Лик Победы - Камша Вера Викторовна - Страница 33

– Так его! – рыкнул Дерра-Пьяве. – Дельфин тупоносый!

– Я бы сказал, что безносый, – уточнил Муцио, – что является последствием его опрометчивости.

– А не таскайся по борделям, – назидательно произнес коротышка, – не останешься без носа.

– О да, господа, – лениво согласился красавец Рангони, – опрометчивость сродни дурной болезни.

– Намекаете на неизбежную потерю носа? – усмехнулся Скварца, подсыпая порох на полку пистолета. – Но мы тоже не слишком благоразумны…

– Бояться заразы и не спать с женщинами столь же глупо, как не бояться и спать со всеми, кто подвернется, – лениво заметил Ворон и перебил сам себя: – Мне не нравится «Восьмерка», господа, а вам?

– Закатные твари! – радость Дерра-Пьяве как ветром сдуло. – Им конец, а мы тут…

– Ланцо, – адмирал Скварца даже не повысил голос, но коротышка осекся, и, тяжело дыша, уставился на «Сердце волн». Дуэль с «ызаргами» продолжалась. «Двойка» танцевала вокруг разъяренного гиганта, не прекращая забрасывать его ядрами и бомбами, «Восьмерка» двигалась заметно тяжелее.

– У них там воды по пояс, – буркнул Рангони.

Ватрахос, или кто там еще, это тоже уразумел и обрушился на утратившего прыть врага. Часть весел «Сердца» были переломаны, и галеас разворачивался не так ретиво, как раньше, но раненый слон остается слоном. На «Восьмерке» поняли опасность, и «ызарг» прянул назад. Теперь даже слепой бы понял, где у бедняги перед, где зад, потому что корма кораблика здорово осела.

– Господа, – задумчиво пробормотал Рокэ, – а не ударить ли нам в корму… Если, конечно, удастся расцепиться…

Если Алва и хотел что-то добавить, то не успел. Муцио, как нахлестанный, помчался на нос, Рангони с Дерра-Пьяве брызнули в разные стороны и исчезли. По всей галере от бака до юта запели свистки и дудки, забегали люди. На гребной палубе гребцы с «ызаргов» и часть пленных возились с веслами, расковывали мертвых гребцов, сбрасывали за борт трупы, цепи и обломки. Места убитых рабов занимали фельпские моряки, абордажники на куршее деловито осматривали оружие, где-то громко и забористо орал Дерра-Пьяве, требуя живее стаскивать «ызаргов» «с бордонской бабы». Марсель немного поколебался, но где один абордаж, там и два. Виконт решительно одернул испачканный мундир. Меланхолично наблюдавший за охватившей галеру суетой Ворон слегка приподнял бровь:

– Вам понравился абордаж?

– Все было очень мило, – огрызнулся Валме, – только тесновато.

– Вам наступали на ноги? – участливо спросил маршал. – Сочувствую, но сейчас будет легче. Галеас шире галеры, верхняя палуба свободна, вам будет где разгуляться. Правда, и защитников больше раза в два-три, но у каждой розы есть свои шипы…

Первое, что увидел Луиджи Джильди, во главе абордажной команды перемахнувший через борт «Морской пантеры», это дико визжащую брюнетку, остервенело сдиравшую с себя мундир. Рядом по палубе каталась, то выгибаясь дугой, то колотя ногами и руками по доскам, другая девица, а дальше в дыму металась целая стайка, оглашая потерявший управление галеас жуткими воплями. Визжали везде, а с кормы в придачу доносилась беспорядочная, словно во время карнавала, пальба и мужская брань. Пожар в веселом доме, да и только!

Появление фельпских абордажников на «пантер» никакого впечатления не произвело, им явно было не до войны.

Брюнетка наконец управилась со своей одежкой. Шитый золотом мундирчик взмыл в воздух, но далеко не улетел – зацепился за проломленный фальшборт. Рядом шлепнулось что-то лазоревое без рукавов. Взлетевшая следом рубаха угодила в лицо обалдевшему абордажнику, за рубахой отправилось нечто воздушное в розовых бантиках, а девица, ни на секунду не прекращая вопить, схватилась за панталоны, совершенно позабыв, что они заправлены в сапоги. Полсотни вооруженных мужчин, открыв рты, застыли у борта, и тут то ли из разбросанных одежек, то ли еще откуда с треском выскочило нечто одновременно ядовито-голубое и солнечно-желтое. Дева завизжала громче, и в то же мгновенье из-за разбитой пушки вылетела, нет, не девица, а жуткого вида бабища и, колотя себя ладонями по груди и бокам, тяжело топая сапогами, помчалась прямо на Луиджи.

