Алые перья стрел. Трилогия - Крапивин Владислав Петрович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/83
• Следующая

Они уснули на широком топчане в двенадцатом часу, измотанные впечатлениями суматошного дня и так и не дождавшись обещанного отбоя.

Проснулись они от возмущенных интонаций в голосе старшины:

– Гражданка-а! Не положен-но!

В ответ гремел колоколом громкого боя хорошо знакомый ребятам грудной альт:

– А спать детям не раздевшись, не разувшись – это положено?! Стихни. Это мои ребята, и я их заберу. Кому говорю, стихни! Лешка, Михась, вставайте, пошли домой. Быстро. Лешка, завяжи шнурок. Михась, штаны падают. Идем.

– Гражданка-а! – вновь заголосил дежурный. – Я вынужден буду оружие применить!

– Чего-о! – на две октавы возвысился альт. – Чего применить? Да ты его в глаза видывал? А ну убери руку с кобуры – там у тебя ложка немытая. Ах ты…

Затиснутый в угол дежурный в последний раз подал голос:

– Гражданка, вы хоть в журнале распишитесь, что забрали вверенных мне пацанов…

– Это я могу. Давай свой талмуд.

Соня размашисто начертала что-то в затрепанном журнале милицейских дежурств и вытолкала мальчишек на улицу.

По дороге она их ни о чем не расспрашивала, зато сама залпом выложила новости. Главной из них было то, что судьба Михася решена: он определен в спецдетдом для партизанских сирот. Завтра за ним приедет директор, и все будет оформлено, включая обмундирование, и осенью Михась пойдет в школу.

– До свидания, – сказал Михась и шагнул в сторону. В темноту переулка. Он моментально растворился в ней, но Соня и Лешка услышали: «Ни в какой детдом я не поеду».

– Глупо! – сказала Соня, ставя перед Лешкой тарелку с пирожками. – Он что, псих?

– Он не псих. Но в детский дом он не поедет.

– Да почему, черти вы полосатые? – чуть не заплакала Соня.

– Ну… не знаю. Он уже большой. Он работать будет.

– Ему учиться надо, это ты понимаешь? Он что, действительно ненадежный? Я в нем ошиблась?

Соня сидела, грустно подпершись кулаком, и походила на большую печальную матрешку.

– Кто ненадежный? Михась? – ахнул Лешка. – Да вы что?!

…У них в этом году появилась в классе новая учительница географии Евгения Евгеньевна. Она сразу сказала: «Меня вообще-то зовут Женей, и мне девятнадцать лет. А вам сколько?»

Это так всем понравилось, что через два дня ребята назубок знали столицы государств Европы, Азии и даже Латинской Америки. А когда один дурак попробовал назвать учительницу действительно Женей, то получил пощечину. Это сделал Лешкин сосед по парте. Он учился в их классе всего лишь неделю, как многие ребята, которые возвращались нынешней зимой на Запад и транзитом останавливались в их городе. Сейчас Лешка не помнил даже имени того парня. Но самого его запомнил. Он тогда спокойно поднялся, обогнул два ряда парт, подошел к нахалу и съездил ему по физиономии. И не получил сдачи. Всего забавнее было то, что класс никак не отреагировал на происшедшее. Будто ничего и не случилось. Евгения Евгеньевна с некоторым изумлением понаблюдала за ребятами, а потом продолжила рассказ о том, что столицу Норвегии не обязательно называть Осло, а можно и Христианией…

С тех пор как Лешка познакомился с Михасем, ему все время казалось, что тогдашним соседом по парте был именно он.

В эту хлопотливую ночь Лешка долго еще не мог добраться до раскладушки. После разговора о Михасе Соня сообщила, что звонил Митя и велел завтра привезти Лешку к нему в район.

– Это еще зачем? – удивился Лешка.

– Затем, что я тоже еду в командировку, а он тебя не велел оставлять одного.

«Здрасьте, – подумал Лешка. – Мне-то что в деревне делать? Обрывают события на самом интересном месте».

– А это обязательно? – спросил он.

– Да! – твердо ответила Соня. – Раз Митя сказал… Он сказал что-то насчет твоих способностей куда-то попадать.

– Я спать хочу, – рассердился Лешка. – Это вы ему накапали насчет сегодня?

– Что за жаргон! – в свою очередь рассердилась Соня. – Я не капала, а коротко доложила, что ребята помогли раскрыть преступление.

