В футбольном зазеркалье - Кузьмин Николай Павлович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/89
• Следующая

Сдача нормативов заключалась в целой серии испытаний, на скорость бега, высоту прыжка, количество отжиманий, подтягиваний на турнике, на дальность и точность удара. По результатам каждому футболисту выставлялся общий балл. Изобретательный Арефьич и врач Дворкин сумели внести в зачеты элемент соперничества, и ребята старались изо всех сил. Лучший итог по всей программе испытаний оказался у Мухина. Вторым был Анатолий Стороженко, исполнительный и основательный во всем, за что бы ни брался. Анатолий учился на механическом факультете сельскохозяйственного института и через трудности продирался с отцовским крестьянским упорством. Скачков, как и центр нападения Владик Серебряков, оказался где-то в середине списка. Хуже всех выявилась подготовка у Сухова и Комова (хотя Федор, как всегда показал блестящий результат в рывке с места, а Комов отличился своим великолепно поставленным ударом с правой). И Скачков, сначала тоже недоумевавший, зачем понадобилось тренеру публичное представление с зачетами, понял, что Иван Степанович не так прост и беззащитен, как кажется на первый взгляд. Пригласив болельщиков на стадион, он словно нарочно показал им каждого футболиста в отдельности. Дескать, посмотрите, кто и с каким багажом собирается играть! То-то и свистели сегодня на трибунах, когда Сухов сдох к началу второго тайма, а Комов снес, срубил прорвавшегося Полетаева. То-то и закипают они оба, едва заходит речь о тренере!

Скачков не сомневался, что вся затея с переменой тренера принадлежит Комову. Но неужели они всерьез рассчитывали, что и Скачков ухватится за предложение встать во главе команды? А, видимо, рассчитывали и даже не сомневались, потому что, не найдя вдруг в нем единомышленника, Комов почувствовал себя уязвленным.

– Ну хорошо, – сказал он, кривя губы и поцыкивая зубом, – это тебе не подходит. Хотя любой другой на твоем месте… А куда ты думаешь податься-то? Эх ты, тебе дело предлагают!

Дело!.. Предлагают!.. Сразу вспомнилась вся прошлогодняя история. Куда же они смотрели, когда решали вопрос с его отставкой? На «чистилище»-то были? Были. Что же, помалкивали, да еще и головами согласно махали? А теперь, видишь, решили заботу проявить.

– Геш, – удивился Комов, – ты что, не понимаешь, почему тебя ушли? Если хочешь знать, так Федюня был за тебя. Честно! Да и я… Тренер не захотел. Он на тебя вот зуб имел! Ну и за место держался, хотел за твой счет уцелеть. Он и Рытвина уговорил.

Вспоминать, ворошить прошлое Скачкову было неприятно, он поводил плечами, точно от озноба.

Комов встал и сделал Сухову знак подниматься.

– Смотри, Геш, наше дело предложить.

Скачков провожал их молча, хмуро. Представлялся ему почему-то Каретников, думающий сейчас о том, как залатать прореху в обороне и не догадывающийся, какие тучи собираются над его головой.

– Вместе надо держаться, Геш, – предложил Сухов, когда они вышли в коридор. (Этот-то уж видел себя тренером).

– Ладно, ладно тебе! – остановил его Комов.

В коридоре, нашаривая в темноте защелку замка, он попросил:

– Геш, считай пока, что никакого разговора не было. Договорились? Просто зашли, поговорили. А дальше видно будет.

«Завелись! – подумал Скачков. – К кому они сейчас? К Алехе Маркину?»

В ванной прекратился плеск воды, и Клавдия, вытирая руки, вышла проводить. Комов, не вызывая снизу лифта, сбегал по лестничному маршу.

Торопясь бежать вдогонку, Федор доверительно придвинулся к Скачкову:

– Эх ты, он с Рытвиным обо всем дотолковался. С самим! – Покрутил пальцем возле виска: – Соображать надо, Геш.

Подошла Клавдия, прислушалась к замирающим внизу шагам.

– Что у вас тут? Переругались?

– Не обращай внимания, – сказал Скачков, запирая дверь. – Просто поговорили.

Но на душе у него было скверно.

В комнате Клавдия с неудовольствием оглядела расплесканные рюмки, просыпанную сахарную пудру.

