Черный смерч - Логинов Святослав Владимирович - Страница 42
- Предыдущая
- 42/69
- Следующая
Уника указала направление, поклонилась уходящим и долго смотрела им вслед. Почему-то ей до последней минуты чудилось, будто к лососям пойдут только Тукот и Данок, а Таши останется с ней, и они вдвоём поведут Ромара к мудрому чужинцу Баюну.
Оставшись без обузы, посольство пошло куда как шустрей. Все трое старались наверстать потерянное время, а сделать это можно было только здесь, в чернолесье, где почти не встречалось подроста, а земля под старыми елями была плотной и пружинящей, усыпанной слежавшейся хвоёй и великим множеством грибов. Этими грибами отряд по преимуществу и питался, поджаривая над углями нанизанные на тонкие прутики боровики. Пару раз Таши, у которого к лесу была привычка, умудрялся прямо на ходу сбивать из лука рябчиков. Хоть и невелика птица – рябчик, а троим мужикам с ней и вовсе делать нечего, однако добычу не выбрасывали, а вечером пекли в углях и честно делили крохи горячей птичины. Стрел у всех в колчанах вновь был полный запас – Машок приказал выдать уходящим – но добыча почему-то шла под выстрел только Таши.
Когда вышли к медленной темноводной речушке, Таши вытащил на ходу странную стрелу, каких он несколько захватил из лесного дома: неоперённую, с большим тяжёлым наконечником, – и, остановившись на мгновение, пустил стрелу в непроглядно тёмную воду. В этот вечер на углях пеклась большая щука. Данок лишь языком цокал восхищённо, глядя на повадки приятеля, выросшего в лесу. Да и Тукот присматривался – лишнее умение в жизни всегда пригодиться может.
Лесистые сопки тройка охотников прошла, никого не встретив, – то ли большеглазые карлики ушли отсюда, то ли не осмелились напасть на слишком опасного противника. Все трое были накрепко заговорены Уникой от нехитрого чародейства ночных убийц, а йогины заговоры большеглазые привыкли различать издали и боялись их пуще лесного пожара.
Пройдя берегом ленивого ручейка, отряд вышел к полузаросшей поляне, где на самом видном месте стоял наспех вырезанный идол Хурака. От старости и непогоды он поветшал и растрескался, так что свирепая харя выглядела совсем ужасной.
– Мать поставила, – пояснил Таши, кольнув себе палец и помазав губы истукана кровью. – Тут ещё прежде моего рождения побоище случилось, так идол против бездомных духов поставлен.
– Кто с кем бился-то? – спросил Данок, удивлённый, что и сюда дотянулась длинная рука йоги. – Тут, никак, живые люди раз в десять лет ходят…
– Лесной мангас карликам шеи откручивал.
– А!.. Так я об этом слышал. Не думал только, что своими глазами это место увижу. – Данок улыбнулся и повторил немудрящую мораль истории, которую вечерами деды рассказывали малышам: – Когда твои враги дерутся друг с другом, не следует им мешать.
– Давайте-ка отсюда ноги уносить, – посоветовал Тукот. – Идол идолом, а ночевать лучше где-нибудь в сторонке.
– Да ничего нам не будет, – расхрабрился Данок. – Троим-то… Все заговорённые и при оберегах. А если ещё костёр запалить, так и вовсе спокойно. Я вон мальцом ночью на погост бегал, на спор, и ничего – никакого Жжарга не видал. Сказки всё это… – Данок призадумался, вспомнив искажённого духа, и сам же поправился: – Пусть не всё, но половина – точно сказки.
– Тебе и половины хватит, – проворчал Тукот, поправляя заплечный мешок. – Похвастал, а теперь – ноги в руки – и пошли.
– Да я что, я же ничего, – отступился Данок. – Просто местечко уж больно подходящее, и ручей рядом, и сушняка – вон сколько, собирать не надо… – Данок протянул руку, чтобы обломить ветку здоровенного, на корню засохшего куста, и тот, вдруг ожив, вцепился в Данка, обхватив его разом десятком ветвей.
Данок отчаянно вскрикнул, маханул копьём, обламывая тонкие костяные отростки, и с трудом вырвался из объятий хищного растения. Липкие полупрозрачные нити потянулись следом, не желая отпускать не в пору попавшуюся добычу.
– В ручей! – заорал Таши. – В ручей беги! Да не размазывай ты эту пакость, а то не отмоешься!
Тукот, выхватив дубовый меч, крошил хрустко осыпающиеся ветки. Куст мертвяника вздрагивал и даже не пытался защищаться от нежданного дровосека.
