Рассекающий пенные гребни - Крапивин Владислав Петрович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/49
• Следующая

Сильвер сел на обрезок мачты. Оська и Норик – на два плетеных кранца у его ног. И Оська уже не вспоминал про часы. Вернее, вспомнил, но не те, которые неумолимо двигают время, а старинные, бронзовые.

Те часы стояли на полке в магазине, где торговали всякой стариной: фарфоровыми статуэтками, мраморными письменными приборами, медными подзорными трубами, офицерскими кортиками прошлых времен, иконами… Кстати, как можно торговать иконами? Сильно верующим Оська не был (так, иногда перекрестится на всякий случай, вот и все), но образа – это же святые предметы! И вдруг – давайте за них деньги! Вон, Сильвер даже шарики с крошечным Николой-на-Цепях продавать не стал (Оська украдкой потрогал шарик на цепи – из него будто излучалось тепло)…

И все же в магазине Оське нравилось. Он и Эдик Тюрин по дороге из школы часто забегали сюда посмотреть на редкости. Особенно – на часы. Те, что раньше стояли, наверно, в каком-то богатом доме.

Циферблат был вделан в куб из темного мрамора. А на кубе – бронзовые фигурки. На бухте корабельного троса сидел старик в помятой фуфайке и с круглой шкиперской бородкой – сразу видно: бывалый моряк. У ног его пристроились два мальчика. Обыкновенные, вроде Оськи и Эдьки, только не в юнмаринках. Один в матросском костюме, другой в косоворотке, в мятых, порванных на коленке штанах и в большом картузе. Как Петя и Гаврик из всем известной книжки. Но не они, конечно, а просто приморские пацаны. Старый шкипер им рассказывал какую-то историю. Мальчишки запрокинули головы и буквально растопырили уши…

Потом часы продали…

А теперь бронзовый старик и ребята будто ожили – здесь, в музейном подземелье…

– Этот бриг называли сперва не “Мальчиком”, – неторопливо рассказывал Сильвер. – Было у него поначалу, говорят, другое имя. “Даниэль”, вроде бы. Так звали этого мальчишку, когда он еще был живой-настоящий. А появился он в здешних местах издалека. С иностранным десантом приплыл, когда началась тут Первая осада…

– Это значит, он против наших воевал? – шепотом уточнил Норик. Вроде бы, без укора в адрес мальчишки, но и без радости.

– С кем пришел, за того и воевал. Это уж у кого какая судьба… Да и едва ли он воевал как солдат. Был, говорят, барабанщиком, а из барабанщиков какие вояки? В атаки они, да, ходили, боевые марши играли храбро. И случалось, убивали их. А сами они… из палочек ведь не постреляешь. Ну, не знаю. Не в этом дело. История эта про те дни, когда осада уже почти кончилась.

Союзники заняли, значит, Главную высоту и взяли там десяток пленных. Те, говорят, держались до последнего, да потом уже не стало сил… И Даниэль этот подружился с пленным мальчишкой. Хотя пленный не барабанщик был, а чуть ли не в мичманском чине уже. Из морских юнкеров паренек. Годов им было одинаково, оба ребятишки, почуяли друг в друге, наверно, одинаковые души. Вроде бы и противники, а чего им было делить в той войне? Да и к пленным тогда относились по-человечески. Можно сказать, как к боевым товарищам.

Беда пришла негаданно. Был у союзников маршал, один из главных командиров. С норовом, видать. Попала ему вожжа под хвост. “Почему в городе, который мы доблестно завоевали, тут и там гремят взрывы?”

И поставил он нашим ультиматум: если взрывы не прекратятся, он расстреляет пленных.

А как они прекратятся, если всюду пожары и погреба с боеприпасами? Когда отходили на Правый берег, всё вывезти не сумели…

Пленных вместе с тем мальчонкой-мичманом заперли в каземате и пообещали наутро устроить казнь…

– А Даниэль их освободил! – рванулся Норик.

– То-то и оно… Раздобыл где-то ключ, обманул часового, помог беглецам пробраться мимо охраны, они отыскали у дальнего причала шлюпку. И благополучно переплыли к своим…

– А барабанщик? С ними? – нетерпеливо сказал Оська.

– Нет. “Не хочу, – говорит, – быть дезертиром”.

– А что с ним стало? – опять привскочил Норик.

