Черный смерч - Логинов Святослав Владимирович - Страница 33
- Предыдущая
- 33/69
- Следующая
Вот уже стены совсем рядом, ещё чуток, и сверху откроет огонь оставленное заграждение. Тогда щитоносцам придётся поднять свои плетёнки над головами и, значит, открыться для тех, кто сражается внизу.
– Стрелки – во второй ряд! – вновь послышался голос вождя.
Оклемался Тейко, пришёл в себя и уже не лез сломя голову в драку, а, как и положено командиру, приказывал простым воинам.
Никто не успел выполнить приказа, потому что вновь, в который уже раз за недолгие минуты боя мэнки преподнесли людям сюрприз. Шеренга чужинцев вдруг развернулась лицом к частоколу, щиты разом опустились, взметнулись десятки луков, и туча стрел полетела в сторону одинокой скособоченной фигуры, что стояла на приступке стены, на самом виду, напоминая любителям магии, что ждёт тех, кто привык побеждать воинскую силу силой колдовства.
Так вот почему позволяли мэнки людям отходить к воротам почти без потерь! Не за людьми они охотились, а за одним-единственным человеком, которого боялись больше, чем всех остальных людей вместе взятых!
Мгновение над полем висела тишина, а потом её прорезал громкий, совершенно неуместный и очень весёлый смех Ромара. Колдун, как и прежде, стоял на гребне стены, на скуле ярко алела царапина, прочерченная слишком меткой стрелой, ещё одна стрела пробила полу балахона, накинутого на старческую фигуру, а все остальные выстрелы пропали зря, то ли расстояние ещё было велико, то ли страх затуманил взгляд мэнкам и заставил дрожать руки – то знают лишь поганые мэнковские предки.
– Давай, бей в меня, старого, трать стрелы! – кричал Ромар дребезжащим голоском, не заботясь о том, понимают ли его вражеские стрелки.
Воспользовавшись заминкой, рванулись вперёд дети Лара и смяли стрелков, не позволив им выстрелить второй раз. А затем, хочешь не хочешь, опять откатились к родным стенам, ибо новые шеренги, ещё не побывавшие в бою, надвинулись на них. И опять мэнки не стали расстреливать потерявших порядок людей, а развернулись и дали залп по ненавистному колдуну. Но на этот раз за полминуты до залпа справа и слева от Ромара выросли двое воинов со щитами и прикрыли волшебника от летящей смерти. Так же, как и Ромар, они недвижно стояли в полный рост, один держал щит в правой руке, другой – в левой, чтобы обшитые кожей плетёнки полностью закрывали всех троих. Теперь Ромар и двое воинов были надёжно укрыты, лишь отставленные копья торчали в сторону.
Откуда взялись в селении лишние бойцы, то ли воротная стража покинула пост, то ли двое лучников бросили своё дело, сражающиеся не знали. Надо было драться, и люди дрались.
Когда по сторонам поднялись плетёные щиты и прикрыли его от стрел, Ромар бросил быстрый взгляд на своих спасителей и охнул от удивления. Конопатая Калинка и Лада – Роникова мать в мужской одежде и с копьями в руках стояли справа и слева от него. Лица у обеих были отчаянные, но руки не дрожали.
– Правильно, бабоньки! – подбодрил колдун женщин. – Постоим тут на вольном ветерочке. Побольше в нас постреляют – поменьше нашим детям достанется.
Теперь, когда осаждающие поняли, что до Ромара им так просто не добраться, их внимание снова переключилось на вышедший из ворот отряд. Щитов здесь почти не оставалось, но дети Лара успели перестроиться, укрывшись за немногими сохранёнными плетёнками. Десятка два чужинцев, вооружённых хитрыми мэнковскими копьями, ринулись вперёд, чтобы открыть непокорных людей под выстрелы, после чего их можно будет перестрелять, как гусей на перелёте. Кто-то из мэнков, не добежав, кувырнулся со стрелой в груди, но большинство достало противника, вцепилось баграми в край щитов, стараясь лишить людей защиты.
