Выстрел с монитора - Крапивин Владислав Петрович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/29
- Следующая
Впрочем, Лотик объяснил, что это маленький лот, прибор для измерения глубины.
– Но ты же совсем не умеешь нырять, – засмеялся Галька.
Лотик тоже засмеялся и сказал, что научится. Он ни на кого не обижался, а на Гальку тем более. Галька ему очень нравился. Лоток мечтал когда-нибудь отличиться в Галькиных глазах и сделаться его самым крепким другом. Галька, конечно, такую привязанность видел, однако всерьез Лотика не принимал. Ну, в самом деле, что это за друг? Маленький, головастый, неловкий… И все же Галька не обижал его и не отшивал от компании, как некоторые. Даже заступался. Ведь тот, кто любит читать про рыцарей, должен и сам быть великодушным, верно?..
Они переехали реку и спрятали лодку в кустах на Китовом острове. Остров так называется, потому что похож на всплывающего кита. На другом берегу острова они побросали одежду и переплыли через протоку на отмель. Галька держался поближе к Лотику: вдруг тот пустит пузыри! Вон как бестолково бултыхается…
Протока – это второе, узкое, русло реки, за островом. В одном месте оно расширяется, и там, у низкого лугового берега, твердое дно с белым песком. Дно полого уходит к середине русла. Посреди протоки глубина достигает сажени, взрослого человека закроет с головой. Но течение тихое… Впрочем, когда купались, на глубину редко кто совался.
День был жаркий, но вода в августе уже прохладная. Чтобы не продрогнуть, приходилось барахтаться, гоняться друг за другом…
– Э, а где Лотик? – вдруг сказал круглый Хансен.
Все завертели головами.
Лотик был далеко, почти на середине. Над солнечной водой темнела его «головастая голова» и тощие плечи.
– Э, – сказал Хансен. – Один уплыл. Потонет дурень…
– Эй, ты, марш назад! – закричал Кофельнагель. – Взяли тебя на свою голову!
– Вы чего! Я же на свае стою! Помните, сумасшедший Хендрик здесь хотел мельницу строить и повбивал чугунные сваи!
Все, конечно, про сваи помнили. Но Галька громко сказал:
– Соскользнешь и булькнешься!
– А вот и не булькнусь! Глядите! – Лотик высоко подпрыгнул, мелькнули его загорелые икры и белые пятки… И словно не было на свете Лотика! Святые Хранители!
Все, даже круглый Хансен, кинулись взапуски к тому месту. Вытащить, пока не наглотался! Но Лотик вынырнул сам, и на лице его сияла щербатая улыбка.
– Вот! Смот… ой!
Его ухватили под локти и за волосы и, не слушая, выволокли на берег. И круглый Хансен при всеобщем одобрении деловито вляпал ему ладонью по известному месту. Так, что стреляющее эхо пронеслось над водой и Китовым островом. Но Лотик не обиделся и сейчас. Все равно улыбался.
– Вы чего? Я же научился нырять! Я до самого дна достал!
– Как не достать, если башка чугунная, – хмыкнул похожий на черного жука Жук.
– Я не башкой, я пальцами достал! Вот! – Лотик разжал кулак. На ладони была горсточка сырого песка. И в ней блестела крупная серебряная чешуйка.
– Это что? – Мальчишки сунулись к ней носами. – Э, денежка…
– Может, на дне клад зарыт?
– Лотик, ты запомнил место?
– Ну откуда клад в том песке? – Галька взял монетку. – Это, наверно, сумасшедший Хендрик потерял, когда сваи бил…
– Она бы потемнела с той поры, – возразил Хансен.
Галька потер монетку о голый живот.
– Может, такое серебро, что не темнеет… Смотрите, десять грошей!
– Почему «грошей»? – заспорил Кофельнагель. – Десять грошей поменьше размером.
На монетке было отчеканено число «10», а под ним – только ржаной колосок. Перевернули. На другой стороне был выбит чей-то профиль и шли по кругу крошечные буковки.
– Фре-е… стаад… Лехтенстарн, – прочитал Галька. – Слава богу, не латынь. Почти что по-нашему.
– Но не совсем, – заметил белобрысый немногословный Вафля.
– Все равно понятно, – сказал Хансен. – «Свободный город Светлая Звезда».
– Такого нет, – заявил длинный Вилли Кофельнагель.
– Как же нет, если вот монетка, – заспорил Жук. – Он где-то есть. Или раньше был… Тут чей портрет?