– Они ядовитые! – выла она. – Ядовитые… Радужная смерть!

Луиджи увернулся, и бабища врезалась в Уго Варотти. Боцман по праву считался силачом, но умом не блистал. Поймав разогнавшуюся тушу, он отчаянно завертел башкой, рассчитывая на приказ. Луиджи с сомнением оглядел неаппетитную добычу и едва не подавился: перед ним была дожиха собственной персоной! Отец будет в восторге.

– Боцман Варотти, – возгласил Луиджи, – да будет вам известно, что вы взяли в плен капитана этого корыта!

– Сударь, – проревел счастливый Уго.

– Госпожа Гастаки, – ну и чудовище, прости Создатель, – вы взяты в плен боц…

Докончить фразу Луиджи помешало то самое желто-голубое, вцепившееся ему в рукав. Капитан невольно дернул рукой, затем пригляделся и расхохотался.

– Ребята, а ну-ка переловите этих красоток, пока их пауканы не заели!

– Пауканы?

– Они, – простонал Джильди, маша рукой, – только крашеные.

И как до него сразу не доехало, что панику подняли киркореллы. Твари неплохо себя показали на галерах, заставляя полуголых гребцов сбиваться с ритма и путать весла, да и среди зажженных фитилей и картузов с порохом порезвились весьма кстати, но на «Пантере» творилось нечто невообразимое. Правда, и киркореллы здесь отличались от скакавших по галерам, как заморские попугаи от серых воробьев.

Оранжевый, словно взбесившийся апельсин, паукан отскочил от бьющей руками и ногами костлявой тетки и столкнулся с бело-голубым собратом. Твари друг другу не понравились и затеяли драку. Они то отскакивали назад, то бросались вперед, норовя достать врага хваталками, а потом сцепились в рыже-бело-голубой мохнатый ком и замерли. Возможно, оранжевый и бело-голубой и не враждовали вовсе, а любили друг друга – в конце концов, отличить пауканиху от паукана может только паукан.

Снизу раздались выстрелы, и капитан Джильди поспешил на гребную палубу, но к его приходу все кончилось и там. Прикованные рабы не могли сопротивляться, даже если б захотели, а надсмотрщики и несколько растрепанных теток, видимо офицеров, беспрекословно сложили оружие. Девушки с оленьими глазами среди них не оказалось, и Луиджи вернулся наверх. Там было весело: абордажники с гоготом обсуждали добычу, выставляли караулы у орудий, принимали шпаги у обалдевших канониров, а очумелые киркореллы продолжали скакать по палубе, то ли норовя спрятаться, то ли наоборот. И кто только додумался их размалевать? Сам талигоец или кто-то из ловцов?

– Капитан Джильди, – доложил абордажный теньент, – вроде все. Галеас наш, команда тоже. Есть и несколько красоток. Желаете глянуть?

– Еще бы… Но только глянуть. Бой еще не кончен.

Раздался знакомый скрежет: гребцы взялись за дело. Кое-как избавившаяся от «ызаргов» «Морская роза» дрогнула, неуклюже развернулась и сначала медленно, а потом все быстрее понеслась к добивавшему «Восьмерку» галеасу. Ватрахос вошел в раж, желая поквитаться с подбитым «ызаргом», хромая галера флагмана не занимала. «Сердце волн», не обращая внимания на укусы «Двойки», перло вперед, явно намереваясь раздавить наглую тварь, которая наконец-то попалась.

– Развалится, – хмуро бросил Муцио Скварца и, поймав взгляд Валме, пояснил: – Не сразу, так после. Когда галеас даст задний ход.

«Восьмерка» и впрямь едва держалась на плаву, но ее капитан руки опускать не собирался. Единственное, что он мог, это намертво прицепиться к атакующему гиганту и перенести бой на чужую палубу. И это было сделано!

Когда сломанный таран поднялся над обреченным корабликом, вверх полетели десятки кошек, цепей, якорей, связывая охотника с добычей. На носу галеаса повис немалый груз, набранная «ызаргом» вода тянула книзу, резная корма непристойно задралась. «Сердце волн» отчаянно колотил веслами, пытаясь сбросить подыхающего наглеца. Флагман напоминал кабана, в уши которому вцепились бергерские гончаки. Увернуться от атаки сзади бордон не мог, даже если и понял, что происходит.