Синий город на Садовой - Крапивин Владислав Петрович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/57
- Следующая
Хотя что можно сказать о людях с первого взгляда…
– Здравствуйте, леди и джентльмены, – улыбнулся Нилкин отец в ответ на нестройное приветствие.
– Здравствуйте, ребятки, – одарила их улыбкой и Нилкина мама. Впрочем, весьма короткой.
– Роза, а ты боялась, что наш сын попал в подозрительную компанию. Смотри, какие интеллигентные молодые люди.
– В отличие от нашего беспризорника… Ребята, хотя бы вы на него повлияли! Ходит как одесская шпана: рубаха мятая, на коленях скоро дыры будут. Я от него эти штаны прячу, прячу, так нет же – опять откопает и жарится в них…
– Ну, все! – заявил Нилка. – Все, все, все. Хватит об одном и том же. Мы пошли проявлять пленку! Я приду вечером!
– Ты хотя бы пообедал?
– Да. Да. Да…
– Честно говоришь?
– С'совершенно честно, – с чистой душой отозвался Нилка. Потому что в самом деле обедал. Вчера или позавчера.
На улице Нилка сказал:
– Каждый раз такие с'семейные с'сцены…
– А чего ты, в самом деле, в этих штанах маешься? – заметила Оля. – Тридцать градусов в тени…
– Я жаропрочный… – буркнул Нилка.
Федя не удержался, подцепил его:
– У Нилки это возрастное: хочется солиднее выглядеть… Мой Степка такой же, все мечтает о взрослой внешности. Потом это проходит. У меня к десяти годам прошло, у тебя, Нил, тоже скоро кончится…
– Ничего у меня не кончится, – набычился он еще сильнее. – Вы же не знаете… Думаете, приятно, когда клеймо?
– Как это? – сказал Борис.
– А вот так… – Нилка остановился и решительно задрал правую штанину. На ноге, пониже коленки, сидела стайка черных родинок, напоминающих какое-то созвездие.
Все поглядели на родинки, потом друг на друга.
– Ну и что? – Оля пожала плечами. – Мало ли у кого какие веснушки! Обыкновенная пигментация кожи…
– А это, что ли, тоже обыкновенная? – Нилка ткнул в родинку, которая сидела в центре белого, ровного, как копейка, кружка. Словно кто-то взял циркуль и радиусом в полсантиметра провел вокруг этой точки границу, запретив переступать черту малейшему загару.
– Ну и что… – опять сказала Оля.
Нилка горько объяснил:
– Это вовсе не "ну и что", когда все смотрят и хихикают. В лагере дразнили "Канцелярской кнопкой". Я даже вынужден был попросить папу забрать меня оттуда…
– Ты поэтому и бинт носил? – сочувственно спросил Федя, вспомнив первую встречу.
– Да… Но бинт сейчас дефицит. Да и не будешь ведь все лето с повязкой ходить, это тоже бросается в глаза.
– Можно гольфы надевать, – посоветовала Оля. – Если тонкие, но не жарко…
– Мама не дает, нечего, говорит, зря трепать. Носочно-чулочные изделия по талонам, по две пары на квартал…
Оля деловито сказала:
– Бинт мы тебе найдем. Не могу же я снимать, как ты летишь в таких штанах. Они сольются с темным фоном, и останется от тебя половинка, выше пояса.
– Ничего не понимаю, – капризно сказал Нилка.
– Ты думаешь, как полеты в кино делают? Сперва человек, который будто летит, – он на черном фоне. А потом на ту же пленку снимают места, над которыми он пролетает…
– А! Комбинированная съемка!
– А ты думал, тебя будут с колокольни бросать? – засмеялся Федя.
А Борис вдруг вспомнил:
– Стоп! Нил, ты тогда сказал: "Я почти не научился летать". Как это – почти? А чуть-чуть, что ли, умеешь?
– Чуть-чуть умею, – совсем обыкновенно сообщил Нилка.
– Ну, Нил… – сказал Федя.
– То есть не летать. Но я, если прыгаю откуда-нибудь, могу приземлиться гораздо медленнее, чем по законам природы. Я это в себе год назад открыл…
– Ох и фантазер, – сказала Оля.
– Я понимаю, что вы не верите. Но я покажу. Только для этого надо с'сосредоточиться…
Когда пришли к Оле во двор, она велела мальчишкам идти в гараж и заправлять в бачок отснятую пленку.
– А я зайду на кухню, бутерброды с колбасой вам сделаю, а то ноги протянете.
