Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга первая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 29

• Предыдущая
• 29/118
• Следующая

Потом все взорвалось в стремительном множественном движении. Пчелы будто выстрелили самими собою – с такой скоростью и яростью они накинулись на велосипед. Саня вскрикнула и выпустила его из рук, и он, даже не успев упасть, превратился в серый шевелящийся ком. А Саню схватили сзади поперек туловища, оторвали от земли и куда-то понесли, потащили – со страшной скоростью, над землею, цепляясь ею за какие-то кусты и ветви. Оборвался ремень старой почтальонской сумки, с которой Саня ходила в школу, терпя насмешки глупых: сумка была из настоящей кожи. И вот впервые за ее жизнь в ней что-то не выдержало... И почему-то именно это вдруг заставило Саню громко орать, брыкаться и бить по чему попало руками и ногами.

Наконец безумный бег прекратился. Ее грубо поставили, почти бросили... В гневе она обернулась – и подавилась криком.

То, что тащило ее, не было человеком.

Огромное существо, покрытое густой красноватой шерстью, стояло на ногах и имело руки – правда, очень большие и черные. Но голова его... Это отпечаталось в памяти навсегда.

Увенчанная рогами, она была покороче бычьей. Прилегающие к черепу уши были почти как у человека, и в мочках болтались огромные и очень сложные серьги. Узкий лоб был изборожден глубокими морщинами. Поражали глаза: миндалевидные, огромные, с чистым голубоватым белком и светлой серо-зеленой радужкой. Но из пасти торчали, не умещаясь, огромные желтоватые клыки... Существо приложило руку к груди и пророкотало:

– Диветхохх... Саня не закричала. Она всхлипнула только и стала оседать на землю.

Последним, лишенным эмоций, бесстрастным взглядом они видела существо, чуть наклонившееся вперед, за ним – колонну из темного камня, стену, увитую плющом, провал двери, окаймленный резной аркой...

Она пришла в себя от холода. Журчал ручей. Она приподнялась. Болела спина, болело плечо. Кофта и платье были истерзаны и больше ни на что не годились. Зато рядом лежала ее сумка. Ремень просто перетерся о пряжку.

История наделала много шума. То есть не сама история, конечно, а то, как ее истолковали. Из Озерска приехали милиционеры и солдаты, взяли прочесом лес. Санечку отвезли в районную больницу, обследовали – в том числе и психиатры. Но она и им – по какому-то внутреннему наущению рассказывала не все и не так, как было на самом деле, а: ехала, вдруг стало черно в глазах, всякие картинки замелькали... – ну, и так далее. Во все это легко было поверить.

А что велосипеда и следов не нашли – так что ж, бывает, на то и воры...

Петьку же пришлось целовать, ибо спор есть спор. Это оказалось не так и противно, как можно было подумать поначалу.

Разместились в приятной чистой комнатке с двумя кроватями и медным умывальником в углу. В наклонном потолке светилось окно с синеватым стеклом и частой медной же решеткой переплета. Льняные простыни на кроватях были чистые, хотя и застиранные до полной прозрачности. Алексей жестом попросил ее не двигаться, а сам стал прислушиваться. Лицо у него при таких сеансах становилось восковым, страшным, глаза – неподвижными, мертвыми. Вряд ли он знал об этом... Саня старалась не дышать.

– Ф-фф... – Кровь вернулась к щекам Алексея, он поморгал, передернул плечами. – Ух, сестренка, и жуткое же местечко... Кто-то грызет стены, да еще как грызет! Даже не знаю... думал, и правда: переночевать и двинуть с конвоем, а теперь – хоть без обеда. Хотя... да. Нужен же еще и газолин. Так что пообедать придется все равно.

Саня чувствовала, что этот городок начинает всасывать их в себя. Пока еще нежно, легким дуновением...

Обед с терпким терновым вином был превосходен, а вот визит к аптекарю оставил тягостное ощущение. На обратном пути к трактиру Алексей покаялся, что ослабил бдительность и не прослушал дом аптекаря перед тем, как войти. Саня поняла почему: площадь постепенно заполнялась людьми, стало шумно, и Алексею пришлось бы пережить настоящие страдания, решись он на такой шаг. Но вот теперь приходилось гадать: то ли аптекарь всегда такой – то ли в доме его кто-то скрывается, а он боится ненароком выдать его. То ли, наконец, это у них самих от долгого пути обострилась подозрительность...

Был аптекарь толст, потен и неопрятен. Покупателей он встретил за короткой стойкой, частично разгораживающей небольшую комнатку на две неравные части: поменьше для покупателей (троим уже было бы тесно), побольше для него самого и для белых шкафов, затянутых вместо стекла промасленной бумагой. Запах в аптеке стоял странный, не совсем аптечный, но определить его ни Алексей, ни Саня не смогли. Присутствовали в этом букете – тут уж несомненно – то ли ароматы нефти, то ли ароматы гнили. Будто крыса сдохла под полом...

Газолин он был готов продать, не слишком дешево, но приемлемо. Два бидона. Чуть позже мальчик доставит их на постоялый двор. Что? В трактир Акакия? Хорошо, пусть будет трактир (короткий подозрительный взгляд)... Но заплатить лучше сейчас, непосредственно ему... шестнадцать грошей за фунт, сто десять фунтов... Как мальчик понесет? Он повезет на тележке. До постоялого двора... Ах да, в трактир. Итого двенадцать марок двадцать два гроша и мальчику сорок грошей... нет, давайте мне, так лучше, иначе он их тут же проиграет в пристенок...

Алексей долго расплачивался, озирался по сторонам, рассматривая чучела летучей мыши, совы и громадной жабы, стоящие на узкой полке под самым потолком и уже почерневшие от копоти, приценивался к собачьей желчи, не купил – дорого... Аптекарь потел от тщательно скрываемого напряжения.

– Может быть, у него понос? – предположила Саня, когда они вышли наконец из аптеки. На площади уже кто-то собирался жарить мясо, вздувая для этого скверный каменный уголь, но даже и с такой добавкой воздух казался восхитительно свежим. – И он просто не мог дождаться...

– У аптекаря? – усомнился Алексей.

– Кто бреет брадобрея? – Саня сделала движение рукой, будто вынимала из воздуха невидимое яблоко. – Впрочем, я не настаиваю... – шагнула чуть в сторону и сделала стремительное па неизвестного ей самой танца.

Она чувствовала себя удивительно. Будто полная сил, но одеревеневшая от долгого вынужденного лежания... нет – вырвавшаяся из засады... нет бабочка, разорвавшая кокон...

• Предыдущая
• 29/118
• Следующая