Лишка свой щит сохранить сумела, не было у неё мужской привычки бросать вещь, вдруг показавшуюся ненужной, и за спиной у богатырки сгрудилось чуть не пятеро воинов. Навстречу Лишке выскочил рослый мэнк, каких среди нападавших не так просто сыскать было. Бросив свой щит, он перехватил крюк двумя руками и, зацепив плетёнку, рванул что было сил. Затрещала лоза, щит, не выдержав, надломился, сложившись вдвое. Лишкин топор мелькнул чёрной молнией, уложив вражеского храбреца, но и сама девушка, и лучники за её спиной оказались открыты перед вражескими стрелками. Лишка прыгнула вперёд, стараясь схватить оброненный мэнком щит. Она бы ни за что не успела, но один из медведей заслонил её собой, приняв грудью предназначенную девушке стрелу, а через мгновение широкий мэнковский щит уже закрывал людей. Сын медведя покачнулся, изо рта хлынула пенистая кровь, но у воина ещё достало сил на последний рывок. По самую обвязку на рожне вбил светловолосый лесовик копьё в живот своему убийце и лишь затем опустился на землю, как человек, который доделал все дела и теперь может отдыхать.
Тейко видел, ещё минута – и бой превратится в бойню, но не было сил принимать решения и вести людей. В пробитой руке полыхал тяжёлый неугасимый уголь, боль застилала глаза, мешала думать. Хотелось опуститься на землю и умереть, чтобы не видеть того, что творится вокруг. Будь он простым воином – давно бы лежал под ногами торжествующих мэнков, но Тейко знал, что на него сейчас смотрят все родовичи, и это знание наполняло его злобой и заставляло идти вперёд. Тейко лишь сорвал с раненой руки безумно тяготящий её шар кистеня и, вздев правой рукой копьё, ринулся на врага:
– Бей!
О том, что он кинул наземь священный родовой нефрит, Тейко уже не думал. Он не думал ни о чём. Однако святыне не было суждено валяться в грязи. Еша – немолодой пастух, года на три постарше самого вождя, подхватил падающий камень и, обгоняя Тейко, выскочил на открытое место. Рука, привычная управляться с кнутом, крутанула ремень, и словно зелёная молния ударила по наседающим мэнкам. Пятнадцать лет не видели дети рогатого Лара этого поблеска. Молодые лишь слышали, что в тяжкую минуту оружие предка, оказавшись в достойных руках, может собрать в себе всю мощь племени, силу живых и умерших, мудрость и магию, и обрушить её в одном сокрушающем ударе. Вот только никто этого не видал с тех пор, как переломился священный нефрит. Поговаривали, что и вовсе ушла сила из зелёного камня. Но оказывается, ничто не пропало, и в руках неприметного овчара зелёный желвак проявил свою силу. Не был до этой минуты Еша ничем примечателен, не говорил на совете, не вершил подвигов и даже среди пастухов не пользовался большим весом, а как пришла минута, оказался способен на то, чего не смог вождь.
Два огненных удара отразили отчаянную вылазку мэнков. Шестеро чужинцев были убиты на месте, остальные отпрянули, сразу потеряв всё преимущество. Но и Еша не сумел вернуться под прикрытие щитов. Три или четыре стрелы разом пробили его тело. Еша сделал один спотыкающийся шаг и упал.
Пастуха немедля оттащили назад, сняли с руки кистень. Всклоченный, залитый чужинской кровью Мугон протянул святыню Тейко:
– На, вождь!
И так он это произнёс, словно изругал злым словом.
– Руку мне пробило, – произнёс Тейко, хотя негоже вождю оправдываться, да никто и не спрашивал у него оправданий.
Устрашённые небывалым оружием мэнки сразу не решились повторить атаку, и в битве наступило некоторое затишье, когда ни одна из сторон не осмеливается напасть первой.
В помощь людям из ворот вышел последний резерв, все со щитами, поскольку слишком многие из сражавшихся щиты обронили, глупо понадеявшись, что раз дело однажды дошло до топоров, то больше неудобные плетёнки не понадобятся. Теперь на воротах остались лишь женщины да калеченные. Случись что – прясла задвинут, а обороняться будет некому.
В свою очередь от недальней рощи неспешной трусцой приближались две новые шеренги мэнков. Обе стороны бросили в бой свои последние резервы. Очевидно, мэнки во что бы то ни стало вздумали решить сегодня судьбу людей на берегах Великой. Люди в свою очередь тоже не могли больше сидеть взаперти и желали битвы не меньше, чем чужинцы.
И в этот момент, когда до последней схватки оставались считанные минуты, со стороны ближних выпасов донёсся рёв, от которого, казалось, трава пригнулась к земле. Не было в нём ничего человеческого или звериного, лишь чудовищной глотке демона были доступны эти звуки:
- Предыдущая
- 33/69
- Следующая
