Прекларуса. Мне необходимо удостовериться в том, что он жив и здоров, – ответила девушка. – Как тебе известно, я согласилась на брак только при этом условии.

Взбешенный цезарь вскочил на ноги.

– Он здесь! Максимус Прекларус рядом со мной! – крикнул голос с балкона, выходящего в зал.

Присутствующие вскинули головы к балкону, откуда раздался голос. В переполненном зале пронесся гул удивления.

– Варвар! Максимус Прекларус! – раздалось в толпе.

– Стража! – завопил цезарь.

Тарзан прыгнул с балкона на колонну, подпиравшую свод, и быстро соскользнул вниз. Обезьяны устремились следом за ним.

У трона Тарзана с шестеркой косматых обезьян встретила дюжина обнаженных мечей. Женщины завизжали и попадали в обморок. Цезарь скрючился на своем золоченом кресле, оцепенев от ужаса.

Путь Тарзану преградил подскочивший молодой патриций с занесенным мечом, но его опередил То-Ят. Желтые клыки обезьяны впились в горло человека, и этого оказалось достаточно. Огромная обезьяна взгромоздилась на тело своей жертвы, испустив победный клич. Патриции попятились назад.

Фастус с воплем бросился наутек. Тарзан подскочил к Дилекте. При виде надвигающихся на него обезьян цезарь в панике спрыгнул со своего места и спрятался за спинкой трона, который являлся символом его величия и власти.

Между тем пребывавшие в зале патриции, офицеры и солдаты, видя, что зачинщиками переполоха оказались всего лишь дикий варвар и шесть безоружных обезьян, пришли в себя и двинулись в наступление. В этот момент под балконом, откуда спустился Тарзан, открылась потайная дверь, и в зал вбежали Максимус Прекларус, Кассиус Аста и те, кто вместе с Тарзаном штурмовал стену дворца под сенью раскидистых деревьев.

Сторонников цезаря остановили лучшие клинки Кастра Сангвинариуса, поскольку в первых рядах нападавших находились профессиональные гладиаторы, чьим выступлениям в течение всей недели шумно рукоплескала публика. Тарзан передал Дилекту на попечение Мпингу, ибо самому ему и Прекларусу предстояло принять участие в битве.

Мало-помалу защитникам Дилекты пришлось отступить под напором патрициев, охраны и солдат, вызванных из других частей дворца. Они отошли к потайной двери, в то время как Тарзан и его товарищи отбивали атаку, а большие обезьяны наводили на неприятеля ужас своей свирепой агрессивностью.

Снаружи перед дворцом народ выломал массивные ворота, и орущая толпа лавиной вкатилась во двор, растоптав охранников, а заодно и кое-кого из своих.

Но легионерам-ветеранам удалось заслоном встать перед самым входом, удерживая недисциплинированную толпу, которая разрослась до таких размеров, что присоединившиеся мятежные войска просто затерялись в ней.

Охрана подтащила к ступеням дворца катапульту и стала осыпать нападавших камнями. Народ продолжал наседать, поражаемый копьями защитников дворца.

Издалека, от ворот Декуманы, послышался звук трубы, а от главных ворот Декстра – строевой шаг войска. Звуки эти были неверно истолкованы теми, кто стоял по краям толпы, вызвав их аплодисменты и одобрительные возгласы. Так уж повелось, что к толпе всегда липнут трусливые личности, которые рассчитывают одержать победу за счет жизней других. На сей раз им показалось, что войска готовы перейти на сторону народа. Но радость их длилась недолго – первая же центурия, свернувшая на главную улицу от ворот Декуманы, атаковала их копьями и мечами. Уцелевшие разбегались в разные стороны.

Центурии стремительно накатывались одна за другой. Очистив главную улицу, они набросились на чернь, занявшую дворцовый двор, и вскоре от мятежников осталось лишь несколько вопящих человек, которые ринулись к дворцовой ограде в поисках спасения. Их упорно преследовали грозные легионеры с пылающими факелами и обагренными кровью мечами.

Вынужденные отступить, Тарзан и его сторонники укрылись в небольшом помещении. Дверь была низкая, оборонять ее не составляло особого труда, но когда они устремились к окну, через которое проникли во дворец, то увидели, что путь к отступлению отрезан – сад буквально кишел легионерами. Стало ясно, что восстание подавлено.

Каморка, в которой они находились, с трудом вмещала такое количество людей, но являлась тем не менее едва ли не лучшим убежищем во всем дворце, поскольку здесь было только два хода – низкая дверь, ведущая в тронный зал, и небольшое окно, выходившее во дворцовый сад. Каменные стены могли противостоять любому оружию, каким располагали легионеры. Но что будет теперь, когда восстание потерпело поражение и легионеры не присоединились к народу?

Как только начнется голод и люди почувствуют жажду, эта комната превратится в тюрьму и камеру пыток, а для многих, возможно, станет и могилой.

– Ах, Дилекта! – воскликнул Прекларус, оказавшись рядом с ней. – Я нашел тебя, но, увы, скоро потеряю вновь. Своим легкомыслием я обрекаю тебя на гибель.

– Своим появлением ты спас меня от смерти, – возразила девушка.

Из складок платья она извлекла кинжал и показала Прекларусу.

– Я все равно не вышла бы за Фастуса. Но раз я не умерла тогда, то проживу еще и уж по крайней мере встречу смерть с улыбкой, ибо мы погибнем вместе.

– Сейчас не время рассуждать о смерти, – вмешался Тарзан. – Еще недавно вы мечтали оказаться вместе, и вот вы здесь. Через несколько часов все может измениться, и вы еще посмеетесь над нынешними страхами.

Стоявшие поблизости гладиаторы, услыхав слова Тарзана, покачали головами.

– Всякий, кто выйдет отсюда, – проговорил один из них, – будет сожжен на костре, либо брошен на съедение львам, либо на растерзание диким буйволам. Мы погибнем, но битва удалась на славу, и я благодарен варвару-чужестранцу за такой прекрасный конец.

Тарзан обернулся пожимая плечами.

– Я пока еще жив, – сказал он. – Обо всем этом я подумаю потом, после смерти, правда, тогда будет немножко поздно.

Максимус Прекларус засмеялся.

– Пожалуй, ты прав. Но что ты предлагаешь? Если оставаться здесь, нас всех безжалостно перебьют, поэтому нужно придумать, как отсюда выбраться.

– Если не сумеем пробиться собственными силами, то придется положиться на удачу, в частности, на помощь оставшихся на воле друзей, которым, возможно, удастся перехитрить легионеров. В данный момент наше положение действительно незавидное, однако я не отчаиваюсь. Что бы ни случилось, хуже не будет, а это уже кое-что.

– Я с тобой не согласен, – возразил Метеллус, кивая в сторону окна. – Смотри, они устанавливают в саду баллисту. Скоро наше положение станет хуже, чем сейчас.

• Предыдущая
• 31/37
• Следующая