– Ты изведешь на нас месячный колбасный паек, и тебе влетит от мамы, – забеспокоился Борис.
– Это вам пусть влетает от ваших мам. А у нас равноправие…
В гараже затворили ворота, выключили свет, и Федя зарядил пленку. А когда снова включили лампу, оказалось, что Нилка сидит на шкафу. Шкаф стоял поперек помещения и частично перегораживал его. Гараж был узкий, но высокий, и Нилка под потолком помещался свободно.
– Вот глядите! Сейчас я спланирую…
– Куда ты, балда! – перепугался Федя. – Побьешь все! – На полу стояли банки с растворами.
– Ну, тогда на ту сторону… – Он перекинул ноги, толкнулся и ухнул вниз, пропал за шкафом.
В тот же миг Федя и Борис ждали стука об пол. Но стук этот раздался лишь через секунду после ожидаемого мгновения. Словно что-то и в самом деле задержало Нилку в падении.
Правда задержало? Странно… Федю даже холодком кольнуло. Он глянул на Бориса. Тот скреб затылок. Нилка с довольным лицом выбрался из-за шкафа:
– Ну?
– Ты, наверное, там штанами зацепился, – сказал Борис, чтобы приглушить свое недоумение.
– Или спарашютировал ими, – добавил Федя. Когда что-то непонятно, остается острить.
– Ну вас. Чего опять к моим штанам привязались…
– Потому что за тебя страдаем, как ты на себе этот инкубатор таскаешь, – сказал Федя. – Это же для здоровья вредно, когда перегрев паховой области. Знаешь, что там находится?
– Знаю, – без удивления откликнулся Нилка. – Железы внутренней секретности…
– Ох ты, чудо заморское! Не секретности, а секреции.
– Какая разница!
– И вот если их в детстве перегревать постоянно, знаешь, чем это кончится?
– Чем?
– Когда вырастешь, у тебя детей не будет.
Нилка озабоченно возвел брови:
– Что-то я о таком не слышал…
– Господи, а где ты мог слышать? Я-то услыхал в Степкином садике, там врач собрала родителей и лекцию им читала про это. Ну а я вместо матери всегда за ним прихожу, врач и говорит: пусть мальчик послушает, ему полезно… А ты ведь на такие лекции не ходишь…
– Зато я читал с'специальную литературу о половом воспитании, – спокойно сообщил Нилка.
Федя и Борис даже рты приоткрыли. Федя сказал:
– Любопытство прорезалось?
– Нет! Мне нужно было узнать, может ли кто-нибудь в человеческий зародыш внести чужую программу, со стороны.
Федя с Борисом так и сели. Потом Борька спросил:
– Какую же ты программу хочешь в зародыш внести?
– Да не я! – Нилка засопел и решил: – Хорошо, я вам скажу. То пятнышко на ноге… Я с'совершенно уверен, что это звездная метка… Инопланетяне вложили в меня какую-то свою программу, а метку сделали, чтобы потом отыскать меня… Я поэтому ее и прячу…
– Ну, Нил… – ошалело выдохнул Борис.
А Федя с не меньшим изумлением спросил:
– Что за программа-то?
– Если бы я знал! Может, для задания какого-нибудь. Или для опыта… Я ведь даже не знаю, добрые эти инопланетяне или злые. И чем все это кончится…
– Нилка, у тебя фантазии на целый Союз писателей, – сказал Федя.
Борис же поинтересовался:
– А ты в себе что-нибудь чувствуешь? Ну, такое, звездное?..
– Иногда… Вот, летаю маленько… А один раз бумажного голубя со стола взглядом сдвинул!
– Это телекинез называется, – разъяснил Федя. – Сейчас у людей тут и там необычные свойства проявляются! Экстрасенсы всякие, чтение мыслей, магнитные качества. Что ты, Нилка, разве это обязательно звездная программа?
– Но знака-то такого ни у кого нет! Он как созвездие… Наверно, это так выглядит наше Солнце среди других звезд, если смотреть с их планеты… Я даже на "бэкашке" хотел рассчитать, где она находится, но тут надо астрономию знать…
Нилка сел на край дощатого стола и пригорюнился. Феде стало жаль его: по правде ведь верит в свою звездную заклейменность… Он хотел сказать Нилке что-то утешительное, но тут появилась Оля с бутербродами на тарелке:
– Лопайте… А проявитель залили?
– Нет еще. Тут Нилка нам свой полет показывал, – сообщил Борис. – Знаешь, немножко получается… Нил, покажи!
- Предыдущая
- 23/57
- Следующая
