Лужайки, где пляшут скворечники - Крапивин Владислав Петрович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/58
- Следующая
Артем обогнул будку. На торчащем из стены рельсе висел блестящий, словно только что начищенный колокол. Размером с большое ведро. Явно корабельный, потому что по нижнему краю тянулась выпуклая надпись: Fемистоклъ. Чудеса…
Извилистая тропка обогнула свалку железного хлама и привела Артема под столетние липы («Откуда здесь такие? Среди всякой индустрии…»). Лип было много, целая роща, а за ней – дощатый высокий забор с дырами. Сквозь одну выбрался навстречу Володя.
– О-о! – округлил он толстые подвижные губы. Весело заблестел очками. – Ты ко мне? – Это «ты» получилось как давнишнее, приятельское, хотя утром они были на «вы».
– Да. Старик растолковал дорогу. Ты не занят?
– Не очень. Хотел поискать на свалке железяку нужной конфигурации, но это успеется… Идем! – И опять нырнул в дыру, сложившись, как складной метр.
За досками открылась обширная, с мягкой травой, площадка, дальний край ее замыкало длинное строение – не то приземистый барак, не то сарай с окошками. А перед ним на площадке возвышались «шедевры».
Артем никогда не понимал всяких абстракций и формализма в картинах и скульптурах. Однажды, еще в школьные годы, сказал Нитке, которая любила порассуждать о полотнах Пикассо и Малевича, «щекочущих подсознание»: «Знаешь, я, наверно, не дорос. Не дано мне постичь своеобразие столь глубокого творческого мышления». Она тогда слегка надулась даже… И сейчас Артем внутренне напрягся, увидев угловатые конструкции из шестеренок, патрубков, решеток, маховиков и всякой «прокатной продукции». Придется кивать с умным видом: «Да, любопытно. Оригинально. Весьма выразительно, чувствуется идея…» Но почти сразу он увидел балерину.
Балерина изогнулась в танце и вскинула руки. Из бетонной плиты торчали длинный арматурный стержень – это была нога танцовщицы. Вторую ногу она, слегка выгнув, отвела в строну, оттянула носком вниз башмачок – острый кусок железа. Балетной юбочкой служило колесо вагонетки, а туловищем – укрепленный на тонком патрубке мотоциклетный бак с приваренными к нему двумя чашками школьных электрических звонков. Трубчатые руки с гибкими пальцами из арматурной проволоки балерина в волнистом изгибе вскинула над головой… Хотя головы не было. Вернее не было лица. На длинной шее держалось железное кольцо с обломком шестеренки сверху – не то гребешок, не то маленькая корона. Глаза, губы – все это зритель мог вообразить сам. Да и не в них было дело. Секрет крылся в движении. Скульптор наделил железное создание такой живостью, что металл совершенно потерял природную тяжесть. Еще секунда – и балерина бабочкой взлетит над бетонной глыбой, над подорожниками и клевером. Недаром в них так нетерпеливо стрекочут кузнечики.
– С ума сойти… – в полголоса сказал Артем.
Володя молчал рядом, нервно расчесывая пальцами бородку…
Неподалеку вел опасную игру с быком матадор. Почти такой же гибкий, как балерина, он сильно выгнулся назад и махнул плащом из листов кровельного железа. Он пропустил в смертельной близости от себя рогатое страшилище с корпусом из железной бочки и ребристых батарей отопления. Безоглядная ярость монстра вызывала живую жуть. Но матадор был неуязвим в своей изящной и насмешливой беспечности…
Потом Артем увидел еще одного монстра. Добродушного. Склепанный из всякого металлолома, Горыныч улыбчиво разевал зубастую пасть, похожую на капкан для мамонта. Глаза этого трехметрового чудища были сделаны из белых эмалированных кастрюль с пробитыми дырами зрачков. Вокруг кастрюль наивно растопыривались ресницы из рельсовых костылей…
– Этого зверя зовут Игогоша, – пояснил Володя. – По ночам он иногда ржет, как конь-богатырь. Впрочем, дети не боятся.
