Бронзовый мальчик - Крапивин Владислав Петрович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/72
- Следующая
К вест-норд-весту!
А дальше?.. Что это? Неужели получается? Ой-ей-ей…
Къ WNW отъ мыса
Св. Илiи ос. (Ш-нъ).
SO отъ Макушки
валунъ съ
Б плюсъ Л подъ
внешней выем
кой копать
строго внизъ
два фута.
Найди и помни!
– Ура! – Кинтель неуклюже встал на голову и поболтал ногами при весьма неодобрительном взгляде прапрабабушки.
Впрочем, скоро радость поулеглась. Письмо – вот оно, да многое остается непонятным. Где этот мыс Святого Ильи? Что за остров Ш-н? Может, Шикотан, который рядом с Японией? Нет, с какой стати мальчик Никита стал бы что-то зарывать в такой несусветной дали!
Да и как бы он туда добрался…
Девочка Оля, для которой писалось письмо (вернее, тогда уже девушка), про остров Ш-н, разумеется, знала. Где его найти и как туда попасть.
Кинтель взглянул на снимок. Прапрабабушка смотрела прямо перед собой. Она была очень серьезна. А Никита в своей полуулыбке хранил загадку. Словно говорил: "Думаешь, прочитал письмо – и все решено? Клады так легко в руки не даются…"
Но Кинтель не ощутил обиды. Радость возвратилась к нему. Ведь что ни говори, а полдела было сделано! Полтайны раскрыто!
И когда наконец вернулся дед, Кинтель гордо поделился с ним своим открытием.
Дед обрадовался. Уселся на диван, листал и разглядывал (не без зависти) "Устав", слушал возбужденный рассказ Кинтеля. Покачивал головой, говорил: "Смотри-ка ты, надо же! Кто бы мог подумать!.. А мама, наверно, так и не прочитала. До того ли было в те годы! Да и книга к тому времени, скорее всего, потерялась…"
– Само собой, что не прочитала, – вздохнул Кинтель. И присел рядом с дедом. – А то бы, наверно, вырыла, что зарыто… Интересно, что за остров "Ша-эн"?
Дед отодвинулся, глянул на Кинтеля сбоку:
– Ох ты, дитятко… Неужели думаешь, будто это всерьез! Да играли они, вот и все. А это письмо – просто память о детской игре.
– Но ведь что-то же было, наверно, зарыто!
– Боже мой, ну какая-нибудь игрушка или детский талисман. Скажем, пробка от графина или красивая пуговица… Закопал Никита где-нибудь под яблоней в дачном саду. В том месте, которое у них двоих называлось мысом Святого Ильи. Бывает ведь такое в детстве, когда выдумывают свои острова и города, карты неведомых земель рисуют…
"Так, скорее всего, и было, – подумал Кинтель. – Разве найдешь теперь ту лужайку под яблоней? И дач-то нет уже давным-давно…"
Стало грустно и задумчиво. Еще немного, и включится в голове та скрипичная музыка… Но вдруг Кинтеля осенило:
– Толич! А может, они играли не с самодельной, а с нашей картой? Вот с этой! – Он кивком показал на стену. На блеклую и потрепанную карту 1814 года.
– Возможно. Только это ведь ничего не меняет…
Лишь сейчас Кинтель понял наконец, что за недавним возбуждением деда кроется не только интерес к открытию. Еще что-то. Какая-то озабоченность. Сейчас это стало заметнее.
– Неприятности опять, что ли?
– Да нет, наоборот… приятности. Не знаю только, как это для тебя. Видишь ли…
Кинтель всерьез встревожился. Дед сделался нерешительным, неловким, съеженным даже.
– Что случилось-то? Говори давай!
– Скажу, скажу. Никуда не денешься… Видишь ли, думали мы с Варварой, думали… и порешили наконец…
– Расписаться, что ли?! – весело спросил Кин-тель.
– Ну… вроде бы, – выдохнул дед. – Оно, конечно, если со стороны смотреть, то может показаться смешно. На старости лет…
– Да ладно тебе! – сказал Кинтель. – Вы оба еще это… вполне…
Дед несмело засмеялся, толкнул Кинтеля локтем:
– Значит, не возражаешь?
– Не-а… если меня не прогоните.
– Да Бог с тобой… У нее, кстати, тоже двухкомнатная квартира, можно будет сообразить с обменом, расшириться…
– По-моему, и здесь хорошо, – беззаботно отозвался Кинтель. – Мне своего угла за шкафом вполне хватает…
Дед опять засмеялся и толкнул внука с неловкой игривостью. А Кинтель не понимал его смущения. Давно было понятно, что к тому все идет. Тетя Варя появлялась у них все чаще, хозяйничала, готовила иногда обеды и ужины… Ужины!
