Обнесенные «ветром» - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/18
- Следующая
«Дискетой? Слава Богу, вспомнил. Это из-за этой пластинки я тут. Что вчера было? Юлька, компьютер, Димыч, офис, удар. Да, дубинкой. Охранник не спал. Прокол. В следующий раз надену каску. А в дискете что? Кое-что. Ах, вот Эдик почему такой нервный. Это же его дискета Но не только. Там еще пароль нужен. Да, круто я влип. Отсюда на халяву не выйдешь».
Кивинов огляделся. Наручники впились в запястья. Он повел подбородком и промычал:
– Не-не знаю…
– Не знаешь? Слушай сюда. Очень внимательно. Видишь эту штучку? Это АКМ. Тактико-технические данные говорить не буду. Через десять минут, если ты не вспомнишь, что тут делал, его воздействие испытаешь на себе. Понял? Понял, сука? – вдруг заорал Воронцов. – Я тебе и эти десять минут растяну. Просто так не сдохнешь. Топор! Добавь пару.
«Бля, опять апперкот! Он что, Топор этот, зацикленный? Сволочь, больно. Меня же кончить хотят, с ума сошли, что ли? Где там Соловец? Вошел бы сейчас в дверь и отправил бы всех в камеры. Гео-о-о-ргич! Меня убивают, убивают! Не идет. Что это? Слезы? Ну, правильно. Защитная реакция организма. Против воли. А Эдик-то сдрейфил. Автоматиком машет, а ручки-то дрожат. А я плачу. Может, заорать? Не буду, не поймут».
– Гнида ментовская, ты понял, что я сказал? Понял? Кто тебя пустил? Уборщица? Прибью суку. Что в «Иве» вынюхивал? Ну?
– Чего разорался? Не на собрании. Дай отдышаться. Ты же не блатной, передо мной рисуешься или перед этим, бритоголовым? Раскудахтался. Отстегнул бы руки, что ли?
«А ты точно сдрейфил, Эдик. Нет, ты, пожалуй, не музыкант, тоже шестерка. Уровни, уровни. Как Ветров говорил? Они сильнее? Ни фига. Да, у них иномарки, компьютеры, менты купленные, охрана. А у нас БОМЖи, проститутки, неграмотные спившиеся сотрудники, ксива в кармане да пистолет под мышкой. А он боится, трясется весь, значит, мы сильнее. Убогая и нищая милиция. Гордись, Кивинов, ты сильнее. И вряд ли меня убьют – попугают да выкинут. А может, нет? Что там в дискете дальше? Зачем я влез? Сидел бы ровно. Надо вылезать».
– Дай закурить, комсомолец. Я ведь взносы аккуратно платил, договоримся.
Воронцов, как показалось Кивинову, вздохнул с облегчением. Он вставил ему в зубы сигарету и чиркнул зажигалкой.
«О, гад, зажигалочку мою французскую зажилил. Да нет, у меня девчонка по пояс голая, а эта уже вся. Зажигалочка? А откуда он узнал, что я в „Иве“ был? Как откуда – от Балдинга, наверно. Но ведь Балдинг с ним не мог встретиться, его Ветров в тот же день пришил. Позвонил? Не-е-ет. Балдинг сам сначала хотел узнать, почему я Аяврика разыскиваю. У них же уровни. Зажигалочка. Ха-ха, Виктор Андреевич, неужели вы на следующем уровне? Стоп. А сколько же там букв? В коде. Девять. А тут? Ну, считай, у тебя же высшее техническое, скорее, что, до девяти не сосчитать? Так, семь, восемь, девять. Точно!»
– Я жду, – произнес Воронцов.
– Не гони, коммесрант, пардон, коммерсант.
– Ты, может, думаешь, что я попугаю тебя и выкину? Помнишь, мужичка в лифте нашли на Юго-Западе? С глоткой перерезанной? Тоже несговорчивый был. Ну, Топор его и уговорил ножичком. Так что, прикидывай, парень. Не шучу.
– Да какие ж шутки? Из печени отбивную можно жарить. Только я тебя сначала попрошу одну штуку сделать. Позвони шефу своему и дай трубочку, поговорить хочу.
– Ты что, совсем оборзел? Какому шефу? – Воронцов выбил у Кивинова сигарету. – Здесь я главный, я! Ты понял?
– Да понял я, понял, не брызгай слюной, противно. Шефу какому? А который в «Иве» заседает, Дайнего Виктору Андреевичу. Не слышал? Слышал, слышал. Я думаю, он уже в курсе, что я здесь. Так вот, генацвале, он очень огорчится, если узнает, что я просил связаться с ним, а ты не дал. Так огорчится, что в следующий раз тебя в лифте найдут. Или под лифтом.
– Что? Пугаешь?
– Нет, очень надо. Ты и так до смерти перепуган. А знаешь почему? Потому что Дайнего к этой дискетке отношение имеет и, случись что, с тебя голову снимет. Ну как? Позвоним?
