Битва За Масть - Белов (Селидор) Александр Константинович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/40
• Следующая

На руке второго «басмача» сверкнул выхваченный из ножен кинжал. Старик едва заметным движением глаз остановил его движение.

— Но я приехал сам и один… — продолжил Саша. И как бы в подтверждение его слов третий встречавший его таджик, тот, что сидел рядом с Гафуром, достал из кармана четки Фархада и протянул их старику.

— Это его четки… — объяснил всем очевидное Саша.

И, наконец, сказал самое важное, самое главное:

— Я прилетел потому, что Фара был мне как брат, и я любил его, как брата…

Взяв четки, старик опустил голову и несколько секунд сидел молча, борясь со слезами. Мужчины не должны плакать. То есть: никто не должен видеть, как мужчина плачет. Наконец он поднял глаза и посмотрел на Белого:

— Фархад говорил, что у тебя родился сын.

— Да, — едва слышно ответил Саша.

— Как ты его назвал? — почему-то всем было ясно, что именно ответы на такие вот простые вопросы сейчас больше всего интересуют старика.

— Иваном.

— Когда умер твой отец?

— Я его почти не помню, — отвернулся в сторону Саша.

— Я ему верю. Отпустите его к сыну, — распорядился старик.

И никто не мог его ослушаться.

Мерный и мирный гул самолетных двигателей навевал то ли сон, то ли дрему с яркими, будто запечатленными на цветной пленке видениями.

Вот молодой солдат Фархад набивает косяк и, повернув голову к подходящему Саше, улыбается и отдает ему папиросу. Так они познакомились…

Вот Саша и Фархад танцуют какой-то дикий танец посреди казармы, обняв друг друга за плечи. Это день, когда они узнали о дембеле…

А вот они, обняв друг друга за плечи, идут по части, и солнце уже почти скрывается за гребнем ближайшей вершины. И говорят. О вещах, которые не всегда можно выразить словами.

— Я не знаю, прощаемся вроде, получается? — сказал тогда Саша.

— Да перестань! — уверенно, как всегда, ответил Фархад. — Ты знаешь, один философ сказал: если души не умирают, значит, прощаться — это отрицать разлуку…

А вот они с автоматами уходят в караул по горной тропе. Саша почему-то отстает, не может нагнать друга, а тот постепенно скрывается в утреннем тумане. Не догнать его. Никак не догнать…

«Наш самолет, следующий рейсом Душанбе-Москва через двадцать минут произведет посадку в аэропорту „Домодедово"“.

Над Сашей склонилась стюардесса:

— Простите, вам плохо?

— Мне хорошо.

Стюардесса протянула ему поднос с «Взлетными». «Какие „Взлетные“, когда уже Москва?» — подумал он, но конфетку взял.

Встречали его все вместе — Космос, Пчела, Фил.

— Здорово, братья! — как всегда, обнялся со всеми по очереди.

— Здорово! Ну, как погода? — не удержался от любимого вопроса Космос.

— Жарко, — усмехнулся в ответ Саша.

Фил чуть придержал Белого перед выходом из аэропорта:

— Братишка, мы их нашли. — Кто?

— Поехали.

На крышу головной машины нацепили мигалку. До офиса домчались за двадцать минут — с воем и ветерком.

В маленьком серебристом магнитофоне крутилась пленка. Звучал голос Каверина: «Абсолютно левый азиат. Работает с Белым, но не при делах».

Ему отвечал голос Бека, явно что-то в этот момент жующего: «Ну, тогда сведи его с пацанами». Дальше все только трещало и шипело.

Палец Каверина нажал кнопку «стоп», а глаза его смотрели то на стоявшего рядом Фила, то на Пчелу, устроившегося в глубоком кресле, то на Космоса, постукивавшего пальцами по краю стола. Но все молчали, ожидая, что скажет Белый, который стоял в стороне ото всех, отвернувшись к окну, будто надеялся за ним найти ответы на все мучавшие их вопросы.

Так и не обернувшись, Белый спросил довольно резко и неприязненно:

— А с чего ты нам помочь решил?

Каверин пожал сначала левым, потом правым плечом. Физиономия его выражала полное недоумение и даже обиду:

— Я не знал, что Бек его валить будет… А с вами, — и он вновь обвел взглядом присутствующих, — мне с вами ссориться не хочется.

