Оранжевый портрет с крапинками - Крапивин Владислав Петрович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/34
- Следующая
– Ух ты! А он на чем? На «Товарище» или на "Седове"?
– На «Крузенштерне»… Не скачи, свалишься.
– Не свалюсь. Хочешь, понесу твой чемодан?
– Да уж сама дотащу…
– А ты мне потом про него расскажешь?
– Про чемодан?
– Про моряка!
– Когда "потом"? – грустно спросила Юля и подумала про вокзал.
– Ну… после разговора с тетей Кирой.
– Ох, Фаддейка, я ее боюсь. И тебе попадет, и мне…
– Что ты! Она посторонних не воспитывает… Ты ей сперва ничего не говори, может, той женщины и не было. Тогда все обойдется.
– А что я скажу? Зачем пришла?
– Поглядим, – деловито успокоил он. – По обстоятельствам.
Дом тети Киры был старый. Старинный даже. С жестяными флюгерами на башенках покосившихся ворот, с черным от древности страховым знаком и с рассохшимся кружевом наличников.
Фаддейка бодро толкнул тяжелую калитку. В заросшем дворе красновато темнели громадные гроздья рябины и светились несколько березовых стволов. Было пусто. Фаддейка кивнул на скамейку у крыльца:
– Ты посиди минутку, я сейчас. – Поддернул гольфы, заправил майку и нырнул в дом.
Юля поставила на лавку чемодан. С высокой березы упал на него желтый листок. Август…
Прошла минута. Оглядываясь, возник на крыльце Фаддейка. За ним – тетя Кира. Она оказалась очень пожилая, сухощавая, с седым валиком волос.
– Здрасте, – совсем по-школьному, поспешно сказала Юля. Тетя Кира показалась ей похожей на старую учительницу.
– Добрый вечер, – улыбнулась тетя Кира и легко шугнула Фаддейку со ступенек. – Это вас он, значит, привел? Я, говорит, квартирантку тебе отыскал… Я уж и не знаю. В пристройке у меня жили в июне двое отдыхающих, молодожены, но тогда тепло было, а сейчас-то осень на носу. Продрогнете там ночью…
– Она закаленная, – подал голос Фаддейка. – У нее первый разряд по туризму.
– Брысь ты, нечистая сила, – засмеялась тетя Кира. И Юля засмеялась: так все хорошо складывалось.
– Я правда закаленная. В одеяло завернусь – и хоть в открытом поле…
– Ну, смотрите, если понравится… Вы, наверно, на практику в школу приехали?
– В библиотеку. В детскую…
– К Нине Федосьевне, значит! Вот она обрадуется! А то все одна да одна… А если холодно будет в пристройке, там печурка есть на крайний случай. Завтра дрова привезут…
И Юля почувствовала, что она любит затерянный в северных лесах городок Верхоталье.
Вот только пришло бы сюда письмо.
НОЧНЫЕ СТРАХИ
Как это чудесно – вытянуться среди прохладных простыней, чтобы усталость сладко разбежалась по жилкам, и лежать с ощущением полного уюта и с мыслями о счастливом окончании неудачного дня.
Стоячая лампа с белым фаянсовым абажуром неярко и ровно светила на желтоватые доски стен и потолка, на большой табель-календарь за прошлый год, на ошкуренные чурбаки (они были вместо табуреток) и застеленный зеленой полинялой клеенкой стол. На столе празднично сияла алая с белыми горошинами кружка. Будто сказочный мухомор на лужайке. Юля безотчетно радовалась этому яркому пятнышку – оно украшало комнату и придавало ей обжитой вид. Юля вздрогнула от неласковой мысли, что сейчас могла бы ютиться на вокзальной лавке.
…Тетя Кира (то есть Кира Сергеевна) принесла матрац, положила его на широкий топчан и сама постелила для Юли простыни.
– На сегодня так. А если покажется жестко, завтра достанем из кладовки кровать, у нее сетка панцирная.
– Не будет жестко, – заверила Юля, оглядываясь. Пристройка была небольшая, вроде верандочки – с окном во всю стену. По стеклам скребла тяжелыми кистями рябина. В углу белела кирпичная печка.
Кира Сергеевна рассказала, что пристройку ставил ее муж, хотел оборудовать здесь мастерскую, да вот… Говорят, от первого инфаркта не умирают, а он сразу. Три года уж прошло… Директором восьмилетки был. А она до пенсии работала смотрителем здешнего музея. Сын в армии после института, на Дальнем Востоке, младшая дочь в Челябинске учится, а старшая недавно замуж вышла, живет неподалеку, в Ново-Северке, да все же не рядом, не под одной крышей.
