В футбольном зазеркалье - Кузьмин Николай Павлович - Страница 41
- Предыдущая
- 41/89
- Следующая
Много места заняли пожелания дирекции стадиона, работников столовой, Кондратьича, Марковны. Половину номера занимал юмор, здесь, как всегда, показал себя Владик Серебряков, рисовальщик и сочинитель подписей.
Сашу Соломина поздравляли с переходом в основной состав. К голове, вырезанной из фотоснимка, пририсована узловатая атлетическая фигура в футбольном одеянии, застывшая в растерянной горемычной позе. Подпись состояла из двустишия:
Обидно ущипнули Семена Батищева. Темой для шаржа послужила все та же его скованность в игре, где он, словно связанный шахтерскою привычкой к тесноте забоя, цепенел перед пространством поля, перед широкой, не признающей трафаретов грамматикой футбола. Семен стоял с плачущим лицом, за ним в воротах лежал мяч, а строгий Тузик, назидательно подняв лапу, поучал: «Нечего на тренера валить. А своя голова у тебя для чего? Фуражку носить?»
Не пощадил Серебряков и себя: он был изображен перелезающим через забор базы в поздний час. «Ночной эфир струит зефир!»
Алексей Маркин помещался в воротах с двумя дочками на руках. В ворота летели мячи с пририсованными крылышками, и девочки тянулись к ним ручонками, точно к безобидным мотылькам.
На последней колонке было наклеено разглаженное письмо болельщика команды, пришедшее издалека. Прислал его ученый, микробиолог, зимующий в Антарктиде. Автор подобрал статистику, доказывая, что от таких игроков, как Комов, команде больше вреда, чем пользы (подсчитал, сколько «Локомотив» схлопотал пенальти за комовскую грубую игру). К тому же добавлял он, из-за таких, как Комов, футбол теряет красоту и огорчает поклонников команды. Это письмо, помогая тренерам разбирать ежедневную почту (а писем приходило множество: хвалебных, льстивых, ругательных), обнаружил Дворкин и протянул Ивану Степановичу. Тот прочитал, посопел, но в конце концов решил поместить его в стенной газете. Послание далекого болельщика из Антарктиды не стали переписывать, а наклеили так, как оно есть.
Лениво приплелся Кондратьич, сидевший с газетой в холодке под окнами столовой. На нем были калоши на босу ногу. Приспустив очки и набычив голову, точно собираясь бодаться, старик стал разглядывать рисунки, водить пальцем по строчкам и бубнить – читать он привык вслух.
– Ишь ты!.. – одобрительно приговаривал он и поверх очков взглядывал на Скачкова.
Не понравилась ему лишь карикатура на Батищева.
– Зря. Зачем?
Потом он вспомнил о газете у себя в руках и показал Скачкову развернутый газетный лист с чьими-то карандашными пометками.
– А тут-то у нас что делается – видал?
Ковыряя в зубах, Скачков невнимательно взглянул, но моментально оживился и отбросил спичку. В глаза бросилось название: «На поле выходят за победой». Это было выступление Каретникова.
Вся подоплека, вся возня, связанная с выступлением газеты, оставалась для Скачкова, как и для всех непосвященных, где-то за краем газетной страницы. Ничего этого он не знал, да и не это было теперь главным.
«Размахнулся подходяще», – вот все, что подумал он, заинтересованно склоняясь вместе с Кондратьичем над газетной страницей.
Выступление газеты было построено на вопросах тренеру: вопрос первый, второй, третий… Под пером журналиста ответы скуповатого на язык Каретникова получились необычайно многословными. Видимо, попав в опытные руки, Иван Степанович разговорился, раскошелился на воспоминания (даже о детстве).
Как оказалось, родился и вырос Каретников в Донбассе. Футбол в то время был привилегией англичан, служащих акционерных заводов и шахт. Гоняли мяч и дети англичан – рабочая детвора завидовала чистеньким ухоженным подросткам, игравшим настоящим накачанным мячом (сами они шили колобки из обрезков старых голенищ, набивали тряпками). Маленькие англичане презрительно гоняли чумазых ребятишек: «Гоу! Гоу!»
