Оруженосец Кашка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/25
- Следующая
– Другой на его месте, – ядовито сказал Володя, – взял бы да сунул все эти письма под пень в лесу или в яму какую-нибудь. И концы в воду. Никто бы и не узнал, что он на почту бегал. А он принес…
Может быть, Серафиме нечего было возразить. А может быть, она взглянула на рассыпанные по песку письма и увидела среди них то, которое очень ждала. В общем, она торопливо наклонилась, собрала конверты, проворчала, что все равно это дело Кашке, а заодно и Зыкову так не пройдет, и ушла.
Володя весело засвистел. Победа была за ним. Он уже хотел покинуть "поле битвы", но заметил у края аллеи, в траве, свернутый листик бумаги. Записка, что ли, какая-то? Она шевелилась под ветром, словно хотела выбраться из путаницы стебельков и листьев.
Володя развернул бумажку и увидел:
Стихи для Валоди
Володя аккуратно, уголок к уголку, свернул листик и спрятал в карман. Улыбнулся и пошел туда, где перевязывали раненого оруженосца.
Но Кашка уже сам летел навстречу. Распущенный бинт реял за ним, как вымпел.
Сзади с возмущенными криками бежала Райка, а за ней еще три девчонки.
– Во-лодя… – Кашка остановился и никак не мог отдышаться. – Тут бумажка… с письмами была… Я потерял…
Володя вынул стихи.
– Эта?
Кашка начал улыбаться. Улыбка была смущенная и вопросительная.
– Я прочитал, – негромко сказал Володя. – Хорошие стихи. Правда, Кашка, хорошие. Честное слово… Ну, давай я завяжу руку.
– Вот придумал! – вмешалась Райка. – Нужен стерильный бинт. Смотри, он этот в песке извозил. Сорвался как сумасшедший. Девочки, дайте йод.
Она развернула новый моток бинта. Кашка послушно подставил локоть. Смотрел он не на Райку, а на Володю. Равнодушный к боли и совсем счастливый.
– Кашка, а зачем тебя на почту понесло? – поинтересовался Володя.
– Чтоб скорей письмо отправить. Чтобы мама скорей ответ написала… – Кашка замялся. Неудобно было объяснять Володе, что без маминого разрешения он побаивался везти к себе гостя.
– А дрался зачем?
Кашка насупился. Покосился на Райку.
– Я потом… скажу.
Райка завязала тесемки бинта.
– Пойдемте, девочки. Пусть они секретничают.
Девчонки с независимым видом удалились. Даже их спины говорили: "Больно нужны нам ваши тайны!"
– Ну? – сказал Володя.
– Мишка Зыков говорил, будто она нарочно мимо стреляла… – Кашка сердито кивнул вслед Райке. – Нарочно, чтобы тебе первое место досталось. Потому что… Мишка – он дурак. Говорит: потому что она в тебя влюбилась.
– Тьфу ты… – Володя сказал это беззаботно, а у самого тут же заныло, заскребло на душе. Беспокойство – как злая мышь.
Он всегда не любил непонятные разговоры и загадки, полунамеки и хитрые взгляды. Это его злило. А здесь… Здесь было еще хуже. Он не понимал, что и почему хуже, только почувствовал: чтобы не стало совсем плохо, надо решить все мгновенно:
– Райка, стой!
Девчонки остановились, удивленно оглядываясь. Володя подошел почти вплотную.
– Слушай, – отчетливо сказал он. – Ребята говорят, что ты нарочно мазала по мишеням. Для меня. Да?
Девчонки приоткрыли рты. Райка сделала круглые глаза.
– Если да, скажи сразу, без дураков, – потребовал Володя.
Он смутно чувствовал, как рвутся между ними ниточки-паутинки. Ниточки, о которых он раньше не догадывался. Но рядом стоял весь натянувшийся, напряженно ждущий ответа Кашка, соучастник его победы, верный и доверчивый оруженосец. И это было главное.
– Скажи, – твердо повторил Володя.
Райка отступила к березе, запрокинула голову и принялась хохотать. Хохотала она старательно и громко.
"Аут", – мысленно произнес Володя. Он по-прежнему чувствовал досаду, но беспокойство исчезло.
– Пойдем, Кашка. Разве их поймешь, девчонок… Пошли. Ты мне поможешь просунуть нитку в иголку.
Дни убегали. Чем ближе к концу, тем скорей. А письмо для Кашки не приходило.