– Вот и осталась одна в "родовом поместье". Дом-то еще дед строил… Так и живу. То сама по себе, то вдвоем с племянником. Он второй год уже подряд на каждые каникулы приезжает. Заботы с ним, конечно, всякие, да все равно веселее.
– Он славный у вас. Добрый такой, – сказала Юля.
– Добрый-то добрый, а всякое бывает. Когда парень без отца растет, воспитанье какое-то случайное получается. Дерганое…
Юля вежливо помолчала. Потом неловко спросила насчет платы за квартиру. Кира Сергеевна отмахнулась:
– Да сколько не жалко. Какая здесь квартира-то…
– Но все-таки.
– В гостинице пятьдесят копеек в день за место берут, давайте и вы так.
– Ой… Даже слишком как-то дешево.
Кира Сергеевна засмеялась:
– А у нас ведь не Сочи и не Крым. Да и вы не на отдыхе. А стипендия-то, наверно, так себе…
– Я в стройотряде работала.
– Давайте так, Юля. Если будете с нами завтракать и ужинать, тогда – рубль. А обедать вам лучше в столовой «Радуга», она рядом с библиотекой.
На том и договорились.
– Только еда у нас не ресторанная, – предупредила Кира Сергеевна. – Не обидитесь?
– Да что вы!
– Я себе по-простому готовлю. А Фаддейка, душа окаянная, вообще ничего не ест, мученье одно. Кожа да кости, избегался. Мать приедет, опять недовольна будет – немытый да тощий. А что я сделаю? Вот объявится – пускай сама чистит, причесывает и откармливает.
– А что, он один у матери? – деликатно поинтересовалась Юля.
– Один, слава богу. Куда еще-то при ее жизни? Только и мотается то по стране, то по заграницам. Как это фирма-то у них называется? «Станкоэкспорт» или что-то похожее…
Юля распаковывала чемодан, вешала одежду на спинку единственного стула, а Кира Сергеевна негромко и ненавязчиво рассказывала:
– Я ей говорю: "Сколько можно так жить, не девочка уже, четвертый десяток идет". А она: "Это ритм времени, Кирочка, мы с тобой в разные эпохи живем"… Может, и правда? Я ее на двадцать семь лет старше, нас шестеро было в семье, она младшая. Вот и попала под эти ритмы… Мы с мужем почти три десятка без всяких современных ритмов прожили, а она вот… Ох и заболтала я вас, Юля. Смотрите, вон вешалка у двери. А утюг Фаддейка принесет. Вы только не церемоньтесь с ним, с племянничком моим, он такой прилипчивый. Если будет надоедать, шуганите его…
Фаддейка не стал надоедать. Притащил утюг, шепнул, что "все обошлось", и умчался. Не было его и за ужином.
– Свищет где-то, – вздохнула Кира Сергеевна. – Небось опять с мальчишками костер жгут в овраге, картошку пекут…
…Юля нажала кнопку лампы. Упала темнота, и в ней синевато засветилось окно: полная ночь на дворе еще не наступила. В сумерках прорезались черные листья рябины, смутно забелел березовый ствол. В широком просвете стала видна верхушка ели – острая, будто шатер колокольни.
Вспомнив про колокольню, Юля подумала и о Фаддейке: где его носит нелегкая на ночь глядя? Видать, вольная птичка…
И словно в ответ она услышала негромкий выдох:
– Ю-ля-а…
Это было чуть погромче шелеста рябины. И там же, за окном. Юля опять включила свет. В неярких лучах за стеклом, как на глянцевой фотобумаге, проявился знакомый веснушчатый портрет с расплющенным носом.
– Ты что, Фаддейка? – громко сказала Юля.
Он отодвинул оконную створку. Спросил шумным шепотом:
– Можно к тебе?
– Можно. А почему не через дверь?
– С той стороны тети Кирино окно… – Он ловко сел верхом на подоконник одна нога снаружи, другая в комнате. – Ты не испугалась?
– Чего?
– Ну… женщины часто пугаются, если под окном мужчины…
Юля развеселилась:
– Иди сюда, мужчина. Ты зачем пришел? Просто так поболтать или по делу?
– По делу… – Он скакнул с подоконника, сел на чурбак посреди комнаты, положил на коленки ладони. Повертел головой, будто первый раз видел эти стены. Посопел.
- Предыдущая
- 4/34
- Следующая
