Оруженосец Кашка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/25
- Следующая
Вот тогда он и увидел глаза оруженосца.
"Володя, не надо! Не стреляй мимо! – умоляли они. – Целься как следует. Ну пожалуйста! Ты же можешь, Володя!"
"Ну, чем тебе помочь?" – спрашивали Кашкины глаза.
"Ох и умотался ты, бедняга", – неожиданно с жалостью подумал Володя. Впервые за сегодняшний день он как следует разглядел Кашку. На щеке оруженосца от уха до подбородка алела свежая царапина. Волосы растрепались, рубашка у ворота порвалась, одна лямка была оторвана и обмотана вокруг пояса, а штаны сбились на сторону, так что боковая застежка оказалась где-то на животе. И ноги в ссадинах, синяках и белых полосах расчесов.
"Досталось тебе, Кашка, верно?"
Но Кашка молча просил об одном: "Целься как следует. Попади, попади в оленя!"
"Попробую", – глазами ответил Володя.
Опять визгливо запели в кустах блоки: олень пошел пересекать лужайку.
"Не было ничего, – сказал себе Володя. – Не было тех двух стрел. Все сначала".
В самом деле, что случилось? Или лук ему дали другой, или мишень сделалась крохотной, или он вдруг сразу разучился стрелять? Ерунда какая!
Олень был уже на виду. Володя аккуратно вставил тетиву в прорезь стрелы и выстрелил навскидку. Он был уверен, что стрела воткнется точно в середину фанерного туловища, чуть пониже круглого сучка, который проглядывал сквозь краску.
Стрела ударила выше сучка, но это уже не расстроило и не обескуражило Володю.
Остальные семь стрел он выпустил спокойно, как на тренировке. И каждый раз олень уносил стрелу с собой. Только одна, последняя, улетела в кусты. Она прошла выше цели и отбила отросток оленьего рога. И хотя живому оленю такой выстрел не принес бы особого вреда, здесь, на турнире, это попадание все равно засчитывалось.
Юрка Земцов смазал по оленю четыре раза, и все теперь зависело от того, как станет стрелять Райка. Володя был уверен, что она ни одну стрелу не истратит зря. Значит, он проиграл. Мысль эта стала прочной, и Володя следил за Райкой без напрасного волнения.
Райка стреляла с красивой небрежностью. Она не растягивала лук до конца и бросала стрелы с "навесом", по дуге. Они ударяли не сильно, даже не всегда втыкались, но каждый выстрел был очень точным.
Все делалось быстро и одинаково: визг блоков, щелчок тетивы, удар наконечника о фанеру – короткий такой, негромкий стук.
И Володя вздрогнул, как бы очнулся, когда после девятого выстрела не услышал этого стука.
"Что это? Мимо?"
Да, мимо…
Кашка сидел рядом с Володей, и на лице его было страдание! Он желал Райке всяческих бед и неудач. Чтобы лопнула тетива! Чтобы поскользнулась нога! Чтобы жгучая оса села ей во время выстрела на локоть!
Он не повторял теперь никаких заклятий, только отчаянными глазами провожал каждую стрелу. Словно мог взглядом отвести ее от мишени.
Он еще надеялся на чудо.
И когда наконец стрела свистнула мимо оленя, он привстал с травы и с тревожной радостью подался вперед. Чудо случилось! Вернее, полчуда. Все решала теперь последняя стрела.
А Райке словно было безразлично. Словно и не было промаха. Со спокойным лицом прицелилась она в последний раз…
Стало тихо.
Кашка отвернулся. Не мог он на это смотреть. Хоть бы уж скорей стреляла!
По длинной упругой травинке ползла божья коровка. Не красная, а желтая, будто капля меда с маковыми зернышками.
Кашка сложил пальцы для щелчка. "Если улетит – Райка промажет. Если свалится – Райка попадет", – загадал он. И щелкнул по травинке. Притворившись неживой, божья коровка, словно твердое семечко, свалилась на лист подорожника.
Щелк – сорвалась тетива. И Кашка зажмурился, готовый услышать противный стук стрелы о мишень.
Не было стука…
Гвалт болельщиков оглушил Кашку.
Вскочив, Кашка ликующими глазами смотрел на Володю. Но тот продолжал сидеть. Он сидел, и, кажется, не было на его лице радости.
Медленно подошла Райка.
– Ну, поздравляю, – сказала она. – Ох, устала я, даже голова болит.
– Разве не будем перестреливать? – недоуменно спросил Володя.
