Транквилиум - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 2
- Предыдущая
- 2/123
- Следующая
Глеб перегнулся через парапет и посмотрел вниз. Кажущиеся маленькими волны с шорохом накатывались на каменистую полоску пляжа, проваливались – и уступали место следующим. Иногда как бы крошечные камешки вдруг срывались с места и шустро мчались куда-то: рогатые крабы рылись в порах этого естественного фильтра и, понятно, получали свое. У крабов были весьма ощутимые преимущества перед ним, Глебом Мариным, выпускником престижной школы Джессапп…
Последние полгода он доучивался лишь благодаря доброму к нему расположению совета попечителей и директора мистера Трэйна. Ты закончишь курс, юноша, и получишь диплом, это я тебе гарантирую, сказал мистер Трэйн тогда, после так страшно несостоявшихся рождественских каникул, но больше ничего я тебе гарантировать не могу. Я буду работать ночами, сэр, сказал Глеб, чтобы… Нет, юноша, мы этого не допустим, – и Глебу показалось, что мистер Трэйн улыбнулся.
И вот приходится начинать буквально с нуля: имея в кармане шесть фунтов четыре шиллинга, в школьном ранце – смену белья и диплом с золотой печатью, в голове – неясный гул, а в сердце – страх и неуверенность… и не имея: крыши над головой, родственников, знакомых (хороших), рекомендательных писем, планов, особых на что-то надежд…
Но небо было ослепительно-синим, и ветер дул в спину. Темная полоска гор на островах Виктории и Роэл-Оук угадывалась на горизонте, и на фоне ее выделялись паруса скользящего к югу, на материк, многомачтового барка. Паруса малых судов и лодок теснились в Коммерческой гавани, а прямо напротив Глеба стоял на якорях старый крейсер «Дефендер», стационер: сын директора Трэйна служил на нем лейтенантом, и офицеры корабля бывали гостями школы. В конце концов, наймусь в матросы, с усмешкой подумал Глеб. Почему нет?
Он оттолкнулся от парапета и уже хотел было идти – все равно куда – как вдруг заметил неясное движение внизу, среди камней. Вернулся и стал искать взглядом то, что на миг привлекло внимание.
Да, вон там, на границе воды и камней, справа, довольно далеко – мелькнуло что-то светлое. Потом еще. Он пошел в ту сторону, стараясь не отрывать взгляда. Мешали растущие на обрыве кусты черной аралии – но как раз там, где надо, был просвет.
Застрявшее меж камней, опутанное водорослями, колыхалось в волнах тело человека.
Вот это да! Глеб огляделся. Он знал, что в подобных случаях следует немедленно позвать полицию. Но в такую рань на бульваре не было не то что констебля – вообще никого! За час, что прошел с момента его торжественного прибытия на Приморский вокзал – а бульвар начинался непосредственно от привокзальной площади, – и до сего мгновения Глебу встретились три человека, из них двое – дворники. И вот четвертый – покойник. К чему бы это?
Тем временем покойник сделал бессильно-судорожное движение, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь и выбраться из воды, и Глеб понял, что искать констебля некогда.
Спуск к воде был шагах в ста. Крутая полуразрушенная каменная лестница. От нижней ее трети вообще мало что осталось – поработали весенние шторма. Но Глеб ссыпался по ней, как горошина, и запрыгал по камням, думая лишь об одном: не подвернуть ногу. Ногу. Тогда все… Он добежал быстрее, чем рассчитывал. А может быть, ему так показалось.
Человек, застрявший в каменной щели, из последних сил удерживал лицо над водой. Глеб упал на колени, схватил его за плечи, и человек вдруг вскрикнул и обмяк. Он был тяжелый и скользкий, и не раз вырывался из рук, но Глеб все-таки выволок его на сухое место. И, обессилев, сел рядом.
Стоп! Надо же что-то делать… Он стал лихорадочно перебирать в памяти свои знания и полузнания, применимые к подобному случаю.
Он наглотался воды… волны захлестывали его с головой, и он вполне мог наглотаться воды… повернуть лицом вниз и вызвать рвоту. Ага. Ну и тяжелый же ты… Теперь свести локти и начать их поднимать…
Фонтан!
Опустили локти… С воем пошел воздух. Ребра хрустят?
Все равно – еще раз. И еще. И еще.
Фонтаны слабели. Еще чуть-чуть…
Отдохнем.
Зашевелился. Приподнялся – и с воплем схватился за бок.
Но – смотрит. Что-то хочет сказать.
