Семь фунтов брамсельного ветра - Крапивин Владислав Петрович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/78
- Следующая
Но Синий Буль ни до чего не достукался, только притих на время, потом стал вести себя как раньше.
Ему нравилось изводить тех, кто послабее и боязливее. Правда, самых тихих, вроде Мартика, он не трогал, нет интереса, а многих других донимал по очереди. Не то чтобы бил по-настоящему, а “доставал” – тычками, придирками, всякими похабными насмешками. И никто не решался дать сдачи. “У него же “крыша”! Дружки “тёртые”!
Я, глядя на это, несколько раз говорила: “Буль, доиграешься…” А он: “Заткнись, Лосиха! Вмажу по сопатке – соплями умоешься!” Ладно, я терпела до поры, до того сентябрьского дня, когда он полез к Стаканчику.
Стаканчик был новичок, пришел к нам первого сентября. Звали его Никита Стаканов, потому сразу и окрестили Стаканчиком. Он и не спорил даже – возможно, в прежней школе было такое же прозвище или похожее… Хотя на стаканчик он не был похож. Худой, довольно длинный, с прямыми почти белыми волосами, в круглых очках… Мне нравятся мальчишки в очках – наверно, потому, что рядом со мной всегда был Илья. А теперь вот еще и Пашка… И Стаканчик показался симпатичным. Спокойный такой, с тихим голосом, с какими-то виноватыми бледно-голубыми глазами. Прямо скажем, не боец. А Булю такие и нужны.
Буль и его дружки – Юрка Хомов (Хомяк) и Вовка Рыбников (Вовочка) – начали “трогать” Стаканчика с первого дня. То рюкзак его распотрошат, то самого вдвинут в угол и малость помнут, то на доске нарисуют стакан с ручками-ножками… ну и со всякими гадостями. “А это не мы! Чё всегда на нас бочку катят! Кто видел?!” Как всегда “никто не видел”.
А гад Вовочка даже строчки срифмовал:
Я раза два Булю говорила:
– Не надоело? Доскребешь ведь…
– Лосиха, сгинь, утомила…
Восьмого сентября (я запомнила число, потому что День солидарности журналистов) Буль и дружки на перемене прижали Стаканчика у доски. Не знаю, чего Буль хотел, только тянул сладким голоском:
– Стаканчик, стеклянненький мой, ну не упрямься. Это же моя ма-аленькая просьба… Ах, Стакашечек… – И тянул к его лицу растопыренную пятерню. Стаканчик снял очки, сунул в нагрудный карман и пытался защититься локтем. Ничего не отвечал. И драться, конечно, не умел. Был он повыше Буля, но тот шире в два раз да и не один к тому же – Вовочка и Хомяк пританцовывали рядом. Вдруг, я увидела, что Стаканчик взглянул на меня. Виновато так – словно извинялся за то, что он совсем беспомощный. И я сзади потрогала Буля за плечо.
– Синий, сократись.
– Лосиха! Любовь моя стародавняя! – Он согнул колени, растопырил локти, а ладони вывернул скрюченными пальцами вверх. Будто ловил что-то в пригоршни. А потом: – Хочешь, я тебе лосиное вымя отстригу? – и два пальца, как ножницы, потянул ко мне. Ну, будто специально!..
Он красиво так полетел – по диагонали, головой в открытую дверь, прямо под ноги любимой нашей Олимпиаде Андриановне.
– А-а-а! Булыскин! Ты опять за свое!…
Тот – в натуральный рёв:
– Чё опять Булыскин?! Она мне руку чуть не искалечила! Психопатка!
– Что такое?! Кто искалечил?! Все по местам!
И пошла разборка. И, конечно же, Булыскин “просто пошутил со Стакановым, нельзя, что ли?”, а “эта жердина ни с того, ни с сего как набросится со спины! Научилась где-то бандитским приемчикам…”
– Да врет же он! – взвилась Люка. Но ее когда кто слушает? “Она всю жизнь заодно с этой Мезенцевой!”
– Стаканов, в чем дело? Ты всего неделю в нашем классе, и уже… Что у вас случилось с Булыскиным?
– Непохоже, чтобы он шутил, – негромко сказал Стаканчик.
По лицу Олимпиады видно было, как она “делает расклад”. Булыскин, он хотя и замешан был в нехорошем, зато папа у него менеджер в фирме “Торгтаволга”, а у Стаканова кто? Кажется, мелкий конторщик в страховой компании…
– Если у тебя, Стаканов, какой-то конфликт с одноклассником, решить его можно было, не прибегая к помощи девочек.