В Донбассе же, юношей, Каретников записался в рабочий клуб, был чемпионом Украины, потом его забрали в Москву. Это было началом пути, началом известности.
Скачков читал, навалившись на плечо монотонно бубнившему Кондратьичу.
Искусно строя свои «вопрос – ответ», Брагин рассказал и о послевоенной поездке московского «Динамо» в Англию, и об олимпийском матче в Хельсинки. То было поколение долгожителей отечественного футбола, сверстники героев незабываемого киевского матча. Вспоминая об этих славных вехах развития советского футбола, Брагин как бы публично надевал на старого мастера все его награды и заслуги, подзабытые за временем.
«А что? – подумал Скачков, протягивая руку, чтобы поправить завернувшийся газетный лист. – Дельно!»
Таким неторопливым, основательным вступлением был подготовлен переход к нынешнему положению в команде.
Молодые люди, рассуждал Каретников, зачастую приходят в спорт, видя в этом самый легкий способ самоутверждения. Но он отнюдь не так легок, этот способ, далеко нет! Конечно, спорт дает особое ощущение жизни, и каждому лестно повергнуть многотысячный стадион в радостное изумление, совершив такой, например, поистине цирковой трюк, какой продемонстрировал однажды на одесском стадионе знаменитый нападающий Пека Дементьев: он на голове пронес мяч через всю защиту, головой же перекинул мяч через выбежавшего вратаря и головой добил его в сетку ворот! Однако редко кто знал, что стояло за таким уникальным голом легендарного футболиста – какая пропасть трудолюбия и отречения от многих жизненных соблазнов.
Футбол, как и всякий спорт, требует беззаветной преданности и целеустремленности. О, сколько нужно воли, чтобы всю жизнь стремиться к одной цели, но зачастую так и не достичь ее! И все же команда не сдается, не складывает оружия, а вновь и вновь выходит на поле, надеясь на успех. И пусть многие, очень многие за свой спортивный век так и не достигнут этой великой цели, однако Надежда (слово это Иван Степанович наделил особым смыслом) останется жить в сердцах их последователей и будет руководить всеми их помыслами и делами. Собственно, в этом весь спорт – непрерывный посыл к большой, самой высокой цели, пусть даже она останется недосягаемой, но ярким светом все время горит впереди.
Век спортсмена, замечал Иван Степанович, недолог – в среднем десять лет. (А в дальнейшем, в результате роста интенсивности нагрузок, человек будет «изнашиваться» еще быстрее). А что же ждет парня дальше? И вот задача тренера, как старшего, более опытного товарища, зарядить ребят сознанием смысла всего, чем они занимаются сейчас, дать им заряд на будущее, на весь большой, по существу основной отрезок жизни, ожидающий их после ухода из большого спорта. Конечно, для футболиста важны забитые голы, для штангиста – килограммы, для бегуна – секунды. Но голы, килограммы, секунды мерило не просто физических усилий, в них – символ того, зачем спортсмен стремится к победе. И вот в этом зачем – основное содержание спорта, главный его смысл.
«По крайней мере для себя, в своей жизни, в своей работе, – заявлял Иван Степанович, – я это ставил и ставлю во главу угла».
Спорт, с его атмосферой и законами, писаными и неписаными, сразу же ставит перед вчерашними мальчишками необходимость быть самостоятельными. С той минуты, когда паренек попадает в заявочный список команды, он проникается ответственностью за все свои поступки. Что это – раннее повзросление? Да, очевидно. В большом спорте молодой человек с первых же шагов начинает действовать вдвоем: он сам и его долг. За годы занятий спортом такое постоянное содружество переходит в жизненную привычку и остается навсегда.
Отвечая на вопрос о южных сборах, где состоялось первое знакомство тренера с командой, Иван Степанович сказал лишь, что задержаться на юге нынче пришлось дольше обычного, чтобы понапрасну не транжирить тренировочного времени, да (в самом уже конце, как бы к слову) обмолвился, что для сплочения коллектива пришлось прибегнуть к твердой, решительной мере, – таким образом черным по белому во всеуслышание объявлялось об отчислении Комова. Это был окончательный приговор, опубликованный в десятках тысяч экземпляров.
- Предыдущая
- 41/89
- Следующая
