Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 30
- Предыдущая
- 30/95
- Следующая
Опять зима. Грязные сугробы вдоль обочин. Синее небо. Солнце сзади. Противного розового цвета дома в стороне от дороги… Узнаёшь? Здесь нас застиг тот буран.
Вот на этом месте автобус подпрыгнул будто бы на кочке…
Машины по дороге не ехали. Они на ней стояли – достаточно редко, иначе с ними было бы не разминуться. За рулём и просто так в них сидели люди, равнодушно глядя вслед проезжающим мимо. Кто-то неодобрительно покачивал головой.
– Что это с ними? – Саня покрутила пальцем у виска. – Течёт крыша?
Алексей наморщил лоб.
– Понимаешь, это… это как бы след… или отпечаток… или тень… Здесь всё такое. Неживое. Мы ещё пересечём твой мир. Но чуть позже и в другом месте.
– А что ты говорил тому дурачку про Озёрск? Про убить?
– Должен же я как-то сбивать с толку преследователей…
В голосе его Саня услышала то ли фальшь, то ли неуверенность. То ли что-то ещё.
Всё было как в повторном сне, и сне достаточно кошмарном. Город Озёрск словно бы жил, но не своей жизнью. Или даже не жизнью. Так во сне бежит собака и разговаривает человек. Жизнь ушла из него, остались подёргивания и несвязная речь. Люди выходили из магазинов, чтобы потолкаться на тротуарах и тут же вернуться. Машины стояли перед светофорами, и когда одна из них тронулась с места, Саня даже вздрогнула. Впрочем, проехала она только через перекресток, развернулась и вновь стала перед тем же светофором – с другой стороны. Алексей, вспотев от напряжения, очень медленно вёл "Хонду" через непрерывные потоки пешеходов, которые как бы не видели эту машину, а налетев на неё, замирали в изумлении. Люди либо одеты с иголочки, либо в совершеннейшие лохмотья – без обычной середины. Почему-то совсем не попадалось детей. Центр города был просто переполнен бессмысленно снующими людьми – как бы изображающими массовку в кино. Дважды Сане казалось, что в этой толпе она замечает знакомые лица, но убедиться возможности не было.
– Зачем мы здесь? – спросила она.
Алексей посмотрел на неё и почему-то покачал головой.
Осуждает или жалеет? Чего ради? Она не заслужила ни осуждения, ни жалости…
Потом Алексей свернул в малозаметный переулок между двумя зелёными заборами, один из которых весь был залеплен объявлениями и портретами каких-то кандидатов в кого-то, а второй необыкновенно чист, – и несколько секунд спустя остановился перед странным домом, которого в настоящем Озёрке не было и не могло быть.
Это даже нельзя было назвать домом. Серо-жёлтая выпертая из земли скала, в которой грубо вырублена колоннада, портик – и почти бесформенный чёрный провал, ведущий внутрь. От всего этого веяло какой-то мистической древней тусклой иррациональной жутью…
Как ни смешно, странное здание окружали серые сарайчики, какие-то штабеля досок и ящиков, железные гаражи – обычные атрибуты городских изнанок. Через жёлто-глинистую канаву лежали две доски. Зияли зловонные дыры открытых люков. Кто-то потерял брезентовую рукавицу.
– Я ничего не понимаю… – почти в отчаянии вытолкнула из себя Саня. – Что это?
Вместо ответа Алексей протянул ей бумажник с ключами и картами. Вышел из машины. Саня слышала, как он хлюпнул грязью и чертыхнулся.
Сама же она погрузилась в созерцание карт.
Ах, вот мы где… Незаконный перекресток. То, чего быть не должно, но что неизбежно случается при наложении миров. Теперь… если мы проскользнем туда, но не до полноценного мира, а по такой же тени… сможем? Должны… тогда вот здесь поворот, и дальше…
Дальше было почти темно. Но если кто-то следит за ними (что значит – если? конечно, следит…), то взгляд его вот здесь пересечёт сам себя – и прервётся. И дальше врагу понадобятся многие поиски…
Алексей вернулся и сел. Посмотрел на часы. Саня тоже посмотрела. Без четверти десять. Совсем ещё утро.
Она вернула бумажник. Алексей рассеянно сунул его в карман.
– Подождём, – сказал он.
– Чего?
– Ещё не догадалась? – в голосе было что-то незнакомое. Отчаянное.