Только сейчас Глеб смог разглядеть, кого именно выволок из воды. Мужчина явно старше и крупнее его самого – хотя Глеб далеко не малыш, шесть футов сто восемьдесят фунтов, вице-чемпион по плаванию. Лицо мужчины породистое, узкое, подбородок выдается вперед – и вся правая половина этого лица превращена в сплошной кровоподтек. По разодранной рубашке расплываются красные пятна. И изо рта – тоже струйка крови. Кроме рубашки на нем черные с серебряным галуном брюки флотского офицера…
– Кто вы? – наклонился Глеб. Яростно билось сердце. – Что произошло?
Вместо ответа человек отвернулся, одной рукой оперся о землю, другой обхватил себя поперек груди – и его стало рвать. Наверное, ему было очень больно, потому что он кричал.
Именно в этот миг Глеб будто бы проснулся. Запах чужой рвоты пробил дыру в его непрочной броне…
…ты знаешь, что мы с тобой сотворим, русская срань, но страх исчез, и Глеб стал драться – драться так, как дрался бы в свой смертный час, – и они не выдержали, они ведь хотели только позабавиться, эти четверо, но вот потом – потом ушли все силы, и он сидел на грязном полу и блевал от запаха мочи, пива и собственного пота…
…и возникло вдруг странное чувство: вплавленности себя в этот кусочек мира на стыке трех стихий, и все вокруг было чудовищно реальным, преувеличенно выпуклым и плотным, а сам он, напротив, кончался сразу под кожей, и что находится в глубине его тела, не знал никто. В музее янтаря он видел глыбы с ящерками и громадными стрекозами внутри – и там у них, в их остановленном времени, было, видимо, то же самое: невозможно сгустившийся и ароматный воздух, и мелькание пятен света и полутьмы снаружи воздуха. И только что смерть посетила это место, побыла и удалилась без звука – значит, опять какая-то грань, какая-то точка перемены…
Он весь внутри шарахнулся от этой мысли, но тут же забыл обо всем, потому что человек – офицер – всем корпусом развернулся к нему и, с трудом выталкивая из себя звуки, сказал:
– Ххо… тхы? Студенх?
Через секунду Глеб понял его.
– Я школьник. Я из школы Джессапп, знаете?
Показалось, что офицер кивнул утвердительно. А может быть, просто сглотнул.
– Майхик, бехи… кх кхоменданту порта… кхмм! Пехедай: мяхешш на «Дефенхехе»… кхмм!.. Кхоманхихх убит, офихэххы под ареххом. Вохх, дерхы… – он вынул из кармана и вложил Глебу в руку мокрый кожаный бумажник. – Там мой хэтон…
– Что там?
– Хэтон… аа, ххехт…
– Я вас не оставлю, – сказал Глеб. – Вам нужен врач.
– Вхемени нех, – почти спокойно сказал офицер. – Бехи.
– Вам не подняться одному. Там очень круто и не за что держаться.
– Не спохь, – сказал офицер. – Дотехпью. Увихехх хонсхебъя – скхажешь ему. Вхе, бехи. Помнихь, ххто скахать?
– Мятеж на «Дефендере». Командир убит. Кто вы?
– Хоххэтах Стэбхоххт.
– Лорд Стэблфорд?
Офицер кивнул.
– Я понял вас, милорд. Я все передам. Но, может быть, все-таки?..
– Нех.
Несколько раз оглянувшись, Глеб добрался до лестницы – и понял, что зря пытался настоять на своем. Даже в одиночку – было трудно. Три десятка футов скользких от песка и неустойчивых руин. Как он умудрился спуститься здесь?..
Он перелез через решеточку, запиравшую лестницу, и под неодобрительным взглядом какой-то няни с коляской бросился бежать по бульвару. Комендатура порта – в той стороне… Проклятье: ни одного полицейского, лишь няни с колясками, да пожилые джентльмены, да мальчишки с газетами… Наконец в боковой аллее мелькнул белый пробковый шлем.
– Констебль!..
Долгие минуты на объяснения. Зато потом – трель свистков, и конные, и фаэтон: «Гониии!..» – и кучер испуганно озирается на усатого констебля со свирепыми фарфоровыми глазами, и клены по сторонам. «Берегиииись!» – на повороте Глеба бросает на констебля, а тот ничего не замечает, лишь смотрит перед собой, и до Глеба опять с запозданием – в который раз сегодня с опозданием! – доходит: мятеж на «Дефендере»! Командир убит! На улицах неистовая толкотня, все мечутся, выкрики продавцов газет: «Дерзкое ограбление почтового поезда!» И из-за этого стоит кричать?.. Рыжие и полосатые тенты над витринами, цветные огни и тени за стеклами. Как же это: мятеж на «Дефендере»? Зачем? И – что будет? Что-то будет, что-то будет, что-то будет – отлетает от стен звук подков. «Беррррегись!» Тихая аллея, вязы и дубы, и в конце ее – особняк красного кирпича…
- Предыдущая
- 2/123
- Следующая
