Выбери любимый жанр

Пленники небес - Берк Джеймс Ли - Страница 32


Изменить размер шрифта:

32

Пятнадцать минут спустя я сидел в прохладном полутемном баре и держал в руке завернутый в салфетку бокал «коллинса»; однако никак не переставал потеть.

* * *

Водка — старый друг большинства тех, кто пьет втихаря. У нее нет ни цвета, ни запаха, ее можно смешивать практически с чем угодно — никто тебя ни в чем не заподозрит. Основным ее недостатком для меня, как любителя виски, было то, что она так легко и незаметно пьется в бокалах, наполненных колотым льдом, кусочками фруктов, сиропом и засахаренными вишенками, и практически не замечаешь, что ты уже пьян в стельку.

— Вы, кажется, сказали, что уйдете в четыре? — спросил меня бармен.

Он указал глазами на часы с подсвеченным циферблатом, висевшие над барной стойкой. Я поднял глаза и попытался сфокусировать взгляд на стрелках и цифрах. Моя ладонь скользнула в карман рубашки.

— Ч-черт, кажется, я забыл очки в машине.

— Больше пяти.

— Вызовите мне такси, ладно? Н-не возражаете, если я оставлю свой грузовик на вашей парковке?

— На сколько? — Он мыл бокалы, не глядя на меня, и говорил тем бесцветным голосом, которым обычно стараются скрыть раздражение к определенным клиентам.

— Скорее всего, до завтра.

Он не удостоил меня ответом, вызвал такси и продолжил мыть стаканы в алюминиевой раковине.

Через десять минут подъехало такси. Я допил свой коктейль и поставил бокал на стойку.

— А за грузовиком я кого-нибудь пришлю, — сказал я бармену.

Я вернулся домой в такси, уложил в чемодан две смены белья, попросил Батиста отвезти меня в аэропорт и в половине седьмого уже летел коммерческим рейсом в Ки-Уэст через Майами.

Я прихлебывал свое второе виски с содовой и смотрел в иллюминатор на сине-бирюзовые воды вокруг западной оконечности острова, там, где Мексиканский залив впадает в Атлантику, на волны, разбивавшиеся о коралловые рифы и лижущие песок ослепительно-белых пляжей. Четырехмоторный самолет начал снижаться, описал большой круг над океаном и, постепенно выравниваясь, направился к аэропорту; показалась узенькая полоска шоссе, соединяющего Ки-Уэст с Майами, кокосовые пальмы вдоль пляжей, лагуны с белыми пятнами прогулочных катеров и яхт, приливные волны, приносящие на берег ленты бурых водорослей, волны, вдребезги разбивающиеся о прибрежный мол, и как-то вдруг — ровные ряды деревьев и неоновые огни улиц самого города в пурпурных лучах заходящего солнца.

Ки-Уэст — это город дикого винограда, фикусов, магнолий, красного дерева, королевских и кокосовых пальм; город балконов, засаженных геранью и жасмином и увитых кроваво-красной бугенвиллеей. Он был построен на коралловом песке, с трех сторон окружен водой, и под воздействием соленого ветра краска на деревянных постройках приобрела бесцветно-серый оттенок. В разное время город этот населяли то индейцы, то головорезы Жана Лафита — они заманивали торговые корабли на рифы и грабили их; здесь жил Джеймс Одюбон[11], кубинские политические эмигранты, художники, гомосексуалисты, наркоторговцы и всякий сброд, которому просто некуда больше ехать.

В Ки-Уэст полно маленьких пивных, забегаловок, где можно отведать сырых устриц, ресторанчиков, пропахших вареными креветками, оладьями с начинкой из моллюсков и жареной рыбой, маленьких бухточек, где рыбаки расставляют сети на омара, кирпичных пакгаузов и государственных оружейных заводиков XIX века. На тенистых улочках стояли наспех сколоченные дома с деревянными ставнями и покосившимися верандами. Из-за летней жары туристов почти не осталось, и ничто не нарушало обычный ритм жизни. По дороге в мотель таксисту пришлось заехать на заправку, и некоторое время я просидел в машине, глядя на пожилых негров, сидевших на пустых ящиках близ бакалейной лавочки, на корни фикуса, пробуравившие бетонный тротуар, на залитые тусклым вечерним светом мощеные улицы и темные верхушки деревьев, и почудилось мне, что вовсе я и не уезжал из Нью-Иберия на поиски лишних неприятностей.

Но я-то уехал.