Артем понимающе кивнул. Перед Игогошей бесстрашно стояли мальчик и девочка. Протягивали ему ведро с угощением. У Игогоши от аппетита вывалился из пасти язык-лемех, на котором блестели капли слюны – электрические лампочки.
Было видно, что детям трудновато держать увесистую посудину. Их ноги их тонких водопроводных труб согнулись и напряглись, одежонка из железных обрывков и патрубков скособочилась и взъерошилась, трубчатые руки с растопыренными пальцами-штырями, казалось, дрожат от усилия. Но мальчик и девочка улыбались. Их головы в основном и состояли из улыбок-подков. На уголках этих улыбок держались оттопыренные уши (расплющенные консервные банки). От банок шли стерженьки бровей, из-под которых весело глядели крупные шестигранные гайки. У мальчика над бровями щетинился проволочный чубчик, а у девочки – что-то вроде прически с пробором, из которой торчали плетеные косички…
Ближе к дому, почти у дверей, стоял юнга. Он вскочил на бочку из-под мазута, обмотанную ржавым тросом (к бочки был прислонен сбоку шлюпочный якорь). Башмаками у мальчишки были древние чугунные утюги. Его тощие арматурные щиколотки торчали из клешей, для которых были взяты две широченные помятые трубы. Телом служила могучая спиральная пружина – видимо, от вагонной рессоры. Ее почти горизонтальные витки очень напоминали полосы тельняшки. А голова – почти такая же, как у приятелей Игогоши – рот, уши, да глаза. Только рот был не улыбчивый, а буквой «о» (видимо, кольцо от тракторной цепи). И вместо проволочных волос – бескозырка из сковородки. За спиной вздыбился как от ветра кусок автомобильной обшивки – матросский воротник.
В руках из толстых ребристых прутьев юнга держал железные флажки. Правая рука была совсем опущена, левая направлена вниз по диагонали. У Артема в памяти закрутилась флотская семафорная азбука – в «Приозерном» все мальчишки изучали ее для всяких морских игр и викторин. Кажется, такое вот положение флажков означало букву «о» (как и рот мальчишки).
…Были еще перед домом «Чудо-дерево» с развешенными на нем чайниками и канистрами, изящные «Пеликан и цапля» и «Дама, у которой улетел зонтик».
– Кстати, он иногда к ней прилетает, – усмехнулся Володя. Артем опять покивал и вернулся к балерине. Выговорил наконец:
– Знаешь, я никакой не знаток. Наоборот… Но, по-моему, ты талант…
– Да брось ты… – Володя смущенно и довольно заскреб опять шкиперскую бородку. – Так, экспериментирую помаленьку…
– Ты, небось, во всяких выставках участвуешь?
– Ну… было пару раз. Только не с этими вещами, а со всякой мелочью и с графикой… А с этими-то куда? Их даже до ближайшего павильона не допрешь. А сюда посетители, само собой, не ходят.
– Наверно, можно все-таки постараться…
– Как? Да и рассыплется это хозяйство, если его дергать… Разве что попросить помощи у них… – Володя усмехнулся. – Но где и х найдешь, если сами не захотят?
– Ты это о ком?
Володя смотрел сквозь очки странновато, и Артем ощутил тревожный холодок.
Володя сказал чуть виновато:
– Да ты не пугайся… Ты, я смотрю, вроде меня: нервами сразу чуешь… непривычное. Но здесь никакого страха нет. Наоборот…
– И все-таки… – сказал Володя, уже не скрывая нервности.
– Я расскажу. Все равно ты, наверно, столкнешься с этим… рано или поздно. Давай зайдем ко мне, у меня есть бутылка «Массандры»… Да ты не думай, я не богемная личность, которая вдохновляется портвейном. Так, по глотку за знакомство… И потолкуем заодно.
– Ну, что же… – вздохнул Артем.
- Предыдущая
- 20/58
- Следующая