Дежурные отправлялись на почту после обеда, в тихий час, который тянулся не один час, а два часа. И это время было для Кашки не сон, а мучение. По нескольку раз он срывался с кровати и выскакивал из палаты, будто бы по неотложному делу. И смотрел, не возвращаются ли дежурные. Иногда Кашке удавалось встретить их, но такие встречи приносили одно расстройство: письма не было.
До прощального костра осталось четыре дня. Вернее, три с половиной.
Кашка лежал и смотрел на потолок. По деревянной балке ходила блестящая зеленая муха. Кашка загадал: если муха перейдет через длинную трещину, письмо сегодня будет обязательно. Муха через трещину не шла. Кашка то уговаривал, то ругал ее шепотом, но без всякой пользы. Муха погуляла вдоль балки и остановилась у круглого сучка. Неожиданно она стала толстеть, расти и превратилась в смешного челотяпика с усами и шпагой. Кашка не удивился такому делу, только не понял: как он там держится вниз головой. И еще оказалось, что сучок – это не сучок, а деревянная пробка. Челотяпик обхватил ее, начал раскачивать и наконец выдернул из гнезда. Пробка полетела вниз и хлопнула Кашку по лбу. Он моргнул и увидел, что ни пробки, ни челотяпика нет, а есть Алеша Малютов, который приготовился второй раз щелкнуть Кашку в лоб.
– Ждал письмо? На, – прошептал Алешка. – И вот еще, отдай своему Володьке…
Хороший человек Алешка! Просто чудо какой хороший!
Кашка перевернулся на живот, рванул конверт. Скорей! Ой, длинное какое! "Здравствуй, милый сынок…" Так, это как всегда, это хорошо. "Папа здоров…"– это замечательно. "Бабушка пишет…" Неважно, что она пишет! Где же главное? Ой, вот! "Конечно, пусть приезжает, мы будем очень…"
Ура!
Кашка тихой молнией скользнул в коридор, а оттуда в соседнюю палату.
Большие мальчишки, конечно, не спали. Двое дулись в шахматы, один жевал печенье. Юрка Земцов целился в кого-то мыльницей, еще двое накачивали велосипедным насосом заштопанный волейбольный мяч. Мяч не накачивался и шипел. Мальчишки тоже шипели и ругались. Володя лежал на животе и читал книжку.
– Володя, – ликующе зашептал Кашка, – смотри, мама пишет: "Пусть приезжает". Поедем, да?
Володя не сразу понял. Потом отбросил книгу. Ох, черт! Видно, Кашка всерьез вбил себе это в голову…
– Видишь, мама пишет: "Будем очень рады…"
Вот не было печали!
Но ведь он в самом деле тогда пообещал. Как же теперь выкрутиться?
А впрочем… Надо ли выкручиваться? Если уж обещал… Домой, конечно, уже хочется здорово. Но ведь Кашка тоже…
Володя сел в кровати. Эх ты, Кашка… Вот он стоит перед ним, тонконогий малыш-оруженосец. Смотрит радостными серыми глазами. Поверил уже.
А может, правда съездить? На пару дней. Дома, конечно, будет нахлобучка, но… наверно, не очень сильная. Райка отвезет записку. Папа поймет. Мама? Пошумит и тоже успокоится. В Белый Ключ ведь он тоже один ездил, а был на год младше.
Может, в самом деле съездить? А то разъедутся они с Кашкой в разные стороны и, кто знает, увидятся ли когда-нибудь еще?
– Ладно, Кашка. У нас ведь еще четыре дня. Договоримся.
– Три, – настороженно сказал Кашка. – А разве мы еще не договорились?
– Ну… Эх, пусть. Договорились. Если все будет в порядке, то договорились… А что это за письмо еще?
– Ой, оно тебе. Я забыл даже…
От кого бы это? Надо же, от Надежды! Интересно… Но он прочитает, когда никто не будет мешать. Так лучше.
– Ну, Кашка, иди досыпай. А то нам Серафима даст жизни.
– Даст, – радостно согласился Кашка.
Он исчез, а Володя распечатал письмо.
"Вова, здравствуй!
У меня радость. Папка наш едет в командировку в Ленинград и меня берет с собой. А по дороге мы к вам заедем на три дня. Ты мне весь город покажешь. Помнишь, ты обещал? И театр, и скелет мамонта в музее, и пристань, и летний трамплин. Я знаю, ты 23-го из лагеря приедешь. Мы к вам тоже двадцать третьего приедем. А к нам в Ключ ты собираешься? Встретимся – договоримся. Ура!
- Предыдущая
- 23/25
- Следующая
