Мент обреченный - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/27
• Следующая

Вертепов пощелкал кнопочками калькулятора, вмонтированного в пульт.

– Вот, по прейскуранту получишь с него лимон. Заявка на контроле в управе, резину не тяни. Пенсионеров велено не обижать, тоже старыми будем.

– Я не доживу, у меня запоры. – Недовольный Ермак отправился на заявку.

Андрей тоже не стал задерживаться, вернувшись в кабинет. Там, сев на свободную половинку дивана, вытянул ноги и, почувствовав вдруг необъяснимую легкость, мгновенно заснул. Сейчас ему ничего не снилось. Ни кошмары, ни любовь. Большая черная космическая дыра.

Проснувшись от настойчивого стука в дверь, Андрей глянул на свою «Ракету». Хорошо на массу подавили. Четырнадцать ноль-ноль. Шея затекла, и голова никак не могла занять правильное положение. Тоха кое-как сгибал занемевшие от неудобной позы ноги.

Стук прекратился, шаги за дверью удалились в сторону шефского кабинета.

– Продольный, наверное, – тихо предположил Андрей. – Никак не уймется со своими версиями. Ниро Вульф…

Сон пропал, захотелось чаю и пожрать. Чая, скорее всего, не было. Андрей по инерции выдвинул ящик, извлек пустую коробку, вытряхнул на стол несколько чаинок. Скомкал коробку, метнул ее в мусорку. Чаинки смахнул на пол.

– У тебя нет?

– Немае. Забыл купить.

– Я тоже. Сходи к фанату, у него всегда есть.

Сходить не дал телефонный звонок. Трубку снял Андрей.

– Алло! Воронов! – звонил сердитый Поперечный. – Вы почему двери не открываете?! Пьете, что ли?!

– Я только зашел, – мгновенно среагировал Андрей.

– Где Грицук? В кабинете?

– Не знаю, сейчас посмотрю.

– Что, что значит посмотрю? У вас там кабинет двухкомнатный?

Андрей понял, что сморозил глупость.

– А вот и он, зашел как раз! С улицы.

– Пригласи его ко мне.

Андрей виновато взглянул на напарника.

– Вас приглашают.

– А-а-а! – Тоха махнул рукой и отправился к Поперечному. Андрей принялся обходить соседние кабинеты в поисках чая.

Когда он вернулся, Грицук уже сидел на прежнем месте с какой-то безразлично-холодной миной на украинском лице.

– Что Продольный хотел?

Тоха лениво повернул голову.

– Предла'ает место искать. Лучше вне милиции.

– Не понял?

– Пришло якобы новое штатное расписание. У нас сокращают единицу в розыске. Мол непрофилирующая служба. Предложено мне' как самому молодому. Да и пошли они… Уеду в Харькив, ворья везде хватает, не пропаду.

– Шизанулись?! Нас и так по пальцам пересчитать! Кто останется?!

– Плевать мне, Андрюха, – равнодушно протянул Грицук, – Без меня большевики обойдутся.

– Сколько сроку дал?!

– Три дня.

– Кр-р-ретины! – ругнулся неизвестно на кого Андрей. – Кто ж у них профилирующий? Геморрой в форме?

Он засыпал в чайник добытую заварку, воткнул кипятильник в банку с водой.

– Ты, Тоха, в башню не бери. Первый раз, что ли, сокращают? Сейчас сократят, после восстановят, когда опять власть сменится.

Грицук не захотел продолжать, резко сменив тему:

– Слышал, на днях в твоем районе собак постреляли? Телетайп пришел. Пять штук из «Макарова». Чудик какой-то. Приказано ориентировать личный состав.

– Зачем? Не люди же? – чуть побледнев, спросил Андрей.

– Большой общественный резонанс, 'ражд-ане шум подняли, защита животных, цинизм, ну и прочая дребедень… Я думал, ты в курсе, рядом же.

– Нет, не слышал. Чай будешь?

– Да, выпью.

Андрей открыл ящик, незаметно вытащил картонную коробочку из-под патронов. Так ведь и не выкинул! Скомкал и метнул в мусорную корзину, следом за чайной упаковкой. Тоха сидел на диване, прикрыв глаза.

– Да, слушай-ка! – вспомнил Андрей. – Больного так ведь и не проведали. У тебя данные есть?

– Вон список на столе. – Грицук открыл глаза. – Нижний клиент.

Андрей протянул руку к соседнему столу.

– Одышкин?! Пашка?

– Знаком?

– Черт, я и не знал, что он… Надо же. Плотничек…

Грицук взбодрился:

– Кто такой?

