Люди-монстры - Берроуз Эдгар Райс - Страница 31
- Предыдущая
- 31/35
- Следующая
Размышляя о будущем, он вдруг подумал, что если им не доведется встретиться с профессором Максоном и фон Хорном, то девушка так и не узнает о том, что он не человек. В этом случае он не потеряет ее, а будет всегда рядом с ней. Идея овладела им, а с нею и жгучий соблазн завести Вирджинию Максон далеко в джунгли, подальше от людских глаз. Почему бы и нет? Разве не он спас ее, тогда как остальные потерпели неудачу? Разве это не справедливо, что она должна принадлежать ему?
Какие у него были обязательства перед ее отцом или фон Хорном? Он уже раз спас жизнь профессору Максону, а потому ничем не был ему обязан, и трижды спасал Вирджинию. Он будет с ней добр и ласков. Она станет в тысячу раз счастливей и защищенней с ним, чем с теми, кто так и не сумел оградить ее от бед.
Булан стоял молча, устремив взор вдаль на восходящее солнце, и девушка залюбовалась его волевым благородным лицом и прекрасной фигурой. Какие эмоции испытала бы она, если бы смогла прочесть его мысли?
Первой тишину прервала девушка.
— Вы сумеете найти дорогу к жилищу, где находится мой отец? — спросила она.
Застигнутый вопросом врасплох Булан не сразу понял, о чем его спрашивают, а когда понял, с сожалением осознал, что придется рассказать ей правду и скорее, чем он думал. Но как сказать ей о своем намерении? И тут ему пришла в голову мысль сперва прозондировать почву — возможно, — она не станет возражать его плану.
— Не терпится вернуться? — спросил он.
— Ну конечно, — ответила она. — Отец будет страшно переживать, пока не узнает, что я жива. Что за странный вопрос в самом деле.
Пока она ни о чем не догадывалась.
— А если мы не найдем обратной дороги? — продолжал Булан.
— О, не говорите так, — встревожилась девушка. — Это было бы ужасно. Я умру от горя, страха и одиночества в этих кошмарных джунглях. Но вы, конечно же, отыщете дорогу к реке. От берега до того места, где вы спасли меня от гнусного малайца, расстояние совсем небольшое.
Слова девушки привели Булана в уныние. Будущее представлялось ему теперь не таким радужным, раз она будет несчастной в той жизни, которую он задумал для них обоих. Он молча раздумывал. В его груди бушевали противоречивые чувства. Какие из них одержат верх — низменно-эгоистичные либо же благородные? Каким человеком он проявит себя?
При мысли о том, что он может потерять Вирджинию, желание быть с ней рядом стало необоримым. Вернуть ее отцу и фон Хорну означало бы лишиться ее — в этом не было сомнений, так как они не станут долго держать ее в неведении относительно его происхождения. И тогда, помимо того, что он Навсегда потеряет ее, ему придется вытерпеть безмерное унижение от ее презрения.
Перед ним стояла сложнейшая нравственная проблема, и, пытаясь решить ее для себя, Булан, который только начинал постигать азы нравственности, постоянно возвращался к вопросу, имевшему для него жизненно важное значение — есть ли у него душа? Он понимал, что ответ на этот вопрос зависит в некоторой степени от его решения относительно судьбы Вирджинии Максон, поскольку, по его примитивной теории о душе, это невидимое нечто предполагало лишь добрые поступки. Злые же являются признаком маленькой никчемной душонки либо полного отсутствия оной.
То, что Вирджиния может лишь ненавидеть бездушное существо, он воспринимал само собой разумеющимся. Он желал ее уважения, и это обстоятельство помогло ему принять окончательное решение, решение, продиктованное истинным благородством его натуры — он хотел счастья Вирджинии Максон, чего бы это ему ни стоило.
Девушка пристально наблюдала за ним, пока он молчал, погруженный в раздумья. Она не знала, какая борьба происходит за его спокойной наружностью, но по затянувшейся паузе чувствовала, что решается ее судьба.
— Ну так что? — произнесла наконец она.
— Сперва мы должны поесть, — ответил он будничным голосом, словно и не отказался секундой ранее от своего счастья, — а потом отправимся на поиски вашего отца. Вы непременно встретитесь, Вирджиния, я ручаюсь в этом.
— Я не сомневалась в вас, — сказала она, — но как нам с отцом отблагодарить вас, просто не знаю, а вы?
— Знаю, — сказал Булан, и в его глазах внезапно вспыхнуло пламя, удержавшее Вирджинию Максон от дальнейших вопросов.