Она покачала головой.
– Нас.
– Нас? – она вдруг не поняла слово. О каком-то "насе", она помнила, опасливо шептались девчонки… – Что такое "нас"?
– Винительный падеж от "мы", – усмехнулся Алексей. – Скоро сюда должны прийти мы. Здешние мы.
– Понятно, – сказала Саня равнодушно. Почти равнодушно. Что она при этом чувствовала, она понять не могла.
При первом посещении Кузни Алексей уже встречался с другим собой, но тогда с ним был Филадельф… и вообще всё было иначе. Он даже представить себе не мог, как ошеломит его сейчас появление двух куклоподобных людей, один из которых был точной копией кесаревны, а второй – приходилось верить, что это точная копия его самого. Но себя он не узнал бы – разве что по одежде…
– Они нас не видят, – сказал настоящий Алексей настоящей Сане, – и не слышат. И вообще ничего не понимают.
– Откуда ты знаешь? – голос её был скомкан.
Действительно, откуда? Филадельф сказал?..
– И почему они пришли сюда? – продолжала Саня.
– Потому что мы здесь. Мы их притянули. Вытащили из того муравейника…
– Это их ты хочешь убить?
Долгое молчание.
– Да.
Куклоподобные брели по грязи – вроде бы не разбирая дороги, но как-то особенно ловко, не падая и даже почти не пачкая ног. Подошли вплотную и деловито остановились.
– Нет, – сказала Саня тихо. – Я не позволю. Ты понял, да? Я не позволю. И меня не трогает, что ты скажешь…
– Думаешь, мне хочется это делать? – Алексей почувствовал, как в горле вспухает ком. – Я отдал бы… – он задумался, что мог бы отдать, – правую руку – чтобы только обойтись без этого. Ты можешь наконец это понять или нет: нам нужно дойти любой ценой! Любой…
– Я никуда не хочу, – бешеным шёпотом произнесла Саня. – Я никуда не пойду. Верни меня домой. И всё.
– В общежитие?
– Да.
– Оно сгорело.
– Ничего. Найду что-нибудь. Без крыши не останусь.
– Тебя уже забыли. Ты исчезла. Полностью, как пар…
– Вспомнят.
– Не вспомнят.
– Я тебе не верю.
– Твоё право. Сейчас мы отправимся туда – и убедишься.
Он чувствовал, что говорит не то и делает не то, но никак не мог понять, где оно – "то".
– Ннннет, – Саня затрясла головой. – Ты опять меня куда-нибудь заведёшь. Я сама… я найду дорогу…
Алексей отодвинул с пути свою куклу, просунулся в салон машины и вытащил початую бутылку водки.
– Глотни.
– Не хочу.
– Глотни, тебе нужно.
– Я сказала: не буду. Не буду. И убери от меня это!.. – вдруг завизжала она, отпихивая куклу-себя. – Убери! От меня! Это!!! Убери!!!
Ничего человеческого не было в её искажённом лице.
И тут кукла-Алексей сделал полшага вперёд и попытался загородить собой куклу-Саню. Движения его были неуклюжи, но в глазах горели мука и отчаяние связанного… и даже не связанного, а заживо погребённого в неподвластной ему ходячей могиле человека. Эти полшага дались ему тяжелее, чем иному – подъём на вершину какого-нибудь Эвереста… И отчаяние и мука этого взгляда прожгли Саню насквозь.
Она вскрикнула и побежала.
Она бежала, отдавая бегу все силы, не понимая куда, не зная зачем… так она бежала бы от тех липких чудовищ…
Впереди было единственное место, где она могла укрыться, – тёмный проём двери. И она метнулась в него.
– Стой! Отрада, стой! Туда нельзя!
Она вроде бы слышала голос, но не понимала слов.
Потом сзади застучали шаги, и она побежала ещё быстрее, хотя быстрее уже не могла.
Когда на неё бросились сзади и повалили, она вскрикнула ещё раз, а потом в глазах вспыхнуло белое пламя, и всё прервалось на какой-то миг…
Кузня
Вначале она почувствовала боль, а потом уже очнулась. Было темно. Непонятно на какой высоте висел дощатый потолок, по которому бродили тёплые пятна света. Потрескивал огонь, пахло свежим дымком и сосновыми дровами. Я дома, поняла Саня. Мне всё приснилось…
- Предыдущая
- 30/95
- Следующая