Андрей достал из сейфа амбарную книгу.

– Пару лет назад он влетел за «солому». Еще там, на моей бывшей земле, в другом районе. Получил условно на первый раз. Сейчас ему двадцать три. Мамаша все ко мне тогда бегала, плакала, а я успокаивал.

– А «солома» откуда?

– Без протокола рассказал. Зубова знаешь? От него товарчик. Он полрайона снабжал. А ОНОНnote 2 про него даже и не слыхал, потому что грамотным товарищ был, сам ни на чем не светился.

– Почему был?

– Потому что, после того как Паша Одышкин мне про него упомянул, а я в свою очередь поделился информацией с мужиками из ОНОНа, взяли Зубова в разработку и успешно парня приземлили. А Одышкина я за эту маленькую услугу научил, что на протокольчике написать. «Шел-нашел-взяли», в общем, как обычно.

– Он ширялся?

– Нет, только торговал. Так что есть нам о чем с Пашей потолковать. Вспомним тяжелое время и старые раны.

– Может, с обыском на'рянем? Опять наркоту найдем. Оно то'да как по маслу пойдет!

– Посмотрим. Может, и найдем. Пока так попробуем. Паша мне по гроб жизни обязан, что сейчас на зоне не коптится. Да и перед Зубом я его не вывел… Непонятно только, что он в мебельной делал? Может, завязал после суда? Неужели помогает?

– Ко'да едем?

– Да хоть сейчас. Тем паче что ехать не надо, он в соседнем дворе обитает.

– 'оним! 'де ж ты раньше був?!

Грицук, забыв, что полчаса назад получил предписание очистить органы от своего присутствия, азартно потер руки.

Мать Одышкина узнала Андрея, но, не помня имя-отчество, тихонько буркнула что-то приветственное, пропуская оперов в квартиру.

Паша был дома и, как того следовало ожидать, в лежку не лежал, а сидел на диване и спокойно смотрел «Историю любви». Узнав Андрея, он засуетился, заулыбался и уступил место на диване, пересев на стул.

– Болеем, Паша? Как здоровьице?

– Спасибо, почти. Вы по поводу стрельбы?! Так я вчера все уже рассказал.

– Кому?!! – в голос спросили оперы.

– Так вашим же! Мен… ну, тоже, в общем, из милиции.

– Из нашего отдела? Ермакову? Херувимову?

– Я не помню фамилий. Кажется, они сказали, что приехали из управления по организованному бандитизму. Двое здоровых таких, в «Адидасе» с лампасами и в пропитках.

Ни Ермак, ни Херувимов пропиток не имели, к тому ж они наверняка рассказали бы о визите к Одышкину.

Паша, предчувствуя, что оказался потревоженным напрасно и можно вновь сосредоточиться на «Лав стори», расслабился и закинул ногу на ногу.

– Ну и что, милок, ты им рассказал? – немного расстроившись, спросил Андрей.

– Правду! Я тут приболел, больничный взял. Тридцать девять с полтинником. Думал, загнусь!

– Не скажешь по тебе, – подметил Антон, рассматривая довольно бодрую внешность Одышкина.

– «Панадол»!!! Никаких таблеток! Мама в театр собралась…

– Понятно. Прикованный тяжелым недугом к постели, Паша Одышкин доживал последние дни. Дожил. Вовремя тебя прихватило. Просто, можно сказать, повезло.

– Судьба-а-а, – развел руками Паша.

– Это все, что вчера вспомнил больной?

– Нет, а причем здесь я?! Ну, повезло, заболел. Какие ко мне претензии? Я что, должен все знать?!

– То есть вчера ты, кроме того, что у тебя тридцать девять, ничего ценного не сообщил.

– Конечно!

– А сегодня? Тебе ж наверняка дали время подумать.

– Ну, дали, – стушевался Паша. – Что из этого? Могли бы и не давать. Время

– не деньги.

– Как ты оказался на мебельной?

– Как все люди. По нужде. Сидел на мели, встретил Кольку Тихонова, ну, убили которого, он и предложил.

– Вы были знакомы до мастерской?

– Соседний двор, все детство бок о бок. В комсомол вместе вступали. Зашибали не то чтобы много – лимона по полтора в месяц, но это лучше чем ноль.

– В комсомоле?

– В мебельной.

– Похвально.

– Еще бы! Женюсь скоро, бабки нужны, а где сейчас, ничего не умея, честно заработаешь? А здесь наловчился шкафы собирать, ума большого не надо.

• Предыдущая
• 22/27
• Следующая