Перстень с печаткой - Беркеши Андраш - Страница 22
- Предыдущая
- 22/66
- Следующая
— Вот об этом-то и речь, Шуба! Это как раз то, что смущает меня. Во-первых: почему вы отрицаете эту связь, хотя ничего преступного в ней нет? И во-вторых: чего ради Марианна Калди вступила в связь с калекой? Ведь вы, по сути дела, калека.
Даже много лет спустя Кальман не раз задумывался над тем, как он сумел сдержаться и не выдать своих чувств, когда Курт с помощью эсэсовца буквально втащил в комнату Марианну. Он ощущал на себе взгляд болотно-зеленых глаз Шликкена, наблюдавшего за каждым его жестом, за каждым еле уловимым изменением в лице. Ошеломленный, смотрел Кальман на истерзанную девушку.
Марианна, наверно, была еще больше ошеломлена, чем Кальман. Запавшие и оттененные синими кругами глаза выражали страдание. Майор поднял стул, стоявший у стола, и легко поставил его посредине комнаты, метрах в двух от Кальмана; затем кивнул девушке, чтобы она села.
Марианна посмотрела на Шликкена и тихим голосом попросила воды. По его приказу Курт принес воды и дал девушке напиться.
— Пейте еще, — подбодрил ее майор. Марианна знаком показала, что больше не хочет. — Ну как, лучше себя чувствуете? — спросил Шликкен.
— Немножко лучше, — прошептала девушка и кончиками пальцев потрогала распухшую губу.
Майор поставил стакан на стол.
— Вам знаком этот молодой человек?
Марианна взглянула на Кальмана.
— Это мой жених, Пал Шуба, — тихо произнесла она.
— Марианна!.. — только и смог произнести Кальман.
— Это не преступление, Пали. Разве лучше, чтобы тебя из-за этого забили до смерти…
Кальман в замешательстве смотрел на Шликкена и ломал себе голову над тем, как теперь вести себя. Ведь он не знал, в чем еще призналась Марианна.
— Ну так как же, господин Шуба? — спросил майор.
— Я солгал, — проговорил Кальман.
— Браво, молодой человек. Итак, я выиграл обе отложенные партии. Прошу конфетку! Вы тоже не хотите, фрейлейн? — Марианна мотнула головой. — Очень жаль. Тогда, если не возражаете, я сам себя угощу. Я заслужил это: ведь счет стал теперь 2:0 в мою пользу. — Шликкен положил в рот конфету и стал прохаживаться по комнате. Курт с улыбкой следил за своим шефом. Наконец тот остановился. — Итак, начинаем третью партию. Даю сеанс одновременной игры против вас обоих. Сначала ваш ход, господин Шуба, а затем ваш, фрейлейн. Куда исчез чемодан? Смотрите на меня, молодой человек, на мою руку, на Монику на моем перстне.
— Какой чемодан? — спросил Кальман.
— В котором ваша дражайшая невеста вечером шестнадцатого числа принесла домой оружие.
— Оружие? — Кальман изобразил на лице удивление.
Шликкен взглянул на девушку.
— Фрейлейн, ваш ход.
Марианна облизнула вздувшиеся, запекшиеся губы.
— Я не знаю ни о каком чемодане. Шестнадцатого вечером я вернулась из Сегеда. При мне был портфель и в нем конспекты.
— Итак, дети мои? — спросил Шликкен. — Оба молчали. — Сожалею, — тихо произнес он, — очень сожалею. — Затем он вызвал лейтенанта Бонера, а когда тот вошел, приказал этому черноволосому молодому человеку среднего роста «заняться» Кальманом, а с фрейлейн, сказал майор, он еще побеседует.
Марианна с ужасом смотрела вслед удаляющемуся Кальману. Шликкен же сел на освободившийся стул лицом к девушке и несколько минут молча глядел на нее. Воцарилась напряженная, давящая тишина. Наконец майор заговорил.
— Давно вы знаете Оскара Шалго?
— Со вчерашнего вечера, — ответила девушка. — Но я не знала, что его зовут Шалго.
— Под каким именем он представился вам?
— Уже не помню. Возможно, что он и не представлялся.
— Он звонил вам? И предупредил, что вашего отца хотят арестовать?
— Мне звонил Геза Ковач. Но я даже не знаю, кто это. Он позвонил и сказал, что Шалго хочет арестовать моего отца.
— Что вы стали делать после телефонного звонка?
— Ничего, я не поверила в это. Я решила, что кто-то шутит.