Воронцов тяжело дышал.
– Что ты видел? Что?
– Звони, Эдик, пока не поздно. Эдик выкинул окурок.
– Ладно, сволочь, припомню.
Затем из пиджака он достал радиотелефон, набрал номер и поднес трубку к уху Кивинова.
– Дайнего слушает. Кто это? Алло.
– Виктор Андреевич? Добрый денек или вечерок – я пока плохо ориентируюсь. Это Кивинов, тот самый, из 85-го.
– Андрей Васильевич, если не ошибаюсь? Слушаю вас.
– Правильно, слушайте. А заодно смотрите, вверх, вверх, над дверью. Что там? Нет, это не подлинник, вас обманули. Подлинник – в Лувре, в Париже; где вы были. Там такие подделки за полчаса рисуют. Да не за что. Я не за этим. Название прочитали? Красивое. И главное, в нем тоже девять букв, как в одной штучке, которую сейчас Воронцов перед моим носом крутит. Догадываетесь? Но не о всем. Который сейчас час? Отлично. Ровно через час, если я не вернусь, кассетная копия будет отправлена моим помощником в управление по борьбе с организованной преступностью, ну, с соответствующим комментарием, конечно. Если мы не договоримся.
На другом конце провода учащенно задышали.
– Что ты хочешь?
– Для начала, чтобы отстегнули руки, а то Воронцов мне всю щеку телефоном отбил.
– Пусть он возьмет трубку.
– Вас, Эльдар Олегович, – кивнул Кивинов. Воронцов поднес телефон к уху, выслушал, медленно, но верно побелел и отстегнул браслеты.
– Во-вторых, – произнес Кивинов, взяв трубку освободившейся рукой, – я очень дорожу своим больным и раненым организмом. Поэтому, милостливо прошу, не устраивать канители с пытками и просто мордобоями. Я постараюсь продержаться час, а если не смогу, Бог с ним, но через час я должен быть как огурчик и собственной персоной.
– Тебя не тронут.
– Я тронут. И в-третьих, десять кусков за кассету. Баксов. Условия передачи – мои. Вы ведь предлагали консультации вам оказывать? Будем считать, что это одна дорогая консультация, ну, очень дорогая, но зато большая.
– Где гарантии, что с кассеты не снята копия и что ее никто, кроме тебя, не видел?
– Гарантия второго – это то, что вы до сих пор сидите там и разговариваете со мной, ну, а гарантий первого – увы, никаких. Но мы же порядочные люди, хотя мне совмещать порядочность с профессией очень нелегко, как, впрочем, и вам.
– Каким образом ты заберешь кассету и передашь ее мне? Если, конечно, я соглашусь.
– Я еду с вашими Топорами, Верстаками и другими инструментами в условленное место. Мне передают кассету, я отдаю ее вам, вы мне отдаете деньги, и мы друг друга не знаем. Купюры, попрошу, покрупнее.
Дайнего молчал.
«Что, соображаешь? Очко заиграло? Шевели мозгами. Менты ведь покупаются, а я – как все, чем лучше? Лишь бы клюнул, лишь бы мне свалить отсюда, а баксы пусть себе на передачи в зону оставит. Однако, как я с „Эльдорадо“ на шару в цвет попал! Ну, что, решишься, ты, однофамилец?»
– Хорошо, – выдохнул зам директора. – Детали обговоришь с Воронцовым, дай ему трубку.
Эдик, выслушав Дайнего, обратился к Кивинову:
– Ну, падло, где кассета?
– Эдик, с каких это пор ты по фене ботать начал? Сидел, что ли? Или в роль вошел? Кончай, а то в компании судимых что-нибудь перепутаешь, морду набьют. Шутка. Дай-ка твой «Панасоник».
Кивинов набрал номер.
– Димыч? Кивинов. Ровно в семь часов подойдешь к метро «Автово», найдешь какого-нибудь пацана, заплатишь червонец и попросишь передать мне кассету, ту, что я у тебя оставил. Я буду стоять у первого от проспекта ларька справа. Как кассету парню передашь, вали, не жди. Все понял? Отбой.
– Ну-с, в семь часов кассета будет. Сверим часы. А как насчет бабок?
– Топор, возьми мою машину и сгоняй в «Иву». Возьмешь у Дайнего деньги и подъезжай к семи в Автово. Топор, запихнув за спину автомат, вышел.
– Пошли! – Воронцов пристегнул Кивинова наручниками к своей руке. Затем кто-то вошел в комнату, завязал ему глаза и подтолкнул к двери.
«Что делать? Кассету они заберут, а потом со мной разберутся – это однозначно. Раз Дайнего сразу согласился, значит, там что-то очень для нас интересное. И он уже ни перед чем не остановится. Хорошо хоть поверили, что мне деньги нужны, раньше не пришили».
- Предыдущая
- 16/18
- Следующая