Я поселился в мотеле на южной оконечности острова и заказал в номер бутылку виски и ведерко льда. Потом выпил пару порций, предварительно разбавив виски водой, принял душ и переоделся. Посмотрев в окно, я увидел трепещущие на ветру кокосовые пальмы и красное закатное солнце, окрасившее воду в цвет бургундского вина. Коралловые рифы образовали возле самого берега небольшую естественную гавань, где покачивались на рейде несколько парусных лодок. Я распахнул окно, чтобы впустить прохладный бриз, потом вышел и отправился но Дюваль-стрит к ресторану моего приятеля, где работала официанткой Робин.

Однако не успел я пройти и пары шагов, как в желудке у меня вновь заурчало. Я заглянул в бар «У Джо» и заказал выпивку, пытаясь привести мысли в порядок. Вообще-то, не все, что я сегодня сделал, представлялось мне поспешным решением. Робин действительно была моим лучшим «контактом» из всех, кто связан с новоорлеанским сбродом, работавшим на Буббу Рока, и мне пришлось звонить своему другу по междугородке, чтобы убедиться, что она все еще работает в его ресторане; но ведь я мог попытаться расспросить ее и по телефону, прежде чем срываться в Ки-Уэст.

Этот вывод заставил меня признать, что по правде единственной причиной, по которой я приехал, было сосущее чувство одиночества. Вдобавок когда ты с трудом себя контролируешь. А еще ты снова пьян и неизвестно, чем это все кончится. А еще... еще музыкальный автомат играет «Сладкий».

— Что это у вас за старье играет? Этой песне уже, поди, лет двадцать, — спросил я у бармена.

— О чем это ты?

— Нового у вас ничего нет? 1987-й на дворе.

— Автомат сломан, парень. И вообще, полегче, а?

Я вышел на улицу. Мое разгоряченное от выпивки лицо овевал теплый ветер. Возле бара был маленький пирс; некоторое время я простоял, глядя, как волны заливают деревянный настил и как снуют в воде маленькие рыбки, вспыхивающие тусклым зеленоватым светом.

Ресторан был полон, а хорошо освещенный чистый бар вполне подходил, чтобы пропустить пару рюмок перед ужином. Когда я вошел, то почувствовал себя ныряльщиком, покинувшим свой батискаф и погрузившимся в сверкающе-враждебное подводное царство.

Метрдотель внимательно посмотрел на меня. Я, конечно, поправил галстук и попытался разгладить мятые полы пиджака, но мне все-таки стоило надеть темные очки.

— У вас заказан столик, сэр? — спросил он.

— Скажите Робин, что приехал Дейв Робишо. Я подожду в баре.

— Простите?

— Скажите ей, что здесь Дейв из Нового Орлеана. Мою фамилию трудно воспринять на слух.

— Сэр, я советую вам встретиться с ней в нерабочее время.

— Послушайте, вы наверняка прекрасно разбираетесь в людях. Посмотрите на меня. Разве похоже, что я собираюсь уходить?

Я заказал выпивку и через пять минут увидел ее. На ней было короткое черное платье и белый фартук, ее фигура и танцующая походка заставляли мужчин искоса поглядывать на нее. Она улыбнулась мне, но в ее глазах я прочел замешательство.

— И ты проделал такой путь из-за меня? — спросила она.

— Как ты, детка?

— Неплохо. Ничего себе работенка. Эй, не вставай.

— Ты когда заканчиваешь работу?

— Через три часа. Пойдем, посидишь со мной. Блин, тяжелый-то какой.

— Пьяный ветер дул сегодня утром в Нью-Иберия.

— Ладно, пошли-ка с мамочкой и закажем что-нибудь поесть.

— Я ел в самолете.

— Оно и видно, — усмехнулась она.

Мы уселись в обтянутые светло-коричневой кожей кресла по ту сторону бара. Она закурила сигарету.

— Дейв, что ты делаешь? — спросила она.

— О чем ты?

— Об атом. — Она постучала ногтем по моему бокалу виски с содовой.

— Надо же иногда расслабиться.

— Ты что же, с женой поругался?

— Закажу-ка я себе еще порцию. Ты-то что будешь, кофе или кока-колу?

— Буду ли я кофе? Браво, Дейв. Послушай, я постараюсь смыться пораньше, вот только кончится запарка с ужином. Вот тебе ключ от моей квартиры, и через часик я подойду. Это недалеко.

вернуться

11

Джон Джеймс Одюбон (1785 — 1851) — известным орнитолог и художник-анималист.

32
Перейти на страницу:
Мир литературы