Транквилиум - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 25
- Предыдущая
- 25/123
- Следующая
Здесь рады вам на каждом шагу, в каждом погребке, под любым шатром. Здесь никому и ни в чем не бывает отказа. Вовсе не обязательно иметь кучу денег, чтобы насладиться благами Эркейда, потому что главное его богатство растворено в воздухе: это лень, безмятежность и нега. Вы можете снять номер в отеле за четыре и даже пять фунтов в день, но хижину на пляже владелец оценит в три шиллинга, а где-нибудь в садах, поодаль от моря – в два. Место для палатки обойдется вам в полпенса плюс шесть шиллингов за прокат самой палатки на любой срок. И даже этих трат можно избежать, поднявшись на две-три мили вверх по реке – туда, где город уже кончился, а йеменские сады и огороды еще не начались…
Что-то подобное было поначалу в планах Светланы и Глеба: пожить некоторое время на виду, пуская пыль в глаза, а затем незаметно сменить статус, раствориться в безымянной толпе людей небогатых – и через две недели безымянно отбыть в Эннансиэйшн, где Олив подготовит им крышу над головой…
И вот все – рушилось.
…и потому Светлана с досадой оглянулась на отель, на его фасад, облицованный молочно-белым матовым камнем с неожиданными зелеными прожилками, на окна третьего этажа с бежевыми шторами, так и не ставшими надежной защитой от чужих взоров, на пальмы, выстрелившие в небо из кипени темной амбреллы, на ждущие у подъезда наемные кабриолеты и ландо, на радужную фонтанную пыль меж пальм и за пальмами, на башенные часы, показывающие, что уже половина пятого, что день прошел, съеденный неприятностями, и Глеб молчалив и задумчив, и очень хочется хоть что-то узнать от него…
Не надо его трогать.
Проплыли мимо хрустальный корабль ресторана «Перси», летний королевский дворец, чуть дальше и в глубине – круглый дом с двумя ярусами арочных окон и надписями «ЦИРК» с одной стороны и «КАЗИНО» – с другой. Потом лошадка как бы сама – кебби сидел неподвижно, похожий на чучело сыча – свернула направо и тут же налево, на деревянный мостик, музыкально отозвавшийся на удары ее копыт. Дальше путь лежал вдоль узкого канала, по черной воде скользили еще более узкие низкобортные лодки с парой гребцов и дюжиной пассажиров на каждой. Наконец кебби шевельнулся, и лошадка стала. Влево вел пешеходный мостик: через канал и прямо под полуарку с надписью огромными буквами «Государственная почтовая служба».
– О-от, – с южным выговором у кебби все было в порядке. – Прибыли, сэ-э и мэ-эм.
Глеб расплатился.
– Мое ва-ам бла-адарсти-ие, – медленно кивнул кэбби. – Жда-ать?
– Спасибо, не стоит, – отмахнулся Глеб.
Телеграмма, отправленная ими, была такая: «Мистеру Бэдфорду, собственный дом, Линден-стрит, Порт-Элизабет. Для передачи мистеру Белову. Папа, дорогой, прости меня. Счастлива, что ты вернулся. Я так тебя ждала. Верю, что увидимся скоро. Люблю. Твоя глупая дочь».
Через три часа текст этой телеграммы лежал перед следователем Джозефом Данном. Агент, принесший его, сидел напротив и курил маленькую матросскую трубочку. Вид его был чрезвычайно довольный, как у умного тощего кота, умыкнувшего сосиску.
– Сколько это стоило, Хилл? – спросил следователь.
– Пять, – сказал Хилл и выпустил к потолку струйку дыма.
– Телеграфисты просто обнаглели, – Ланн достал бумажник и выудил из него розовато-серую бумажку. – Чем заняты подопечные?
– Перекусили, вышли к морскому парку, покатались на лодке, взяли билеты на «Феерию». Когда я вернулся с почты – сидели в погребке «Ширли Грэм».
– Ничего подозрительного?
– Трудно сказать. Подходил к ним какой-то странный тип, но парень его отшил. Хок пошел было за ним, но тип попался вертлявый…
– Ничего себе! Какой-то тип уходит от нашей лучшей ищейки, а агент Хилл считает это в порядке вещей…
– Я так не считаю, шеф, но… там надо было видеть все. У Хока не было шансов – толпа валила очень плотная, только что кончилась предыдущая «Феерия». Ни одного шанса, шеф. Ребенок мог уйти от Хока.
– М-да?.. Ладно, оставим пока это. У наших ребят билеты на девять?
– Да, шеф.
