Дело об отравленных шоколадках - Беркли Энтони Кокс Френсис Айлс - Страница 11
- Предыдущая
- 11/49
- Следующая
Отметя, таким образом, всякую мысль о том, что кто-то из членов Клуба мог быть ничуть не глупее его, сэра Чарльза, сэр Чарльз потребовал тишины и приступил к делу:
– Начиная расследование, я задал себе вопрос, извечный вопрос, правильный ответ на который во все времена, пока существует человечество, а следовательно, и убийства, безошибочно и верно выводит на след преступника. Вопрос, которым задается каждый преступник, не удосуживаясь, однако, подумать, что кроме него кто-то еще может найти на него ответ. Это вопрос – qui bono? – Сэр Чарльз выдержал напряженную паузу. – В чьих интересах? – перевел он, делая этим одолжение тем, кто латыни не знал. – Кому это было бы на руку? – перефразировал он на случай, если бы в аудитории оказалось два-три недоумка. – Кому на руку была бы смерть сэра Юстаса Пеннфазера?
Из-под нависших бровей он вопросительно оглядел сидевших, но каждый послушно вел свою роль и не торопился с догадками. Сэр Чарльз, со своей стороны, был слишком опытным оратором, чтобы раньше времени дать им ключ к тому, что он собирался поведать. Поэтому, предоставив своим слушателям теряться в догадках, сэр Чарльз резко изменил курс повествования.
– Итак, в этом преступлении я усматривал три неоспоримых улики, – продолжал он, переходя почти на обычный разговорный тон. – Я говорю, конечно, о сфабрикованном письме, пакете и самих шоколадках. Из всех трех улик пакет представляет известное значение, поскольку здесь важна почтовая марка. Адрес, написанный печатными буквами, я счел бесполезным для дознания. Он мог быть написан кем угодно и когда угодно. Следовательно, как мне казалось, он никуда бы нас не привел. Сами шоколадки и коробка из-под них тоже не могли бы служить серьезной уликой. Может быть, я ошибаюсь, но так мне казалось. Такие конфеты выпускаются в огромном количестве и продаются в сотнях магазинов; в данном случае выйти на след человека, купившего их, было бы невозможно. Более того, полиция уже должна была навести справки, действуя по всем этим направлениям. Короче, у меня в руках оставались только две вещественные улики: фальшивое письмо и марка на пакете. Опираясь на эти две улики, я должен был выстроить пирамиду моих доказательств.
Сэр Чарльз снова прервал речь, чтобы дать возможность своим слушателям постичь всю трудность стоявшей перед ним задачи; возможно, он недооценивал тот факт, что задача могла быть общей для всех. Роджеру уже давно не терпелось вмешаться, и потому, воспользовавшись паузой, он очень мягко поинтересовался:
– Так вы уже можете назвать преступника, сэр Чарльз?
– К своему глубокому удовлетворению, я уже смог ответить на вопрос, который я еще раньше задал себе и который только что обозначил для вас в своем сообщении, – ответ сэра Чарльза был исполнен достоинства, но исчерпывающего объяснения не содержал.
– Я понимаю. Значит, можете, – поймал его на слове Роджер. – Интересно было бы услышать, кто он, чтобы легче следить за ходом вашей аргументации. По-видимому, вы прибегли к индуктивному методу?
– Может быть, может быть, – пробрюзжал сэр Чарльз. Он терпеть не мог, когда его пытались подлавливать.
Какое-то время он, насупившись, молчал, переживая обиду – он всегда огорчался, когда задевали его реноме.
– Как я сразу понял, задача предстояла нелегкая, – возобновил он свое повествование в более строгом тоне. – Я был чрезвычайно ограничен во времени и при необходимости широкого дознания, требующего весьма обильных усилий от меня самого, вряд ли была у меня возможность самому проводить расследование по всем намеченным мною направлениям. Обдумав в целом предстоящее мне дело, я заключил, что единственное, что мне оставалось в этой ситуации, – это предаться тщательному анализу фактов, пока я окончательно не сформулирую версию, которая выдержала бы все проверки на состоятельность при сопоставлении с теми данными, которыми я уже располагал. А затем мне предстояло прояснить целый ряд моментов (что я до той поры не имел возможности сделать), которые должны были подтвердиться в том случае, если бы моя версия оказалась верна. Проработка этих подробностей должна была осуществляться другими людьми, действующими от моего имени. В случае, если бы полученные ими результаты совпали с посылками, содержащимися в моей версии, можно было бы считать, что она себя полностью оправдала. – Сэр Чарльз остановился и перевел дыхание.