Саша резко повернулся от окна:

— Ты извини, но мы тебя обыщем. Вдруг ты и нас тоже пишешь, а потом кому-нибудь пленку передашь?

— Это разумно, — согласился Каверин едва ли не с удовольствием.

Во всяком случае, удивления или возмущения он явным образом не демонстрировал.

Фил быстро и профессионально охлопал Каверина по бокам, спине, между ног. И отрицательно покачал головой: весь его «улов» состоял из початой пачки «Мальборо», которую он тут же и отдал хозяину.

— Угощайся, — предложил Каверин.

— Не курю, — ответил ему Фил.

Повисла неловкая пауза, которую разрешил, наконец, Саша Белый:

— Будем считать, что мы друзья.

Рукопожатие было крепким. Но не слишком дружелюбным. Этот Володя показался Саше типом достаточно скользким. Хотя, конечно, об истинных чувствах Каверина Саша и не подозревал. И даже представить себе не мог, что его скромная персона вызывает у этого лысоватого потрепанного господинчика столь сильные эмоции.

К новогодним праздникам Москва была готова, хотя до Нового года оставалась почти неделя. Но так уж повелось, что праздновать начинали с католического Рождества, чтобы потом гулять аж до Старого Нового года. Город сверкал огнями, на улицах было полно народу, хотя было холодно. Очень холодно.

Сашу везли культурно отдыхать: в консерваторию. Они ехали по веселящейся что было сил Тверской.

Порядком подмерзший Дед Мороз отплясывал негритянский танец возле наряженной елки. Впрочем, он и был негром, этот заиндевевший «дед».

— Иси наступаюшьим Новьим Годом! Тики-тики-тики-ту, я из пушки в небо уйду! — что было сил вопил черный Мороз, выдавая замысловатые коленца. Его тяжелая шуба ходила ходуном. Окружавшая его пьяненькая толпа подростков радостно кричала, запивая веселье водкой из пластмассовых стаканчиков.

Из-за пробок приехали впритык. У консерватории было многолюдно и тоже шумно, хотя водку, похоже, не пили.

— Бабуле открой, — попросил Саша Макса, сам помогая выбраться из машины Оле.

Макс, которому Белов наконец-то начал доверять, последнее время совмещал должности его шофера и телохранителя.

— Сколько по времени концерт идет? — нейтрально поинтересовался он у жены.

— Два часа, потерпи, мой сладкий, — засмеялась радостно возбужденная Оля.

— Ах ты, моя маленькая… — он поцеловал ее за ушком. Сладко пахнуло духами.

— Мы опаздываем? — забеспокоилась Елизавета Павловна. Она привыкла приезжать на концерт за полчаса до начала, а не так вот, впопыхах.

— Нет, нет, время еще есть, — успокоила ее Оля. Их места были в директорской ложе. В первом, между прочим, ряду.

Усадив дам, Саша было достал мобильник — музыканты еще настраивали свои инструменты. Оля мягко, но решительно взяла телефон и отключила его.

Наконец начали играть.

— «Щелкунчик», — шепнула мужу Оля. Саша прикрыл глаза. Два часа — это совсем не мало. Музыка приятно убаюкивала. Но Саша не спал. Не имел на то права. Главное сегодня происходило не в этом зале, а в других местах.

От «Белорусской» по Тверской катил Большой в своем почти новом джипе «чероки». Настроение у него, понятное дело, было выше крыши, как и денег. Мало того, что пацаны помогли тачку у какого-то барыги по дешевке купить, еще и новая работа намечалась на днях — перед самым Новым годом. И это было как раз кстати.

Возле магазина «Подарки» его машину тормознула роскошная девица в шубке едва ли не на голое тело.

Большой, само собой, остановился, приоткрыл дверь:

— Ну, чего, принцесса, замерзаешь?

— До Маяковки подбросишь? — кокетливо поинтересовалась та.

— Садись, если не боишься.

— Вы на что намекаете? — тоном, уже вовсе не оставляющим сомнений в ее любвеобильных намерениях, проговорила девица.

— Садись, холодно, — поторопил ее Большой.

• Предыдущая
• 38/40
• Следующая