Кинтель с воем бросился на кухню. Только теперь сообразил, откуда запах гари.
На сковородке дымилась превратившаяся в угольки картошка.
Появился дед. Сказал с удовольствием:
– Который раз за эти дни… Что это доказывает? Что женский глаз в доме необходим.
– Я тебе яичницу сделаю на ужин, – виновато пообещал Кинтель.
После ужина Кинтель, шипя от нетерпения и боли в ногтях, отколупнул на карте кнопки. Унес карту в комнату, где за шкафом стоял его залатанный диван. Взял у деда лупу. Включил на столе лампу. И начал водить стеклом над россыпями крошечных букв. По всем побережьям. Не найдется ли где-нибудь мыс Святого Ильи? И не даст ли это открытие в руки еще одну ниточку разгадки?
Мыс не находился. А глаза стали слипаться. И Кинтель, не споря с дремотой, лег щекой на карту. От старой бумаги пахло почему-то сухой травой… будто траву скосили на лужайке среди яблонь, и она теперь на жарком солнце превращается в сено.
По скошенной траве, разгребая ее босыми ногами, брели девочка и мальчик. Держались за руки. Это были, видимо, Оля (будущая прабабушка Кинтеля) и Никита Таиров. Но в то же время – девочка-скрипачка и Салазкин. Только Салазкин был не в клетчатой рубашке, а в белой матросской блузе с косым синим галстуком, а девочка – в стареньком коричневом платье вроде нынешней школьной формы… Они знали, что Кинтель смотрит на них, но не обращали внимания. Они искали мыс Святого Ильи.
– Вот он… – Девочка показала на кочку, устланную скошенным клевером. И кочка сразу выросла, превратилась во взгорок, за которым чувствовался обрыв. За обрывом туманно синело, клубилось, как дым, неласковое море.
Девочка и мальчик поднялись на взгорок, встали спиной к морю, к Кинтелю лицом. Покачнулись.
"Осторожно!" – хотел крикнуть им Кинтель. И в этот миг между ним и ребятами выросли из травы пятнистые дядьки в касках. Как манекены. Прижали к плечам приклады, навели на тех двоих стволы. Мальчик и девочка не испугались. Словно знали заранее, что всё так и будет. Неторопливо обняли друг друга за плечи, как перед фотоаппаратом… Сбоку от солдатской шеренги встал офицер – с бледным лицом, в старинном мундире с эполетами. Это был, без сомнения, командир фрегата "Рафаил" Стройников. Он в тишине поднял большую прямую саблю (видимо, не успел еще сдать туркам).
"Стойте! – беззвучно закричал Кинтель. – Не стреляйте! Они же не виноваты!"
"К сожалению, виноваты, – так же неслышно (только губы шевельнулись) возразил Стройников. – Они не поехали на картошку…"
"Вы что, офонарели?! Разве за это стреляют?! Перестаньте!"
"Я не могу. У меня приказ".
"Это незаконный приказ! Я… отменяю! Есть Декларация детских прав!.."
"Да? В таком случае сыграй отбой…"
Кинтель ощутил в ладони гладкий металл трубы. Поднес ее к губам. И…
"Я же не знаю, как играть! Меня не учили, чтобы отбой! Про это в песне…"
"Вот видишь, – грустно сказал Стройников (а на сабле горела солнечная искра). – Оказывается, сигнал отбоя тоже бывает нужен. А ты не захотел. Я бессилен что-то сделать…"
Вот, значит, как! Заманили в ловушку! Заставили искать мыс Святого Ильи, а сигналу не научили!
"Постойте! Тогда лучше я!.. Меня!.. Ведь это я виноват, а они-то ни при чем!.." И Кинтель хотел побежать к Никите и Оле, чтобы встать вместо них на обрыве. Но густое сено оплело ему ноги – не двинешься… Но должно же прийти какое-то спасение!
Может быть, вон оттуда, где стена?
Горячая от солнца кирпичная стена крепости вставала слева от Кинтеля. Очень высокая, с длинными и частыми, как у гребня, зубцами. Среди зубцов появились мальчишки-трубачи. Одетые как средневековые пажи, в плащах-крылатках, с длинными фанфарами. Дружно, по команде, подняли к небу сверкающие раструбы. Сигнал (тоже неслышный, но ощутимый нервами) разошелся над скошенной травой. Но солдаты разом сделали полуоборот, вскинули стволы, и те беззвучно затряслись, выплевывая клочки синего дыма. И трубачи стали медленно падать со стены, и за каждым летел трепещущий разноцветный плащ.
- Предыдущая
- 32/72
- Следующая
