Сказки о рыбаках и рыбках - Крапивин Владислав Петрович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/50
- Следующая
– Как это… оттащу? – настороженно отозвался Сопливик.
– Заверну в плащ – и в охапку… А то ведь опять вмиг до ниточки пропитаешься…
За пластиковыми стенами продолжал гудеть ливень – ровно и неутомимо.
– Не… я сам добегу, – хмуро сказал Сопливик. – Тут рядом. – Он торопливо застегнул рубашку.
– Как это рядом? Через весь лагерь!..
– А я… в спальню не пойду. Я там давно уже не сплю.
– А где же спишь? – изумился Валентин.
– В гнезде… Ну, ящик такой фанерный, из-под пианино. На пустыре. Я туда натащил травы и мешков. Чтобы не холодно…
– А почему в спальне-то не ночуешь?!
Сопливик уже оделся и сел на кровати – ноги калачиком. Трогал на колене пятнышки. И, не глядя на Валентина, проговорил тихо:
– Да ну их… То прогоняют, а то… липнут…
– Как… липнут?
– Ну… не знаете, что ли? Лезут в постель, как к девчонке… Ласьен и его дружки…
– Гадство какое!
Ласьен (видимо, от слова «лосьон») был смазливый длинный подросток с тонкой улыбочкой и хорошими манерами. Рядом с ним всегда крутились два-три дружка-адъютанта. Марина искренне считала их положительными личностями и активистами.
– Они часто так… к тем, кто поменьше, – еле слышно объяснил Сопливик.
Валентин выкрикнул в сердцах:
– Столько всякой мерзости!.. А вы! Ну почему вы-то, пацаны, молчите? Не спорите, не сопротивляетесь!
Все так же тихо, но с неожиданной упрямой ноткой Сопливик сказал:
– Я сопротивляюсь… Потому и прогоняют…
– Но почему никто не расскажет взрослым?
– Кому? Марине, что ли? Или Мухобою?
– Не Мухобою, а про Мухобоя! Как он вас…
– Боятся, – рассудительно вздохнул Сопливик.
А Валентин опять ощутил раздражение с оттенком брезгливости. И не сдержал досады:
– Я же не про тебя. А почему другие… Вот даже Митников. Тоже… как барашек на мясокомбинате.
Сопливик не обиделся. Наверно, и не учуял раздражения в свой адрес. Сказал, явно заступаясь за Илюшку:
– Митников-то не Мухобоя боится…
– А кого?
– Характеристики. Каждому ведь в конце смены характеристику пишут.
– Ну и… на кой она ему? В десять-то лет! В туалет с ней только…
– Не-е… Вы не знаете. Он ведь тоже интернатский, мы из одной группы…
– Ну и что?
– А недавно его это… в семью взяли. Молодые тетенька и дяденька, усыновить хотят. После лагеря… А он боится, что если они прочитают плохую характеристику, то передумают.
«Вот оно что…» – Валентин ощутил облегчение оттого, что Илюшкина покорность объяснялась так понятно. Ни при чем здесь ни природная трусость, ни мистика Босха.
– Бредятина какая-то, – проворчал он. – Разве детей любят за характеристики?
– Кого как, – с недетской умудренностью откликнулся Сопливик.
«Тебе, бедняге, никакая характеристика не поможет», – подумал Валентин. Глянул на угловатое, некрасивое личико Сопливика – отмытое, с блестящими глазами, но все равно с печатью детдомовской неприкаянности. И сказал виновато:
– Как же тебя не хватились ни разу, когда ты в своем гнезде ночевал?
– Господи, а кому я нужен, – выдохнул Сопливик, и Валентина резанула эта простодушная горечь.
– Вот что, голубчик! Ни в какое гнездо ты не пойдешь! Будешь ночевать у меня. Там, где сидишь. А я – вот здесь… – Валентин дернул от стены запасную койку.
Сопливик не заспорил. Только заметил нерешительно:
– Может, лучше вы здесь, а я на откидушке? Она узкая, а я маленький.
– Нет, поспи хоть раз по-человечески… Послушай, а там, в гнезде твоем, неужели не страшно одному ночью-то?
– Если один, чего бояться? – совсем по-взрослому ответил Сопливик. – Вот когда все кругом пристают и дразнятся, страшно…
Валентин отошел и стал набирать воду в электрочайник.
«Если Мухобой узнает, что я оставил мальчишку у себя, будет у него козырь. Приклеит гад что-нибудь… «ласьеновское», – думал он. И снова его тряхнула ненависть к Мухобою.
