Выстрел с монитора - Крапивин Владислав Петрович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/29
И желание немедленно оказаться дома резануло Павлика Находкина нестерпимо. Ворваться в комнату, прижать Майку, вытереть ей, глупой, мокрые щеки… Закостенев с прижатой к щеке трубкой, он в то же время всеми нервами, всей душой метнулся к себе – на Онежскую улицу, к трехэтажному угловому дому.
…И на миг показалось даже, что он в Черемховске.
Телефонная будка такая же, как рядом с городским автовокзалом. Все такое же – аппарат, лампочка, даже извилистая щель на боковом стекле. И так же красные искры дрожат на изломах трещины – будто от горящей рекламы. «Пользуйтесь услугами Межгоравтотранспорта…» А на самом деле откуда? Хвостовые сигналы машин? Так много? Колонна идет, что ли?
Вывернув шею, Павлик глянул через стеклянную дверь…
«Пользуйтесь услугами… ежгоравтотранспрорта!» Буква «а», как всегда, не горит..
– Сию же минуту марш домой! – плакала в трубке Майка.
Павлик, обмерев, постоял секунду. Медленно повесил трубку. Вскрикнул и двумя ладонями толкнул дверь.
Тепло было в городе Черемховске. Безветренно. Пахло нагретым за день асфальтом, подсыхающими тополями, бензином и садовым шиповником с ближнего газона…
Этого не может быть!
Но сознание Павлика, защищаясь от непосильного чуда, уже подбросило спасительную выдумку. Будто была попутная «Волга» с добрым пожилым пассажиром и молчаливым водителем. И она, эта машина, в шуршании колес и свисте встречного воздуха стремительно донесла полусонного мальчишку от Белых Камней до Черемховска. Павлик даже ясно представил эту «Волгу» – с ковровым сиденьем, с мурлыкающим магнитофоном и пляшущим игрушечным лягушонком на ветровом стекле…
Павлик метнулся глазами к часам на вокзальной башне. Если он ехал на машине, то времени сейчас не меньше полуночи. Но ветки растущего за дорогой тополя заслоняли циферблат.
А под тополем, в круге света от ближнего фонаря сидели на рюкзаках студенты. Негромко звенела гитара, напомнив песню об Угличе.
Павлик шагнул в. сторону, чтобы все-таки взглянуть на часы. Но тут же стало не до них: шурша и приседая на рессорах, подкатил к остановке – рядом с будкой! – желтый городской автобус. И Павлик понял, что через десять минут он может оказаться у себя на Онежской!
Он бросился через тротуар, вскочил в заднюю дверь.
Часто дыша, встал он у тумбочки со стеклянной кассой, зашарил по карманам. И вспомнил – все деньги спустил в телефон. В кармане – лишь пуговица от парусиновой куртки… Ну и пусть. Пассажиров мало, никто не смотрит на мальчишку. А контролеры в такую пору не ходят…
Плафоны мигнули, автобус поехал. Павлик опустился на заднее сиденье, положил на колени сумку. Привалился к упругой спинке. Спокойствие сошло на него, словно кто-то провел по лицу и плечам прохладными ладонями.
Пуговицу он все еще держал в ладони. Обтянутая парусиной, она была тяжелая, наверно, металлическая внутри.
С левой стороны, у железной петельки, парусина была стянута нитками. Нитки разошлись. Кромки материи лохматились и распускались. Павлик потянул кончик. Нитка выдернулась, и края парусины раскрылись, как бутон. Павлик увидел черную изнанку пуговицы с мелкими буквами по кругу. Он не стал разбирать их, стряхнул клочок материи, перевернул пуговицу.
Чистая свежая медь заблестела под плафоном. Искорка скакнула на витой ободок. На маленький якорь. На рукоятки скрещенных шпаг. На половинку солнца, увенчанного острыми лучами…
Разом не стало спокойствия. Медленно, гулко заударялось сердце. И все вернулось к Павлику – пароход, Пассажир, мыс Город, ночной лес, Юкки с девочкой… И не только это. Еще и ожидание чего-то нового – тревожного и зовущего. Такого, от чего не уйдешь, не спрячешься.
Да он и не хотел уходить! Не хотел прятаться! Только сначала – чтобы не плакала Майка!
… – Мальчик на заднем сиденье! У тебя есть билет? – Усатый шофер вышел из кабины и встал у открывшейся передней двери. А заднюю не открыл.
– Конечно, есть. Вот… – Павлик надел сумку и очень спокойно пошел через автобус. В протянутом кулаке он сжимал пуговицу. В шаге от водителя Павлик присел, нырнул под шоферскую руку и оказался на свободе. Помчался, слыша за спиной басовитую ругань и обещания.
Дом был уже недалеко. И путь под уклон! Сей час будет поворот – и дом сразу виден! А в нем – светлое окно на втором этаже. Майка наверняка не спит, ждет.
Еще немного!
Павлик не бежал – летел. Сумка не успевала за ним, летела на ремешке сзади. Козырек перевернутой кепки вибрировал на затылке, как трещотка воздушного змея.
И в то же время странное, не похожее на бег ощущение не оставляло Павлика. Будто он не только мчится. Будто в то же время он сидит на скамье нижней палубы рядом со старым Пассажиром. И смотрит, как плывет в небе край обрыва с тонким силуэтом мальчишки.
…Монетка звякнула.
– Это моя! – Буфетчица накрыла ее пухлой ладонью.
Пассажир быстро нагнулся. Деликатно, но решительно взял тетушку за перетянутое браслетом запястье.
– Оч-чень прошу прощения, но это не ваша. Таких у вас быть не могло, смотрите сами… Убедились? Вот так-то…
Он проводил глазами смущенную буфетчицу и повернулся к мальчику. Мальчик дернул себя за губу и решился, спросил:
– Значит, они догонят Гальку?
– Будем надеяться. Только это все равно не конец истории. У нее, наверное, до сих пор нет конца.
– Как у Дороги?
Павлик по диагонали проскочил перекресток с одиноким фонарем. Асфальт сквозь натертые резиновые подошвы крепко бил по ступням. Угловой дом в конце квартала накатывался навстречу, как пароход. И окно на втором этаже светилось!
Павлик, хватая ртом воздух, смеялся на бегу. И сжимал в кулаке тяжелую пуговицу. И чувствовал, как впечатывается в горячую ладонь командорский знак. Якорь – символ надежды, скрещенные шпаги – эмблема чести и встающее солнце – душа всего живого на нашей планете.
1988 г.
- Предыдущая
- 29/29