– Иными словами, – прошептал Роджер на ухо Алисии Дэммерс, преобразуя сотню слов всего в шесть, – я решил вести расследование индуктивным методом, – но он произнес это так тихо, что никто, кроме мисс Дэммерс, ничего не услышал.
Она ответила ему понимающей улыбкой. Писать – не говорить. Творчество письменное – это вам не то что устное.
– Моя версия готова, – внезапно выпалил в трех словах сэр Чарльз. Наверное, он еще не успел отдышаться. – Да, я выстроил свою версию. Кое-что в ней, по необходимости, является плодом моего домысла. Разрешите мне привести пример. Больше всего озадачивал вопрос: как мог попасть в руки преступника бланк фирмы «Мейсон и сыновья»? Вряд ли подозреваемое мною лицо могло иметь эти бланки под рукой постоянно, и еще меньше вероятность того, что подозреваемое лицо могло каким-то способом раздобыть бланк. Мне трудно вообразить, каким способом, осуществляя свой план, преступник, о котором я говорю, мог завладеть бланком фирмы, не вызывая подозрений. Посему я и заключил, что преступник имел доступ к бланкам в силу объективных обстоятельств, благодаря которым он мог воспользоваться фирменным бланком, не вызывая подозрений.
Сэр Чарльз окинул аудиторию взглядом триумфатора, ожидая реакции. Роджер решил его поддержать, несмотря на то что мысль сэра Чарльза была слишком очевидной и в комментариях не нуждалась.
– Прелюбопытнейшая мысль, сэр Чарльз, в высшей степени оригинальная, – проговорил он.
Сэр Чарльз склонил голову, выражая свою признательность.
– Чистая догадка, должен вам признаться, – сказал он. – Результат работы мысли. Но догадка, вполне себя оправдавшая.
Сэр Чарльз был в полном восхищении от собственной проницательности, что сказывалось на стиле его речи. Предложения стали короче и не завивались в придаточные, дополнительные, обстоятельственные, причинно-следственные кружева, которые были в арсенале излюбленных средств сэра Чарльза. При этом он от возбуждения тряс крупной головой.
– Я стал размышлять, как такой предмет, как бланк фирмы, мог оказаться в распоряжении кого бы то ни было и чтобы при последующем дознании этот факт не оказался в противоречии с принятыми в фирме порядками. Наконец меня осенила мысль, что многие фирмы имеют практику вкладывать в конверты вместе с копией оплаченного счета, который они высылают своим постоянным клиентам, бланк фирмы, на котором выражают этим преданным клиентам свои наилучшие пожелания, благодарность и так далее. Догадка повлекла за собой три вопроса: были подобные послания в практике фирмы «Мейсон и сыновья» или нет. Имеет ли подозреваемое мною лицо постоянный счет в фирме, а точнее, учитывая пожелтевшие края бланка, имело ли это лицо счет в прошлом? И не было ли на упомянутом бланке следов другой, первоначальной фразы, позже начисто стертой ластиком? Леди и джентльмены, – гремел сэр Чарльз, порозовев от волнения, – шансы на то, что эти три вопроса найдут положительное решение, были мизерными, весьма мизерными. Ставя их перед собой, я знал, что если все три лучат положительные ответы, то в таком совпадении нельзя видеть лишь чистую случайность, – сэр Чарльз понизил голос. – Я знал, – медленно проговорил он, – что, если мои три вопроса получат утвердительный ответ, это будет означать, что вина подозреваемого мною лица доказана раз и навсегда, как если бы оно было поймано с поличным в моем присутствии в тот самый момент, когда впрыскивало собственной рукой яд в злосчастные шоколадки.
Он замолк, обведя тяжелым взглядом лица присутствующих. Все глаза были устремлены на него.
– Леди и джентльмены, на все три вопроса ответ был положительным.
- Предыдущая
- 11/49
- Следующая