– Я не успел… – все так же негромко скал Стаканчик.
Мальчишки загоготали.
– Да, он не успел, – подтвердила я. – Мне удалось раньше. Буль, я ведь предупреждала…
– Мезенцева, прекрати! Ты… чуть не оторвала ему пальцы.
– В другой раз полезет к кому-нибудь – совсем оторву.
– Что-о?!
– Пальцы, – сказала я. – А вы что думали?
– Вон из класса!!
2
В коридоре я погуляла туда-сюда, потом спустилась на второй этаж – там был удобный закуток с лавочкой. Если место свободно, можно отдохнуть. Лавочка была не занята. Я села. Зевнула. Внутри у меня было совершенное спокойствие. И только позади этого спокойствия – тонкая натянутая струнка.
Буля я не боялась. Для “тёртых” открыто связываться с девчонками “западло”. А скрытые пакости я как-нибудь сумею предугадать. И к Стаканчику Буль теперь вряд ли скоро полезет, подумает прежде. В дневнике, конечно, будет пара за поведение, но мама только рукой махнет – знает про наши “теплые отношения” с Олимпиадой. Однако все же пакостно как-то. И главное, в такой день, в журналистский. Значит, и в папин…
Я увидела, как по коридору бредет мальчик. Славный такой, с длинными и светлыми (будто летучие волокна) волосами. По виду – класса из второго. Понурый. Скорее всего, тоже поперли с урока. Господи, этакого-то кроху – за что?
Мальчик подпрыгнул, сел на подоконник (летучие волосы взметнулись и опали). Посмотрел за окно. Постукал каблуками по батарее. Поставил на батарею пятку, обхватил колено, уперся в него подбородком. Я подошла, села рядом.
– Выгнали?
Он не удивился. Кивнул. Глянул светло-карими глазами – вокруг них была тень.
– За то, что без формы?
Он был не в синем жилетике, как положено ученикам начальных классов, а в клетчатой рубашке и в джинсовом комбинезоне с блестящими пряжками на лямках.
– Нет, на это она смотрит сквозь пальцы… Из-за калькулятора.
– Какого калькулятора? Ты в каком классе-то?
– Во втором Б.
– И вас уже учат на калькуляторах?
– Да. Она сказала, что будет экск… эксперимент. И велела, чтобы все купили. А мне родители покупать не стали…
– А при чем здесь ты? Объяснялась бы с родителями.
– А она со мной… Говорит: пока не будет калькулятора, на математику не пущу.
– Тебя как зовут?
– Толя Морозкин, – вздохнул он. Словно виноват был, что он – именно Толя Морозкин.
“Толя-Толик… – прыгнуло у меня в голове, будто с мелькнувшей улыбкой. – Толик-Томик. Томчик…”
Потому что он был похож на Стасика Галушкина, который в лагере у меня был Томом Берингом. Не внешностью похож, а манерой говорить, смотреть. Хотя и внешностью, пожалуй, – тоже большеглазый и с тонкой, как стебель одуванчика, шеей. А льняные невесомые волосы – как у Юрика Сенцова…
– А вас как зовут? – вдруг спросил Томчик… ой, то есть Толик.
– Женя… С чего это ты говоришь мне “вы”?
– Ну… вы ведь большая.
– Не большая, а длинная. В седьмом классе учусь. Значит, старше тебя всего на пять лет.
– А вас… тебя тоже выгнали? – спросил Толик с осторожным придыханием.
– Тоже. Я вздрючила одного типа, которые лез к тем, кто слабее.
Я вовсе не хвасталась. Просто, когда что-то объясняешь младшим, лучше всего говорить правду.
– И что теперь будет?
– С кем?
– С вами… с тобой.
– Со мной абсолютно ничего. А вот что с тобой делать?.. Пойдем-ка к завучу.
Он перепуганно соскочил с подоконника.
– Не-е…
– Почему “не”? Надо же как-то решать это дело! Или так и будешь прогуливать математику?
– Мама, наверно, купит… Это отец не хотел, сказал: “Что за глупости! Эк… ксперименты во втором классе! Если надо, пусть покупает сама…”
– Правильно сказал. Но пока не купили, не болтаться же в коридоре! Идем…
– Попадет…
– Тебе не попадет, потому что ты со мной. А мне не попадет, потому что я заступаюсь не за себя…
- Предыдущая
- 26/78
- Следующая
