Голубятня на желтой поляне - Крапивин Владислав Петрович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/97
- Следующая
Зачем он ушёл из крепости? Сейчас Яру казалось счастьем остаться с ребятами до конца. Хоть до какого конца. Лишь бы вместе…
Никогда не будет этого "вместе". Ничего не будет.
Кроме жёлтой тоски.
Куда от неё уйти?
Яр ушёл бы, не медля ни секунды. В воду или головой о камни. Но он боялся. Не смерти. У него было смутное ощущение, что там, за гранью, где исчезает всё, желтая тоска останется…
Яр плыл, не думая куда и зачем. Он взял билет до какой-то Чайной Пристани, потому что при нём упомянули это название…
На низком левом берегу, за лугами и кустарниками, встал на фоне заката город. Силуэты острых колоколен, башен со сквозными окнами, высоких крыш, пологих арок и крутых мостиков между балконами.
Своим чётким рисунком город разбил сплошную желтизну. Так разбивает монотонную мелодию дождя посторонний звук: звон капель о донышко пустого ведра или чей-то неожиданный голос.
Яр удивился, что он ещё может замечать посторонние вещи. Думать о них. Зачем ему какой-то город? После того, что случилось…
И всё же он смотрел. А город разрастался, словно кто-то разматывал чёрное кружево на подсвеченном тускло-жёлтом сатине…
Яр оторвался от поручней и поднялся в рулевую рубку – стеклянную будочку на верхней палубе. Капитан был здесь. Что-то тихо говорил бородатому рулевому. Оба посмеивались.
– Что это за город? – спросил Яр.
Капитан обернулся. В его очень светлых старческих глазах отражалась желтизна.
– Город?
Яр кивнул на левый берег.
– Да это, собственно, не город, – неохотно сказал капитан.
– А что же?
– Да в общем-то город… Но не совсем.
– Всё-таки что же там?
– Да вам-то что? – удивлённо проговорил капитан.– Вы же с другой стороны.
– Я вас не понимаю, – резко сказал Яр.
Капитан озадаченно потёр подбородок. Чуть наклонившись, он разглядывал Яра. Яр сказал:
– Я хочу здесь сойти. Это возможно?
– Здесь?
– Да.
Капитан совсем растерялся:
– Но вы ведь, кажется, из Орехова?
– Ну и что же?
– Но… тогда получится, что вы перешли реку.
– Я не знаю местных обычаев, – угрюмо бъяснил Яр. – Что случится, если я перейду реку? Это запрещено?
– Это, конечно, не запрещено… Пожалуйста. Но здесь нет пристани.
– Ладно, я доплыву…
– Нет, что вы! Я прикажу спустить лодку… Желание пассажира – закон. Только…
– Если это трудно, не надо, – сказал Яр.
– Это не трудно. Дело только вот в чём… Вы отвергаете предрассудки, вы, конечно, правы. Сам я тоже… Но, понимаете, матросы… Они все с высокого берега. Я не могу им приказать. То есть, разумеется, могу, но потом… Это ничего, если лодка не будет касаться земли и вы пройдёте немного по воде?
– Ничего, – сказал Яр. – Спасибо, капитан.
Через две минуты пароход уронил в жёлтую воду литой якорь. Течение медленно развернуло судно кормой к закату. С кормы спустили плоскодонку. В неё сошли два старых матроса, они поглядывали на Яра хмуро и нетерпеливо.
Яр кивнул капитану и прыгнул в лодку.
Матросы гребли молча. В полусотне шагов от берега началась отмель, весло подняло со дна песчинки.
– Хватит, друзья, – сказал Яр. – Спасибо, тут я добреду.
Матросы повеселели:
– Будьте здоровы… Счастливо вам. – И дружно погребли к пароходу.
По колено в тёплой воде Яр пошёл к берегу, выбрался на траву.
Тоска чуть-чуть ослабла. Правда, сильно болело сердце, но от этого было даже легче: боль отвлекала от мыслей.
Яр медленно зашагал через высокую траву. Листики и колоски липли к мокрым брюкам. Город приближался, вытягивая в небо чёрные башни и заслоняя жёлтый закат. Было тихо и безветренно. Но вдруг от реки прилетел ветерок, закрутил над верхушками травы маленькие спиральные вихри. Они побежали к городу впереди Яра.
Город начинался сразу, без привычной окраины с домиками и огородами. Высокие каменные дома с крутыми крышами вставали из травы и кустов. Яр ступил на гранитные плиты улицы.