Таши затащил товарища к ручью, принялся замывать от едкой и липкой дряни, приговаривая в подражание матери:
– Чистой водой, проточной водой…
Подошёл Тукот, прекративший бессмысленную войну с кустами, сполоснул в ручье перемазанный меч, хмуро спросил:
– Ну что, сказки?
– Так кто ж знал? – отдуваясь, оправдывался Данок. – Возле дома ничего такого нет.
– У Низового есть, – сказал Таши, зачерпывая пригоршни воды и издали плеща на вздрагивающий куст. – Хорошо, что они воды боятся, а то бы – беда. Подползли бы ночью и всю кровь выпили.
– Кто ж знал?.. – нервно повторял Данок.
– Тебя предупреждали. – Тукот был неумолим. – Будешь теперь мокрым идти. Сушиться здесь не станем.
– Да я и сам тут минуты лишней не останусь! – Данок опасливо глянул на куст, не подающий никаких признаков жизни, и принялся навьючивать на спину сброшенный мешок.
На следующий день путешественники вышли к Болотищам. Последний раз переночевали на сухой земле и спустились в моховую хлюпь – один из последних остатков древней земли, какой была она прежде появления человеческого рода. Сначала дорога шла хоть и трудная для ходьбы, но не топкая, поросшая карликовым соснячком. Алые и жёлтые огни морошки светились повсюду. Данок, прежде ничего подобного не видавший, объелся сладким до того, что губы слипались, но остановиться не мог и продолжал на ходу срывать истекающие соком жёлтые ягоды.
– Эх, сколько добра пропадает! – сетовал он. – Сюда бы девок отрядить, ягоды можно было бы наквасить на всю зиму. То-то малышне радость была бы…
– Лососи так и делают, – подтвердил Таши. – Я у них осенью был, когда другая ягода идёт – журавлика. Так её человек в день по пуду нахватывает – страда получается потяжеле хлебной. Зато потом – целый год печали не знают. А по весне у них рыбная страда, когда рыба на нерест идёт. Рыба у них мелкая, взглянуть не на что, но много её – жуть! Весло в воду ткнёшь, так оно стоймя противу течения идёт – рыба упасть не даёт и с собой тащит. Реки у них, впрочем, пустяшные, против Великой – ничто. А как рыба после нереста скатится – так и речки пустеют, одни ерши и плотва остаются. Осетра у них не водится и стерляди тоже. Зато по озёрам рыбка есть, снеток, вот такая малая, – Таши показал с полмизинца, – так они её из-подо льда частой сеточкой черпают, сушат, в муку мелят, а потом лепёшки пекут, как мы из ячменя. Хлеба-то у них своего мало, не родится тут хлеб.
– Ну, всё хозяйство порассказал!.. – рассмеялся Тукот. – Когда изучить-то успел?
– Месяц прожил, как-никак, – обидчиво откликнулся Таши. – Да и лососи к матери на заимку приходили, помощи от поветрия просить.
– Так она что, и чужим помогает? – удивился командир.
– А это – кому как. С лососями мы в дружбе, так отчего не помочь?
– Так-то оно так, – с сомнением сказал Тукот, – а всё одно – странно.
– Ты лучше скажи, – медовым голосом спросил Данок, – а правда, будто ихние девки, покуда замуж не выйдут, с пришлыми мужчинами спят, и до тех пор, пока она от прохожего человека ребёнка не родит, её никто и замуж не возьмёт?
– А я откуда знаю? – Таши пожал плечами. – Мне в ту пору, когда я там был, едва десять стукнуло. Кто ж со мной о таком говорить станет? Хотя, наверное, правда. Сестра у меня среди лососей живёт единородная. Зубрёной зовут. Девка боевая, вроде Лишки, только красивая. Я, говорит, тебя старше, поэтому ты должен меня слушаться. А какое старше, если я почти на полгода раньше родился? Я ей это объяснил, так она на меня с кулаками полезла.
– А ты что?
– Что я, с вяза упал и головой стукнулся – с девчонкой драться? Я её за руки схватил, она полягалась маленько, да и остыла. А так мы дружно жили. Это она мне показала, как из лука рыбу стрелять. У них такое каждый умеет. Сети-то на лесных речках ставить несподручно, там на дне сплошные коряги, враз изорвёшь. Вот они и наловчились – из лука или острогой. Такие мастера есть, завидки берут смотреть. Зато боло они не знают. Так я Зубрёне своё подарил и кидать научил.
- Предыдущая
- 42/69
- Следующая