– Про то не знаю… И мичман этот ничего больше про Даниэля не знал… Остапов или Остатков фамилия мичмана, точно я на слух не разобрал, когда мне эту историю рассказывали. Старик рассказывал, ветхий совсем, он уже плохо говорил… Я – старик, а он был вовсе… Это тот, у которого я Ланселота выменял. За рыцаря-то он с меня английский компас взял и адмиральскую подзорную трубу, а Даниэля отдал просто так, после уже. “Мне, – говорит, – скоро помирать, ты забирай его, чтобы не осиротел пацан. Я, – говорит, – к нему как к живому привязался, только руку сделать не сумел. А ты сделай…”

– А откуда он деревянный-то взялся? Что за бриг “Даниэль”? – поторопил Сильвера Оська.

– Я к тому и веду… Мичман Остапов, так мы его будем называть, служил в нашем флоте до семидесятых годов того века. С турками еще воевал. А потом вышел в отставку капитаном второго ранга. Похоже, что не поладил с начальством. И, чтобы с морем не расставаться, купил себе маленький купеческий бриг. Видать, деньги у него водились. Да и пенсия у отставных флотских офицеров была тогда немалая… Купил, значит, оснастил заново и назвал “Даниэлем”. Потому что всегда помнил дружка, которому обязан был жизнью… Заказал мастеру вырезать деревянного мальчика, чтобы тот был носовой фигурой на бриге, по обычаю старых парусных судов…

Ну, “Даниэль” – это как бы официальное имя. А среди народа стали звать судно “Мальчиком”. Бриг “Мальчик” – и никак иначе. Из-за этого парнишки под бушпритом. Сильно он полюбился морякам… Хотя, по правде говоря, “Мальчик” не долго был бригом. Скоро Остапов переоснастил его под марсельную шхуну. Это вроде южноморских дубков, что были тогда очень в ходу. Возили они из порта в порт пшеницу, дыни, табак и всякую другую местную продукцию. Короче говоря, занимались коммерцией… Но Остапов ей занимался мало. Не раз он уходил в дальние моря, и, говорят, случались с ним истории похлеще, чем в “Острове сокровищ”… И конец был загадочный, тоже как в романе. “Мальчик” пропал…

Через много лет, уже перед Второй Мировой, нашли его на пустынной отмели у Греческого лимана. Место гиблое, люди там бывают редко.

Рангоута уже не было, а корпус почти сплошь засосало в песок. Оказалось, что наполовину, с кормы, “Мальчик” сгорел. Нос, однако, сохранился в песке. И вот он уцелел, Даниэль. Без руки только…

Отыскали “Мальчика” рыбаки. Сняли фигуру, хотели передать в Морской музей, да тут началась война. Пролежал наш Даниэль в какой-то пещере, где укрывались партизаны, уцелел и в ту пору. Мой знакомый, старик тот, в тех местах как раз и партизанил. А после войны забрал мальчика себе… Вот так, господа гардемарины…

– А люди? – неуверенно спросил Норик. – Ну, Остапов и те, кто с ним были… они куда подевались?

– Про то неведомо. По крайней мере, в “Мальчике” следов людей не нашли. Ни скелетов там никаких, ни одежды… В общем, загадочная история.

– А другие истории… – Оська поудобнее устроился на мягком кранце. – Ну, те, которые случались с Остаповым и “Мальчиком”. Вы их знаете?

– Кое-какие слышал. И от старика Тараса Гаврилыча, царство ему небесное, и от других… Не все, конечно. Однако, даже их, дорогие вы мои, хватило бы на целый роман.

– Ну, хоть одну… – жалобно попросил Норик.

– Это можно… да вам, небось, домой пора?

– Ой, мамочка! – Оська наконец глянул на часики. Вскочил. Было двадцать минут седьмого.

– Вот и оно, что “мамочка”… – Сильвер тоже поднялся. – Приходите в другой раз. Будут и другие истории…

– А можно завтра? – торопливо сказал Норик.

– Хоть каждый день. У вас вот эти штучки на цепочках теперь как постоянный пропуск…

С карманным фонариком Сильвер проводил мальчишек до решетки. Достал ключ. Кряхтя, повозился с замком.

Оська погладил в кармане своего ольчика. Барабанщика. Может, он, как Даниэль, тоже помог бы пленникам – открыл бы в конце концов замок. Если бы Норик в ту минуту не услыхал Сильвера…

Жаль стало маленького – пострадали у него ноги. Как рука у Даниэля…

– Иван Сергеич! А когда вы сделаете руку Даниэлю?

• Предыдущая
• 24/49
• Следующая