Улица была пуста. И, видимо, весь город был пуст. Ни шагов, ни отдалённых голосов. Ни одного лица за стёклами и узорными решётками окон. Впрочем, несколько раз Яру показалось, что вдали мелькнули бесшумные фигуры. Но это могли быть просто вечерние тени.
Яр не удивлялся тишине и безлюдию. Ещё на пароходе у него появилось ощущение, что в городе никого нет. Город казался таким же одиноким, как Яр. Но в этом одиночестве улиц, башен, старых домов не было горечи. Было только усталое спокойствие. И оно коснулось Яра.
Так бывает у мальчишки, когда во время большой беды, среди безудержных слёз наступает передышка. Мальчик умолкает, ощутив на себе чью-то ласковую руку, и вдруг замечает, что кругом тишина.
Яр шёл, не думая, куда идёт. Поворачивал с улицы на улицу. Огибал башни с полукруглыми амбразурами, проходил по чугунным узорчатым мостикам через заросшие овражки, в которых бормотала вода. В сумраке овражков мигали редкие жёлтые огоньки.
"Светлячки, что ли?" – подумал Яр. И поймал себя на том, что в нём шевельнулось чуть заметное любопытство. Полного равнодушия уже не было. И поменьше стало болеть сердце.
Яр пригляделся к домам. Их сложили из тёмно-розовых и серых камней. Камни были шероховатые, словно посыпанные крошкой. Среди них кое-где светлели мраморные блоки и плиты с буквами, знаками и барельефами. Буквы были незнакомые, знаки – непонятные. А на барельефах чаще всего встречался одномачтовый кораблик с кругло надутым парусом и длинным флагом.
Дома стояли вплотную друг к другу. Иногда над улицей были перекинуты крытые мостики с башенкой посредине. На одной из башенок Яр увидел часы. Ржавые стрелки на чёрном циферблате показывали двадцать минут третьего – часы явно стояли. Над циферблатом сидела серая большая птица, похожая на спящего орла. Яр подумал, что это украшение. Но птица подняла голову, глянула с высоты ни Яра, махнула метровыми крыльями и шумно унеслась вдоль улицы. Она словно разбудила ветер. Вернее, стайку ветерков, которые пробежали над плитами тротуаров, над круглыми булыжниками мостовой, подняли спиральные столбики пыли.
Ветерок зацепил на стене изорванную бумагу. Видимо, это была старая афиша. Бумага моталась и шелестела. Яр увидел на серых лоскутах бледные буквы: КИ– НОФ… Потом ещё: "Если ты не…"
"Что н е?" – машинально подумал Яр.
Это было странно – афиша. Сколько времени она, даже очень старая, может провисеть на стене и не истлеть, не исчезнуть?
Значит, люди покинули город не очень давно?
А кажется, что целый век назад.
Впрочем, дома были целы. Яр не заметил развалин и большого запустения. Только в одном из переулков прямо посреди мостовой рос между булыжниками тополёк. У него от проснувшегося ветра хлопали друг о друга листья.
Яра обрадовало это живое лопотанье листьев… Хотя что значит обрадовало? Радоваться он не мог. Но почему-то показалось, что это хороший знак.
"Какой знак? Что может быть хорошего?" – тут же г орько усмехнулся Яр.Но пошёл по переулку, где рос тополёк.
И вышел на большую площадь.
На другой стороне уступами поднимались зубчатые стены, а над ними узкие многоярусные башни – то ли сторожевые вышки, то ли колокольни монастыря. На площади стояли тонкие колонны. Целый лес. Наверху их смыкали между собой лёгкие пологие арки. Ряды этих арок уходили к дальним стенам. Под арками кое-где висели колокола. Разные: и совсем маленькие колокольчики, и великаны. Что это? Необычная монастырская звонница? Или громадный концертный зал, где на колоколах играли неизвестную теперь музыку?
Как непохоже это было на тот знакомый, почти родной Орехов, где Яр встретил ребят.
И всё же что-то смутно знакомое чудилось в городе. Может, память о давних играх или детских сказочно спутанных снах?
В небе давно исчезла желтизна, однако полные сумерки не наступали. Над городом висело яркое облако. Солнце из-за горизонта бросило в него красноватые лучи. и облако расцвело. Оно освещало город мягким рассеянным светом. Ласково розовели колонны и арки, на плиты площади словно осела светло-оранжевая пыль. Лишь бронза колоколов оставалась тёмно-зелёной и чёрной.
- Предыдущая
- 16/97
- Следующая