— Вы не известили своего отца? — спросил Шликкен; его начинало бесить спокойствие девушки.
— Я не хотела его волновать.
— А где может быть ваш отец?
— Насколько мне известно, он в Сегеде, — ответила Марианна и даже в том жалком положении, в каком она находилась, почувствовала тайную радость от сознания, что отец сумел спастись.
— Вечером восемнадцатого марта он исчез из Сегеда. Как вы считаете, куда он мог поехать?
— Не знаю. Возможно, что перебежал в Югославию.
— Если ваш отец не принимал участия ни в каком политическом движении, чего ради ему было бежать в Югославию?
— Не для того, чтобы сражаться. В Эсеке живет его возлюбленная.
— Кто такая?
— Я не знаю ее. Отец лишь сказал мне, что не может без нее жить. Единственно, что мне о ней известно, так это то, что она скульптор. Венгерка, блондинка. Ростом выше отца.
— Если вы не знакомы с ней, откуда вам это известно?
— Однажды я видела их на острове Маргит.
— Итак, Шалго вы не знали?
— Не знала и никогда раньше не видела.
— Тогда чем вы объясните его желание спасти вас?
— Не знаю.
Шликкен уже не играл сейчас, не позировал и не угрожал; он держался серьезно, обдуманно задавал вопросы, зная, что если ему удастся заставить девушку заговорить, то он нападет на след подпольного центра коммунистов.
— Марианна, — тихо проговорил он, — если вы не принимали участия в нелегальном движении, почему вы хотели убежать?
— Я боялась, — сказала девушка. — Я не желала попасть в концентрационный лагерь. Ведь всем известно: если гестапо арестует кого-нибудь, то этому человеку уже не видать свободы.
— Вы потому и застрелили унтер-офицера Рюккенфельда?
— Не знаю, кого я застрелила. Было темно, в меня тоже стреляли. И Шалго застрелили. Я только оборонялась. И я вполне могла бы убежать. Если бы я не спрыгнула назад с забора в сад, вы бы никогда меня не схватили.
— А куда бы вы делись?
— Не знаю.
— Если вы до этого не знали Шалго, то чего ради вы вернулись к нему? Вы же должны были понимать, что вас схватят.
Девушка пожала плечами.
— Не знаю. Я видела, как он упал и застонал и я почувствовала, что не могу оставить его в беде, а должна вернуться и помочь ему.
— Мы были очень рады, что вы вернулись. Вы ведь застрелили нашего унтер-офицера. Как вы думаете, какое вас ждет за это наказание?
— Не знаю.
— Петля, — спокойно проговорил майор. — Вы видели когда-нибудь казнь? Страшное зрелище. — И он подробно стал описывать процесс повешения.
Шликкен видел, что девушка дрожит всем телом, что лицо ее исказилось от ужаса. Тогда он веско произнес:
— Я имею возможность спасти вас. Я составлю протокол, в котором будет записано, что лейтенант Мольтке жив, а унтер-офицера Рюккенфельда застрелил Шалго. Вас же он принудил, угрожая револьвером, следовать за собой. Таким образом вы сможете спастись. Но цена этому такова: вы должны сказать, с кем вы связаны из руководства коммунистического центра, куда спрятали оружие, куда исчезла доктор Агаи, кого вы знаете из коммунистов. — Марианна не отвечала. Майор пододвинул свой стул ближе к ней. — Кто такой Нервный?
— Не знаю.
— От кого вы получили указание поехать в Хатван и сесть затем на поезд Мишкольц — Будапешт?
— Я не ездила в Хатван.
— Полицейские опознали вас.
— Они меня с кем-то спутали.
— Марианна, почему вы хотите умереть?
— Я не хочу умирать.
— Вас ожидают ужасные страдания. Поймите это.
— Не мучайте меня, не мучайте…
Шликкен позвал Курта.
— Приведите из пятой заключенного номер один, — сказал он по-немецки.
Через пять минут Буша уже сидел на ковре, неподалеку от девушки. Стоять он не мог — ноги у него были забинтованы.
— Эта девушка села в Хатване на поезд?
Буша взглянул на Марианну.
— Нет, не она. Эту девушку я никогда не видел. У той были длинные светлые волосы.
— Вы знаете доктора Агаи?
— Нет, не знаю.
— Что ж, ладно, Буша, но учтите, ваше упрямство будет иметь печальные последствия.
- Предыдущая
- 22/66
- Следующая