– Старайтесь держаться к ним поближе. Парень предупрежден насчет вас, резких движений делать не станет.
– А кто они, шеф? Шпионы?
– Что ты, Хилл… Обычная влюбленная парочка. Банальный адюльтер. Еще совсем дети… Но на них как-то уж слишком тщательно обращают наше внимание. И мне это совсем не нравится. Ты понимаешь, конечно, что они такие же Голицыны, как я – композитор Проктор. И вот тут начинаются настоящие вопросы. Например… – Ланн вдруг замолчал, еще раз перечитал телеграмму. – Но если это тот самый Бэдфорд, то я вообще ничего не понимаю… Ладно, Хилл, иди. Не думаю, что их попытаются убить сегодня, но – постарайся быть готовым ко всему.
Но быть готовым ко всему у Хилла не получилось. Когда «Феерия» закончилась и зрители встали, чтобы поблагодарить актеров, он на несколько секунд потерял из виду своих подопечных. То есть что значит: на несколько секунд? Зрители сели, но Голицыных среди них уже не было. Хок, Адамс и О'Брайн, оставшиеся снаружи, не видели их среди выходивших…
Князь и княгиня Голицыны, люди яркие и заметные в любой толпе, пропали – как будто растворились в воздухе.
8
Они вынырнули из пыльного мира на какой-то тихой улочке, быстрым шагом дошли, почти добежали, до перекрестка, и здесь Глеб остановил проезжавший кэб. Откинувшись поглубже на мягком пружинном диванчике, Светлана, прижавшись к Глебу, шепнула:
– Я боюсь…
– Я сам боюсь, – признался Глеб. – Я перестал понимать, что происходит.
– Может быть, плюнем на все? Уедем прямо сейчас?
– Уже думал. Не получается. Без денег не получается и без документов – тоже.
– Это трудно. Но, наверное, можно. Тем более, раз ты умеешь так…
– Может быть, ты и права, – сказал Глеб с сомнением. – Но, понимаешь ли… – он замолчал и задумался. – У меня такое чувство, будто кто-то толкает и толкает под локоть.
Условились: она ждет Глеба в ресторане отеля, он забирает из сейфа чемодан с деньгами и парой еще не использованных паспортов, после чего, не заходя в номер, спускается к ней.
– Неужели вы покидаете нас? – расстроился портье.
– Нет, – сказал Глеб, принимая из его рук второй ключ от сейфа.
Чемодан, понятно, был на месте. Глеб проверил: все цело.
Да и могло ли быть иначе в этом отеле, гордящемся своей безупречной репутацией?..
Ему вдруг показалось, что все страхи напрасны.
А в номер все же придется зайти: оружие там – и надо прихватить Светлане что-то набросить на плечи: неизвестно, где придется провести эту ночь.
Коридор был пуст. Глеб остановился перед дверью, еще раз огляделся на всякий случай – и переместился в пыльный мир. В следующую же секунду дверь его номера распахнулась, и навстречу вышли, беседуя, двое. Это было неожиданно, как вспышка – и потому на миг все замерли. А потом один из тех пригнулся – и мутная волна боли захлестнула Глеба с головой. Несколько раз под черепом лилово сверкнуло. Потом настала тьма.
Беспокойство объяло ее сразу, как только она села за столик. Ресторан был полон едва ли наполовину. Но от официантки, возникшей рядом, пахло потом, и поза ее выражала усталость.
– Жела-ате, мэ-эм?
– Чего-нибудь некрепкого со льдом.
– Все-о?
– Пока все.
Некрепкое со льдом оказалось лимонным соком с ромовой отдушкой и замороженными дольками лимонных ягод. Светлана выпила большую часть бокала, прежде чем поняла, что рома там гораздо больше, чем это померещилось сгоряча. Поэтому появлению растрепанной Олив она не удивилась.
А Олив… Олив не помнила, когда испытывала такое же облегчение и счастье, как сейчас, влетев в ресторан и с первого же взгляда обнаружив – ну, в самом центре! – эту дуреху, живую и невредимую! И, не вдаваясь в объяснения, она выхватила ее из-за стола, бросив взамен серебряный шиллинг, и увлекла за дверь, к караулящему Баттерфильду, и вдвоем они подхватили начавшую упираться Светлану, бросили в коляску, Баттерфильд хлестнул лошадей… Что ты делаешь, что ты?! Но Олив зажала ей рот ладонью: «Молчи!» – умоляюще… Они летели непонятно куда – прочь, подальше, от огней, от взглядов…
- Предыдущая
- 25/123
- Следующая
