Ковер-самолет - Крапивин Владислав Петрович - Страница 19
- Предыдущая
- 19/51
- Следующая
– Все в порядке! – крикнула из-за телескопа Ветка. – Он не появлялся!
Мы стали ждать.
Мальчик в зеленой рубашке выбрался на крышу минут через двадцать. И спокойно уселся рядом с шестом антенны, к которому была привязана нитка змея. Мы даже рассердились: неужели он не видит записку?! Ведь клочок бумаги горел, как белая искра, на хвосте у змея.
– Ага! – обрадованно сказал Виталька.
Он как раз наблюдал в телескоп. Я тут же отжал его в сторону и приник к окуляру.
Мальчик стоял и торопливо сматывал нитку.
– Змей спускается, спускается! – заволновалась Ветка и оттерла меня от телескопа. – Ой, спустился… Большой какой… Ой, он записку отвязывает…
– Перестань ойкать и рассказывай толком, – велел Виталька.
– Он читает… Ой, он удивился! Смотрит кругом, будто нас ищет… Ой, опять читает. Опять смотрит… А теперь с крыши слезает вместе со змеем…
– А вдруг он испугался? – встревоженно сказал Виталька.
– Вот еще! – слегка обиженно откликнулась Ветка.
И я был с ней согласен. Я лишь мельком видел этого мальчишку, но сразу понял, что он ни капельки не боязливый. И мне все больше хотелось с ним познакомиться.
Он был такой же, как мы.
– Посмотрим, – сказал Виталька.
И мы стали смотреть. Ждать.
Ждали полчаса.
Змей поднялся опять. Он взлетел ровно и быстро, словно у него был двигатель. Мы снова стукнулись головами у окуляра.
На желто-красных узорах змея чернели крупные буквы:
САША ВЕТРЯКОВ
– А теперь что? – нетерпеливо спросила Ветка. – Опять, что ли, записку к хвосту привязывать?
Виталька задумался:
– Нельзя два раза одно и то же… Давайте ему ночью письмо оставим.
– У, это долго, – заспорил я, и Ветка посмотрела на меня с благодарностью.
Но Виталька сказал:
– До завтра подождать – это недолго. Зато интересно будет.
Мы сочинили такое послание:
Ночью мы с Виталькой отправились в полет и отыскали дом, где жил хозяин змея. Наше письмо было привязано к старой лыжной палке. Палка с шелестом ушла вниз и воткнулась в деревянную крышу рядом с антенной.
Мы были уверены, что мальчик придет. А он не пришел. И мы расстроились. Особенно Ветка. Мы брели к дому и хмуро молчали.
Вдруг Ветка обрадованно сказала:
– Какие мы бестолковые! А вдруг он сегодня на крышу даже и не лазил и палку не видел? Не каждый же день он змей запускает!
Правильно! Как мы не подумали?
Мы разом глянули в небо, чтобы убедиться, что нет никакого змея.
Змей был. Только не такой, как вчера. Белый, с черными точками.
Мы бросились домой, к телескопу.
На просвеченной солнцем бумаге змея чернели слова:
?????????????
Мы переглянулись.
– Раз не может, идем сами, – сказал Виталька.
Дом стоял на улице Лесосплавщиков. Обыкновенный старый дом со ставнями, покосившимися воротами и овальной жестянкой старинного страхового общества на этих воротах. А над домом трепетал зеленый флажок – это дежурил на крыше маленький хозяин змея. Он нас не видел, потому что стоял к нам спиной и смотрел на змея.
Мы встали шеренгой на краю дороги. Мы с Виталькой по бокам, а Ветка посредине. Вопросительно глянули друг на друга: дальше что? Ветка почему-то отвернулась и засмеялась. Тогда Виталька отчетливо сказал:
– Саша Ветряков!
Тот сразу повернулся, и рубашка взлетела у него за спиной, как зеленые крылья.
Он улыбнулся. Сперва чуть-чуть, потом сильней, потом еще сильней. И стало сразу видно, что хороший он человек.
– Это вы? – сказал он и шагнул к самому краю. И отпустил нитку.
Змей, кувыркаясь, пошел к земле.
– Это мы, – серьезно сказал Виталька. – А зачем змея-то бросил?
– Пускай, – сказал Саша Ветряков. – Теперь все равно, раз вы пришли… Это вы – Летучие Бродяги?
По хлипкой приставной лестнице, стоявшей у крыльца, мы забрались к нему на крышу. Саша сказал, что ему на землю нельзя.
– Почему нельзя, Саня? – спросила Ветка, забравшись наверх.
Она сразу повела себя с ним как со знакомым. И звать его стала Саней, а не Сашей. Наверно, ей казалось, что это имя ему больше подходит.
Он за весельем постарался скрыть смущение. Сморщил переносицу и беззаботно объяснил:
– Такая жизнь получилась… Я у бабушки полиэтиленовую пленку изрезал, думал – она ненужная, а она для теплицы. Бабушка даже и не ругалась, а мама говорит: будешь три дня дома сидеть и с крыльца – ни шагу. Вот я на крыше и живу. На крыльце какая жизнь?
Ветка осторожно глянула во двор и отодвинулась от края.
– А нам не попадет от твоей мамы и бабушки? Скажут: чего забрались на чужую крышу?
– Во-первых, не скажут. А во-вторых, их нет, они на два дня к другой бабушке в деревню уехали.
– А тебя одного оставили? – спросила Ветка.
– А чего? Я привык. Я в Ленинграде часто один жил.
– А если один, то чего сидишь взаперти? Никто же не видит, – опять заговорил Виталька.
Саня посмотрел на нас нерешительно, будто боялся: вдруг засмеемся?
– Ну, понимаете… Раз уж так вышло… Понимаете, я как будто слово дал…
– Понятно, – торопливо сказал Виталька. – Это я так просто спросил… А на крыше, оказывается, тоже жить можно.
На крыше было неплохо. Нас обдувал теплый ветер и крепко жарило солнце. На крутом скате, у печной трубы, устроена была скамеечка. От крыши пахло прогретым деревом, от кирпичной трубы – известкой и сажей, но сильнее всего были запахи мокрого песка и теплой полыни – они прилетали с ветром от речного берега.
Саня сидел между мной и Веткой и по очереди поглядывал на нас. Наверное, не знал, как начать разговор.
– Почему мы тебя раньше не видели? – спросил я. – Мы на здешних улицах всех знаем. Ты из Ленинграда приехал?
Саня Ветряков кивнул.
Он приехал из Ленинграда. Он там с родителями жил, пока они учились в институте. В этом году они кончили учиться и приехали работать на нашу судоверфь. Но отец у Сани, едва начав работать, опять уехал: его послали на соревнования. Он был мастер спорта, мотогонщик.
- Предыдущая
- 19/51
- Следующая