«Надо завтра сказать Илюшке еще раз, чтобы не боялся…»
3
Когда Валентин проснулся, Сопливик, уже одетый, сидел на кровати и… крутил в пальцах револьвер.
– Осторожно… – негромко выговорил Валентин. – Сиди тихо, не нажми там…
Сопливик глянул без страха и виноватости. С пониманием.
– Он ведь на предохранителе, я знаю…
Валентин мягко поднялся, взял «бергман» у мальчишки.
– Как ты его откопал…
– Я под подушку руку сунул нечаянно…
– Не следует совать руки куда не надо. Даже нечаянно… – сообщил Валентин с назидательностью, но полушутя, потому что чего зря пугать и без того затюканного Сопливика. Натянул брюки, сунул «бергман» за ремень, прикрыл надетой навыпуск рубашкой. Сопливик следил за ним серьезно и молча. Потом сказал:
– Вы не бойтесь, я никому не проболтаюсь… про это.
– Благодарю вас, мой друг. Я знаю, что вы умеете молчать как могила. Но секрета из вчерашнего скандала все равно не получится…
Валентин хорошо выспался и не чувствовал беспокойства из-за случая с Мухобоем. За окнами было сверкающее умытое утро. И даже Сопливик – с торчащими, как рожки, темными волосами, с пухлыми после сна губами – казался симпатичным. Некрасивый, но славный. Поблескивает глазами-угольками и даже улыбается слегка – нерешительной редкозубой улыбкой.
Солнечный зайчик щекотал Валентину угол глаза. Это на подоконнике сверкал под лучом медный край подзорной трубы. Валентин вспомнил про найденный винтик и слегка насупился в душе на Сопливика. «Хотя чего с него взять, с несчастного», – подумал он. И вдруг осенило:
– Слушай, завтракать еще рано. Сделай сейчас для меня одно дело, а?
– Ладно! – Сопливик спустил с кровати ноги.
– Там, где ты нашел трубу, должно валяться медное кольцо с узором. Наверно, оно свинтилось с трубы. Поищи в траве, пожалуйста…
Может быть, если Сопливик и правда стащил и спрятал венчик, он его сейчас принесет – словно и в самом деле нашел в траве. Оба они будут знать, что это не так, и со стороны Сопливика получится молчаливое признание, а со стороны Валентина такое же молчаливое прощение. И для обоих это будет хорошо.
– Ладно, я сейчас, – отозвался Сопливик так бесхитростно, что Валентин засомневался: может, и ни при чем он?
Сопливик босиком скакнул к двери и там оглянулся:
– А если Мухобой меня увидит?
– Сразу тогда бегом ко мне!
– Ладно. А то начнет… как Илюшку…
– Слушай, – мрачнея, сказал Валентин. – А как ты думаешь, почему он не поставил Илюшку со всеми у флага, а начал отдельно… воспитывать?
Сопливик тоже насупился:
– Наверно, допрашивать хотел…
– Про что?
– Может, чтобы узнать, кто еще с ними ходил. Или как дорогу найти на поляну…
– Разве это секрет?
– Для кого как… – Сопливик босой пяткой зацарапал пластик пола.
– А ты думаешь… Илюшка сказал бы?
Сопливик быстро поднял и опустил угольные глаза.
– Я как могу знать… про другого-то… Я бы не сказал, хоть он убей. Но мне-то ведь все равно. Меня никто не усынавли… не усыновлял…
– Ну, беги, – вздохнул Валентин. И когда захлопнулась дверь, вдруг подумал: «Боже мой, а я ведь даже не помню, как его зовут по-человечески. Сопливик да Сопливик…»
Он умылся, расчесал бородку, убрал постели. Прошло еще минут пятнадцать, и Сопливик явился. Встрепанный, с прилипшими к мокрым ногам травинкам и без кольца.
– Нету нигде, всю траву обшарил… А вас тут какой-то дяденька спрашивает.
Дяденька оказался высоким, лысоватым и бледноглазым незнакомцем в очень аккуратном сером костюме. У Валентина неприятно засосало под сердцем.
– Валентин Валерьевич, я прошу прощения, что беспокою… Можно побеседовать? – Незнакомец мельком глянул на Сопливика. Тот смотрел недовольно и выжидательно.
– Ты беги завтракать без меня, – сказал Валентин и вспомнил вдруг: – Женька… Если что, заходи потом.
Сопливик молча взял у порога свои сандалии.
- Предыдущая
- 8/50
- Следующая