– Зачем? У тебя же девять очков. А у меня восемь…
– Ах да, – сказал Володя, морща лоб. И вдруг засмеялся: – Знаешь, Райка, я забыл, что в первый раз тоже попал. Это случайно вышло, и я все время думал, что смазал…
Райка кивнула и отошла.
Подбегали ребята.
И тогда наконец Володя сделал то, что должен был сделать. Он сказал Кашке:
– А мы с тобой все-таки молодцы…
Кашка просиял.
Позже, когда уже утих шум поздравлений и все начали расходиться, Володя пошел к Райкиной палатке. Непонятное ощущение вины перед Райкой не давало покоя. Словно одно очко досталось ему обманом. Он понимал, что это ерунда, но беспокойство не проходило. И чтобы прогнать его, он должен был найти сейчас Райку, поговорить с ней просто так, о разных пустяках и увидеть, что у нее нет ни обиды, ни подозрения.
Но в палатке Райки не оказалось. Ее оруженосец – Светка – сидела с надутым лицом и взглянула на Володю косо. Ни о чем спрашивать ее он не стал.
Он увидел Райку сам, когда обогнул палатку и направился к лагерю. Райка стояла, прислонившись лбом к сосне, и плечи ее вздрагивали.
Володя подошел и неловко тронул ее за локоть. Райка обернулась, и он отступил одновременно с досадой и облегчением.
Она не плакала, а смеялась.
На лбу ее темнели пятнышки смолы…
Призовой пирог Володя и Кашка едва попробовали: желающих угоститься набралась целая толпа.
Грамота, которую вручили Кашке, была очень красивая. Он долго рассматривал ее, когда остался один. Потом свернул в трубку и перевязал ниткой, которую выдернул из подола рубашки. Сбегал в лагерь и спрятал грамоту в тумбочке.
После этого вернулся Кашка к палаткам.
Палатки уже убирали, и Володи здесь не было.
Неужели все кончилось? Неужели праздник угас?
Нет, не все. Вечером был еще костер. И Кашка сидел совсем рядом с Володей. Сидел молча и смотрел на огонь. Лишь один раз спросил:
– Во-лодя… А еще будет турнир?
– Едва ли, – сказал Володя. – Слушай, ты не видел Юрку Земцова?
Глава седьмая
На лес, на лагерь наваливалась гроза. Сверху, прямо от зенита, набухшие дождями и тревогой, медленно падали тучи. Лиловые, беспросветные, в тонких и кривых проблесках молний. Их ватная масса заглушала гром, и были только молнии и тишина.
Все ждали первого грома и рассыпчатого удара тяжелых капель: одни для того, чтобы с хохотом выскочить под упругие струи, другие для того, чтобы вздохнуть с облегчением – шум ливня заглушает страх перед грозой.
Аллеи и площадки опустели, дачи притихли. В потемневших стеклах отражались молнии, а в траве змейками пробегали маленькие ветры.
Только три человека не укрылись от грозы. Вожатый Сережа был сегодня дежурным и проверял, все ли готово к удару непогоды. Володя еще не успел зайти в дом: он возвращался из леса. Третьим был Кашка: он вынырнул из боковой аллеи и зашагал следом за Володей, а потом догнал его.
– Во-лодя… А вот у индейцев тоже есть луки… Эти луки далеко стреляют?
– Что? Не знаю, – ответил Володя, не сбавляя шага. – Далеко, наверно… Конечно, далеко. Беги под крышу, сейчас такой дождь грянет.
Кашка остался на аллее. Он поднял голову и, кажется, только сейчас увидел, что делается в небе. Но на грозное движение туч он смотрел равнодушно и не двинулся с места.
Сережа стоял на крыльце под навесом. Он видел Володю и Кашку, слышал их разговор. Но вот Володя ушел, а Кашка остался, и вокруг него уже падали в песок тяжелые, как пули, капли.
Сережа прыгнул с крыльца.
– Пойдем. Ну, что ты здесь стоишь? Это все равно зря.
Он привел Кашку под навес, и они стали смотреть, как нарастает дождь.
Грянул и радостно раскатился над лагерем гром: вздрогнули стекла и половицы. А Кашка не вздрогнул. Он спросил шепотом:
– А еще будет турнир?
– Нет, – сказал Сережа. – Неинтересно устраивать два одинаковых дела подряд… Да и причем здесь турнир, Кашка?
- Предыдущая
- 17/25
- Следующая