По правде говоря, она не знала, сердиться ли ей, опасаться или радоваться из-за того, что она прочитала в его взгляде, либо же устыдиться самой себе, так как она вдруг поняла, что за ее интересом к этому незнакомцу, возможно, кроется нечто большее, чем ей казалось до сих пор.
Охватившая их внезапная скованность исчезла, когда Булан жестом пригласил ее следовать за ним вниз по тропе в ущелье на поиски пищи. Там они уселись рядом на поваленном дереве возле ручья, подкрепляясь собранными Буланом фруктами. Они часто встречались глазами, и всякий раз девушка потупляла взор при виде нескрываемого обожания во взгляде мужчины.
В прошлом многие мужчины глядели на Вирджинию Максон с восхищением, но еще никогда такими чистыми, смелыми и искренними глазами. В них не было коварства и злого умысла, и для Вирджинии тем более было странно, что она не может выдержать их взгляда.
«Эти глаза выражают удивительно прекрасную душу», — подумала она. — «Рядом с их владельцем моей жизни и чести ничего не угрожает.»
А Булан подумал: «Я мечтаю только об одном — иметь душу, всегда жить рядом с любимой и оберегать ее.»
После завтрака они снова двинулись в поисках реки, которая, вдруг куда-то исчезла. Они все шли и шли, преодолевая препятствия и мелкие речушки, через которые Булан переносил девушку на руках, пока не наступил полдень, а реки все не было. Поскольку оба плохо ориентировались в джунглях, они не смогли установить ни местонахождения тропы, которой пришли, ни в какой стороне протекала река.
С наступлением вечера Вирджинию Максон охватило беспокойство: она была уверена в том, что они заблудились. Булан не делал вида, будто знает дорогу, а говорил лишь, что в конечном счете они непременно выйдут к реке. На деле же, если бы не явная тревога девушки, он с радостью воспринял бы тот факт, что они заблудились, однако ради нее честно старался найти реку.
Когда наконец наступила ночь, девушку охватил ужас, но она не выдавала своего состояния, так как понимала, что ее спутник не виноват в их затруднительном положении. Раздававшиеся в ночных джунглях странные, жуткие звуки наполнили ее самыми недобрыми предчувствиями, а когда сверху зарядил холодный моросящий дождь, она и вовсе поникла духом.
Булан на скорую руку соорудил для нее примитивное укрытие, затем заставил прилечь, снял с себя боевую накидку даяков и укрыл ее, однако прошло несколько часов, прежде чем усталость взяла свое, и девушка забылась беспокойным сном. Несколько раз ей в страхе казалось, что Булан бросил ее одну в джунглях, но когда она окликала его, он отзывался с другой стороны укрытия. Она подумала, что Булан соорудил для себя шалаш по соседству, но сама мысль, что он может уснуть, наполняла ее страхом, и все же она больше не стала окликать его, поскольку понимала, что он нуждается в отдыхе даже больше, чем она. Булан же всю ночь простоял возле своей возлюбленной, простоял почти обнаженный на ночной прохладе и под холодным дождем, оберегая ее от появления диких ночных посетителей — людей и зверей.
Следующие сутки, а потом и третьи, и четвертые оказались повторением первых. Булан из последних сил старался отогнать сон. По его покрасневшим глазам и изможденному лицу девушка догадалась, что он недосыпает, и пыталась заставить его отдохнуть как следует, но она не предполагала, что он не спит уже четверо суток.
В конце концов природа не выдержала такого колоссального напряжения, могучую конституцию человека одолели-таки холод, сырость, а также нехватка сна и еды; всю пишу, которую он находил в последние два дня, он отдавал девушке со словами, что свою долю он уже съел.
Наутро пятого дня, когда Вирджиния проснулась, она обнаружила перед своим укрытием на мокрой земле Булана, который метался в горячечном бреду. При виде могучей фигуры, ставшей вдруг такой беспомощной и жалкой, девушка моментально позабыла про свои страхи, хотя и понимала, что лишилась защитника. Из слабой дрожащей дочери изнеженной цивилизации она в мгновение ока превратилась в львицу, выхаживающую и оберегающую своего больного супруга. Эта аналогия не пришла ей в голову, но пришло нечто другое, когда она увидела, что его бьет в жестоком приступе лихорадки, и при виде его полнейшей беспомощности она нагнулась и поцеловала его сперва в лоб, а потом в губы.
- Предыдущая
- 31/35
- Следующая