– Удрали, не попрощались… А за Маришкой мы идем? Положив в изголовье подушечек, Скачков опустился на диван.

– Не поздновато? Может, пускай у мамы переночует?

– А завтра? – спросила Клавдия. – Или ты решил не ехать на базу?

– Ты что! – махнул Скачков. – Обязательно поедем.

Не появись он завтра на базе, Иван Степанович определенно подумает, что он заодно с бунтовщиками, расчищает место для себя. Вот глупые головы, надо же, до чего додумались!

– Мы сейчас – спать, – сказала Клавдия. – Пока ты моешься, я тут уберу и приготовлю постель.

Через несколько минут она вошла в комнату и с удивлением остановилась, – скорчившись, руки между колен, Скачков спал нераздетым. Клавдия убрала со стола, затем, негромко отворив шкаф, достала одеяло и укрыла мужа с головой, – он так и не проснулся.

– Господи, Геш, ну сколько можно спать?

Проснувшись от того, что с него сдернули одеяло, Скачков сел и бессмысленно, заозирался, – нераздетый, в окружении разбросанных по дивану подушечек. В ногах, так и не тронутые ночью, лежали белой стопкой приготовленные простыни, подушки, Клавдия, свежая со сна, в косынке и халатике, хозяйничала в квартире.

– Вставай, скоро чай будет готов.

Сообразив, что он дома, что уже утро, Скачков откинулся снова и потянулся с такой силой, что встал на мостик, – онемевшее за ночь тело требовало усилий и движения.

– Геш, диван сломаешь! – рассмеялась Клавдия, быстро сворачивая одеяло.

Обеими руками он неожиданно схватил ее и сильно привлек к себе. Уронив одеяло, Клавдия неловко упала к нему на диван.

– Совсем с ума сошел!.. Геш, не дури. Да слышишь ты? Соня же в кухне, – соображаешь?

– А, Соня твоя! – проговорил Скачков и, зазевав, разжал руки.

– А я ночью вставала. Спи-ишь, – без задних ног! Согнулся, скорчился, – замерз, наверное?

Поматывая головой, Скачков сел, уперся руками. Из коридора постучали, и голос Софьи Казимировны произнес за дверью:

– Чай готов.

– Идем! – откликнулась Клавдия и, покраснев, заторопила мужа: —Вот видишь… Давай в темпе. Нам же еще надо за Маришкой зайти.

День после матча отводился команде для отдыха. В этот день тренировочная база за городом из места заточения футболистов превращалась в общий семейный дом, – ребята приезжали сюда с женами и детьми. Для футболистов топилась парная баня, детвора и жены купались в озере, катались на лодках. Затем в большой комнате, где проходили теоретические занятия, сдвигались стулья, задергивались плотные шторы и начинал стрекотать киноаппарат. Ближе к вечеру, перед тем, как возвращаться в город, все семьи собирались в столовой, – обед готовился позднее установленного часа и проходил весело и долго, – нередко до темноты.

Так завершался день, единственный, когда ребята забывали о футболе.

Наутро большой, известный всему городу красный автобус снова поджидал их на площади. После короткой отдушины начиналась привычная жизнь по раз и навсегда заведенному расписанию.

За завтраком Клавдия обратилась к мужу:

– Геш, ты не рассердишься? Я пригласила сегодня Валерию с ребенком. Пускай поедут, а? Просилась очень… Места же хватит.

Валерия, жена Звонарева, прямо-таки обволакивала своей дружбой Клавдию. У них установились какие-то свои отношения.

– О чем разговор! – согласился он, незаметно высматривая, чего бы еще съесть. Его сильному, привыкшему к ежедневный нагрузкам телу было недостаточно постного городского чаепития.

Вылезая из-за пустоватого стола, Скачков утешился: «Ладно, на базе уж…»

Стали собираться. Клавдия носилась, мотая по спине распущенными волосами. На минутку закрылась в ванной и выскочила в туго натянутых брючках, в узком свитере. Скачков, пережидая сборы, украдкой загляделся на нее: несмотря на время, она оставалась все той же длинноногой девчонкой, какой он впервые увидел ее на стадионе.

– Валерия придет прямо к автобусу, она знает, – оживленно говорила Клавдия, расчесывая перед зеркалом волосы щеткой.

• Предыдущая
• 11/89
• Следующая