– Его еще не раскрыли, – уточнил Лешка и подумал, что такого сообщения Мите было вполне достаточно, чтобы издать строгий приказ.

Лешка думал о всех этих вещах и долго не спал.

Уже наступало утро. За окнами голубел рассвет, и в эту утреннюю тишину вплелся звук далекого автомобильного мотора. Соня прислушалась и поежилась:

– Антон едет, его дилижанс. Ну, Лешенька, держись!

– А чего? – удивился Лешка.

Капитан Голуб вошел сердитый и долго молчал. Соня сначала тоже помалкивала, но вскоре не выдержала:

– Чего примчался? Из-за парней ругаться? Так теперь уже поздно. Забрала и забрала. Они там у тебя блох нахватаются. Садись лучше ужинать.

Медленным движением Антон расстегнул полевую сумку и извлек оттуда журнал дежурств.

– Что это за хулиганская надпись, а? – тонким голосом спросил он, и ресницы его обиженно затрепетали. – Как это прикажете понимать: «Каков поп, таков и приход». Ведь это оскорбление, так?

– А чего ты там понасажал всяких формалистов, – сконфуженно сказала Соня.

Антон прошелся по комнате и остановился за ее спиной.

– Я вас очень уважаю, Софья Борисовна, но и меня прошу понять. Какой ни на есть, а я сейчас начальник. И должен у меня быть авторитет. А вы его на каждом шагу дисекр… дрески… в общем, это самое. Мне обидно.

– Не буду больше, Антоша, – покаянно сказала Соня.

– Теперь старшина… Он – на службе. Я ваш нетерпеливый характер знаю и понимаю, но в ответ на насилие он бы по инструкции обязан был вызвать в помощь дежурный наряд. Что бы тогда произошло?

– Свалка! – убежденно сказала Соня.

– Именно. Как бы это отразилось на авторитете ответственного комсомольского работника?

– О нем ты не беспокойся. Раз уж знаешь мой характер, не испытывай его больше нотациями. А то…

– А то что?..

– А то!.. Чарку к ужину не получишь!

– Ого! А есть, что ли? Димка еще не все вытянул?

За ужином, а вернее завтраком, капитан перестал хмуриться и стал все чаще поглядывать на Лешку.

– Томишься? – спросил он его. – Невтерпеж?

– Угу, – чистосердечно признался Лешка, изнывавший от желания узнать, прозвучал ли сигнал «отбоя». А еще он очень удивился, почему Антон Голуб не интересуется, куда пропал Михась.

…Фотопленку из «лейки» подвергли в лаборатории специальной обработке. При крупном увеличении на позитиве позади фигуры экспедитора с поднятой рукой отчетливо стал виден силуэт еще одного человека. Раз Михась его не заметил в видоискатель, значит, на нем был костюм в тон зеленым зарослям. Скорее всего, защитного цвета. Тем не менее одна светлая деталь костюма на фотографии отчетливо выделялась: белая полоса подворотничка. По форме и ширине полосы установили, что подшит воротничок не к стоячему вороту, а к отложному. Значит, на том человеке была или гимнастерка старого армейского образца, или френч от польской военной формы. Не исключается и трофейный немецкий, но маловероятно: их давно все повыбрасывали.

Круг поисков сразу сузился. На табачной фабрике указали только на пятерых человек, которые могли быть приблизительно так одеты и не были на работе в период с четырнадцати до пятнадцати часов. Отпечатки пальцев на горле убитого были отчетливы, как в учебнике криминалистики. Деликатно проверили отпечатки четырех подозреваемых: на больших тисках у двух слесарей в механической мастерской, на ложке в столовой у франтоватого делопроизводителя и на белоснежной фаянсовой ручке смывного рычага в туалете, который посетил после обеда главбух фабрики.

Ничего не совпало. Наука дактилоскопия безнадежно теряла авторитет в глазах весьма решительных, но пока не очень эрудированных вчерашних партизанских разведчиков, а ныне оперативных помощников майора Харламова, а также капитана Голуба.

Однако оставался еще пятый, кто носил на фабрике френч с отложным воротничком и отсутствовал с четырнадцати до пятнадцати. Вахтер Винцуковский. Он и должен был отсутствовать: его дежурство начиналось только в полночь.

• Предыдущая
• 26/83
• Следующая