Выбери любимый жанр

Машенька - Логинов Святослав Владимирович - Страница 5


Изменить размер шрифта:

5

Больше Марину не охватывало страшное чувство беды, но она всё время помнила, что с бабушкой может быть нехорошо, и торопилась разделаться с учёбой как можно скорее. Это было тем легче, что Сергей исчез из её жизни. Всё произошло удивительно просто и быстро. Марина лишь спросила при встрече, как зовут ту девушку. Сергей рассмеялся, хотел что-то рассказать, но Марина вдруг ясно поняла: врёт. И хотя там у него пока нет ничего, но и здесь тоже ничего нет и быть не может.

Она ещё не знала, что с этой минуты обречена понимать других людей и, значит, навсегда останется одна.

Зимнюю сессию Марина сумела спихнуть досрочно и уже на следующий день мёрзла в нетопленной электричке, спешащей прочь от города. Дорога до деревни была хорошо укатана, а дальше приходилось пробивать лыжню по нетронутой снежной целине. Особенно тяжело было в лесу, где снег лежал такими огромными и пушистыми холмами, что лыжи тонули в нём и не помогали, а мешали двигаться. За два часа Марине не попалось ни одного человеческого следа. Не было следов и возле избушки, перед дверью намело сугроб, её пришлось откапывать концом лыжи.

Избушка встретила холодом и непривычным порядком. Бабушки нигде не было. А посреди стола лежало составленное у нотариуса завещание, согласно которому дом и всё имущество отходили «внучке моей Машеньке – Шубиной Марине Сергеевне».

На третий день приехала мать. Она вошла в дом со скорбным выражением на лице, держа в руках заранее приготовленный платочек, но, увидев, что в избушке нет никого, кроме Марины, сразу же обрела деловитую уверенность. Не говоря ни слова, обошла горницу, поколупала ногтем стены, неодобрительно покачала спинки стульев.

– Труха! – наконец заявила она. – Всё можно выкидывать. Дом удастся продать рублей за восемьсот, сейчас такие дачки в моде, я уже покупателя присмотрела. А вещи никуда не годятся, вот только взглянуть, где-то платок должен быть пуховый. И ещё иконы, они теперь в цене… – мать направилась к бабушкиной божнице.

– Не смей!.. – свистящим шёпотом выдохнула Марина.

– Что?.. – мать обернулась.

Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза, стояли, не двигаясь, и с лица матери сползало выражение трезвой озабоченности, и пятнами выступал страх. Неизвестно, что почудилось ей, но вдруг она ойкнула, попятилась, а потом, тихо взвыв, метнулась в сени и дальше на улицу. Только там к ней вернулся голос:

– Ведьма!.. – заголосила она и, проваливаясь по пояс в снежные заносы, бросилась прочь.

Марина сухими глазами смотрела, как барахтается в снегу эта чужая женщина.

В город Марина вернулась через неделю. О бабушкином наследстве больше не было сказано ни слова. Но именно с этих пор Марина усвоила в отношении матери злое словечко «мамаша» и перешла к оскорбительному для родителей обращению на «вы».

А мать как-то сразу сникла, здоровье её хизнуло, из цветущей женщины, на которую даже молодые люди на улице порой оборачивались, она в одночасье превратилась в сгорбленную, морщинистую старуху. Она мгновенно растеряла аристократические замашки, перестала заботиться о внешнем блеске, стала нечистоплотной, приобрела способность непрестанно жаловаться и брюзжать.

Одна страстишка сохранилась в её дряблом сердце – копить уже ненужные ей деньги. Целыми днями она была способна раскладывать на столе разноцветные купюры, планируя фантастические, воображаемые покупки. Марина не препятствовала ей в этом и так же, как когда-то бабушка, щедро дарила сиреневые двадцатипятирублёвки.

Шло время. Из уходивших лет неприметно складывалась жизнь. Марина стала детским врачом. Вначале она ничем не отличалась от прочих участковых педиатров, разве что чаще других прописывала травы, а когда их не находилось в аптеке, то давала свои, почему-то помогавшие лучше покупных. От трав общеупотребительных постепенно она перешла к тем, что по редкости или неизвестности не попали ещё в фармакопеи. И наконец, однажды, впервые со дня бабушкиного ухода, применила заговор. У неё просто не оставалось другого выхода – ребёнка надо было спасать.

Но и потом, когда о ней пошла молва как о ворожее, Марина Сергеевна пользовалась бабушкиными приёмами, только когда аптека уже не помогала. По-прежнему было неловко твердить замшелые молитвы, Марина Сергеевна предпочитала просто бормотать неразборчиво и лишь иногда ловила себя на том, что шепчет в такт ювелирным движениям пальцев: «Свят! Свят!»

Слухи о чудо-докторе разбегались мгновенно. О её способностях рассказывали чудеса, но только сама Марина Сергеевна знала, как мало она умеет. Каждый отпуск и почти все выходные проводила она на хуторке. Читала писанные славянской вязью книги, собирала травы, рассматривала вещи, которыми не умела пользоваться.

Кое-что открывалось, но медленно и тяжело. Порой, когда было ради кого стараться, буквально из ничего возникал праздничный обед, иной раз удавалось непонятным образом позвать нужного человека, и он немедленно приезжал, как бы далеко ни находился. Как-то пожелтевшая от времени расписная бабушкина чашка сорвалась со стола, но не упала, а зависла в воздухе, так что Марина Сергеевна успела подхватить её.

Марина Сергеевна долго пыталась восстановить жуткое чувство грозящей потери, которое обдало её при виде падающей чашки. Она даже специально купила красивейший сервиз и, не обращая внимания на причитания матери, хладнокровно расколотила его в куски. Но через полгода она всё-таки поймала это ощущение, когда на улице какой-то мальчишка, разогнавшись на катульке, поскользнулся, кубарем полетел под колёса спешащим машинам, но на самом краю тротуара был остановлен взглядом задохнувшейся от ужаса Марины Сергеевны.

Но тайн всё же было больше. Взять хотя бы чудо с колечком: был ли это морок, как уверяла потом бабушка, стараясь успокоить Марину, или в самом деле смотрели они в тот день за полтораста километров?

Бережно собирала Марина Сергеевна случайные находки, запоминала чувства, приёмы, но видела, что успеет ничтожно мало. А сколько сумеет передать? И кому?

Конечно, немало находилось народу, желающего стать её наследниками. Шарлатаны и хапуги, вертящиеся вокруг медицины, осаждали её со всех сторон, мечтая получить волшебный рецепт. Мистики всех сортов от тупоголовых сектантов до моднейших телепатов, являлись косяками, пытаясь заполучить в свои ряды настоящего чудотворца. Всех их Марина Сергеевна узнавала за сто шагов по непрерывно тлеющей бессильной истерике и гнала беспощадно. Встречались и бескорыстные искатели истины. С ними было особенно трудно, ведь нельзя же открыть тайное искусство кому попало, не поймёт этого случайный, чужой человек. Чудо передаётся только с любовью.

5
Перейти на страницу:
Мир литературы