Пригляделись к профилю.
– Пфе, да это мальчишка, – сказал Кофельнагель.
– Ты перекупался, Нагель, – заметил Жук. – Это же тетенька. Королева или принцесса.
– Ты сам принцесса. Гляди хорошенько, это мальчик, – храбро сказал Лотик. Он чувствовал себя героем дня.
И правда, профиль был явно ребячий: курносый, с короткой стрижкой. И с улыбкой, спрятанной в губах и взгляде. Будто веселый мальчишка лишь на миг притворился серьезным – для важного дела, чтобы на монете отпечатали.
– Небось какой-нибудь наследный принц, – заметил Вафля.
– Наследных принцев на монетах не чеканят, – возразил Галька. – Только королей.
– А разве бывают короли-мальчики? – удивился Лотик.
– Иногда… Возьми, Лотик, денежку, не потеряй.
– Он все равно потеряет, – сказал Кофельнагель. – Лучше подари ее, Лотик, мне.
– Фиг, – отозвался Лотик (по-реттерхальмски это звучит в точности как по-русски). – Я ее Гальке подарю. На, Галька.
– Да? Спасибо… – Гальке стало тепло от благодарности. Не то, чтобы нужна была ему монетка, а так… Он погладил денежку мизинцем. – А все-таки интересно: десять чего? Грошей, пфеннигов, копеек? Пенсов? И каких она времен, а?
– Надо спросить учителя истории, – предложил рассудительный Вафля.
– Он зажилит ее для своей коллекции, – заметил Жук.
– А отчего бы нам не пойти к мадам Валентине? – сказал круглый Хансен. – Она знает все.
– Ура! К мадам Валентине, к мадам Валентине! – закричали мальчишки и кинулись вплавь на Китовый остров. Галька, с монеткой за щекой, плыл позади всех. Поглядывал на Лотика: не пустил бы головастик пузыри…»
– Несколько слов о мадам Валентине, – сказал Пассажир. – Вначале, где описание нравов и жителей, у меня говорится о ней подробно. А если коротко, то так. Мадам Валентина была пожилая дама со странностями. Она торговала леденцами, но это занятие было для отвода глаз. Основное время мадам Валентина посвящала наукам, иногда печатала статьи в столичном философском журнале (и статьи эти каждый раз вызывали скандал в среде университетской профессуры). Кроме того, у нее был ящик с треногой и объективом, и она по заказу реттерхальмских жителей делала фотопортреты на твердом, как доски, картоне.
Жила мадам Валентина одна, если не считать рослого рыжего кота, канареек и жабы Жанетты, которая обитала в стеклянной банке из-под маринада.
«…Когда мальчишки явились к мадам Валентине, она развешивала на дворе выстиранные цветастые юбки и вела перебранку с соседкой. Двор соседки был выше по склону, и та кричала через каменный, заросший плющом забор:
– Я пойду в магистрат, уважаемая мадам Валентина! Я терпела все, даже неприличные песни вашего граммофона, но этот последний фокус! Дым от пережженного сахара для ваших отвратительных леденцов так и лез мне в окна, хотя ветер дул в другую сторону! А ваш бессовестный кот вчера весь день гонялся за моими курами!..
– Сударыня! – отвечала мадам Валентина и взмахивала тяжелыми юбками, как матадор плащом. – Опомнитесь! На меня вы можете изливать любые недостойные вымыслы, но как совесть позволяет вам клеветать на беззащитную божью тварь? Где свидетели? Вы уверены, что это был мой Бенедетто?
– А кто же еще! Весь город знает вашего рыжего бандита!
– Рыжего?! Мадам Анна-Элизабет фан Раух! Где и когда вы видели у меня рыжего кота?
Беззащитная божья тварь сидела в двух шагах от хозяйки. При последних словах мадам Валентины Бенедетто вздыбил шерсть, и она из апельсиновой стала седовато-лиловой.
– Тьфу! – сказала наверху мадам Анна-Элизабет. – В прежние времена вас сожгли бы на костре!
– В прежние времена, уважаемая соседка, я сделала бы так, чтобы ваш язык приморозило бы к небу, как лошадиный помет к февральской мостовой! Лишь глубокое почитание конституции Реттерхальма, запрещающей лишать права слова кого бы то ни было, останавливает меня… Но поспешите в дом, сударыня, у вас там от перегрева лопнула бутыль с уксусом!..
- Предыдущая
- 7/29
- Следующая
