Осенняя соната - Бергман Ингмар - Страница 3

• Предыдущая
• 3/10
• Следующая

Ева. Я не понимаю маму. Я не перестаю ей удивляться. Ты бы видел ее, когда я сказала, что Лена живет с нами. Ты бы видел ее улыбку. Да, да, она выдавила из себя улыбку, хотя была застигнута врасплох и, наверно, похолодела от ужаса. А потом, когда мы стояли перед дверью в комнату Лены… Это же была актриса перед выходом: вся дрожащая от страха, но собранная, собранная. Представление было высший класс! Ты теперь, наверно, будешь думать, что у меня совершенно бесчувственная мать. Зачем, собственно, она приехала? Чего можно ожидать от встречи через семь лет? Чего она хочет? Или, может, чего хочу я? Пока живешь, всегда надеешься. Так, что ли?

Виктор. Не думаю.

Ева. Мать и дочь, по-твоему, навсегда мама и дочка?

Виктор. Некоторые да.

Ева. Какая странная ситуация. Как будто открываешь дверь в детскую, и на тебя рушатся призраки прошлого, ты вспоминаешь, что эта обыкновенная дверь когда-то действительно вела в детскую. Я, наверно, так и не стала взрослой. Виктор. Что ты хочешь этим сказать? Ева. Не знаю.

Виктор. Быть взрослым, по-моему, это уметь владеть своими чувствами, стремлениями. И ничего больше не ждать.

Ева. Ты так думаешь?

Виктор. Ну, и еще, может быть, ничему не удивляться.

Ева. Какой ты рассудительный, когда сидишь вот так в кресле и куришь свою старую трубку. Вылитый взрослый человек!

Виктор. Какой же я взрослый, я не перестаю удивляться.

Ева. Чему?

Виктор. Тебе, например. Меня время от времени еще посещают совершенно несбыточные надежды. Я до сих пор жду. Ева. Чего? Виктор. Тебя!

Ева. Меня? Какие глубокомысленные красивые слова! Они же, в сущности, ничего не значат. Я ими сыта по горло. Например, любимым маминым словечком «боль». Она ведь никогда не бывает просто подавлена, разочарована, несчастна, ей, видите ли, всегда «больно». Ты тоже напичкан подобными словечками. Но у тебя это, можно сказать, болезнь профессиональная. И когда ты говоришь, что «ждешь меня», хотя вот я, стою перед тобой, я, естественно, ничему не верю.

Виктор. Ты знаешь, что я хочу сказать.

Ева. Нет, не знаю! Если бы я знала, к чему бы тебе тогда высказываться?

Виктор (улыбается). Это правда.

Ева…И прямо доказывает, что я не менее умная, чем ты, может, даже умнее, что само по себе не так уж престижно. А теперь мне пора на кухню, нужно как следует постараться приготовить телятину. Мама всегда считала, что я не умею готовить, она у нас изысканная гурманка, я один раз слышала, как она всю ночь проболтала с одним американским импресарио о том, как надо готовить соусы. Что ты, они были так воодушевлены…

Виктор. Я считаю, что ты готовишь…

Ева. Прекрасно! Спасибо, мой дорогой! Нужно еще не забыть сварить милой мамочке кофе без кофеина. Меня всегда удивляло, откуда у нее бессонница? Теперь, кажется, я понимаю. Если бы у этой женщины был нормальный сон, ее жизненные силы уничтожили все вокруг, бессонница – это своего рода предохранительный клапан природы, без нее мама была бы просто невыносима. (Выходит из комнаты, тут же возвращается.) Ты еще увидишь, как она вырядится к обеду. Обрати внимание на ее безупречный туалет: очень неброско он будет напоминать нам, что она, несмотря ни на что, все же одинокая скорбящая вдова.

Ева. Мамочка, какое красивое платье!

Шарлотта. Оно мне идет? Я всю жизнь считала, что красный цвет мне не к лицу, пока однажды не встретила старую подругу – Самуэля Паркенхорста, он сказал мне: «Шарлотточка, я только что от Диора, с его весеннего показа, там есть одно красное платье, оно просто создано для тебя!» Я приказала ему доставить платье, и вот – оно мне действительно идет! Я голодная как волк.

Ева. Я старалась тебе угодить и пожарила телятину. Ты любила ее.

Шарлотта. Великолепно! Наконец-то поесть домашнего!

Виктор. Теперь позвольте мне сказать тост. Дорогая Шарлотта, добро пожаловать в наш дом! Мы приветствуем тебя от чистого сердца! Жить тебе у нас хорошо и долго!

Шарлотта (по-английски). Алло? Это ты, Пол? Да, помешал. Мы сидим за столом. Спасибо, но мы обедаем. Чистая правда! В этой стране обедают в пять вечера. Говори отчетливее! В трубке ужасно трещит. Ты откуда звонишь? Из Ниццы? Что ты забыл в Ницце? Веди себя хорошо, не проиграй моих денег! Что ты сказал? (Деловым тоном.) Да, я согласна, но пусть не думают, что это обойдется им так же дешево, как в прошлый раз. Соглашайся на тот же гонорар плюс твои комиссионные и стоимость билетов. Кроме того, они должны будут оплачивать мои расходы на месте, в прошлый раз дороговизна была свинская, меня ободрали как липку, и пусть назначат репетиции на удобное время. (Заглядывает в свой календарь.) Так, я приезжаю из Мюнхена, мы репетируем утром в субботу и в воскресенье, если Варвизо настаивает на двух репетициях. Они что, собираются загнать меня до смерти? Никогда не знаешь, когда доберешься, приходится сутками торчать в аэропортах. Подожди, нужно посмотреть, куда я, черт побери, подевала очки? Ева, посмотри, я не положила их на стол у окна? Спасибо, Евочка! Хорошо, посмотрим!… Старушка нацепила очки на нос. Нет, не пойдет! Я в это время свободна, отдыхаю. Что ты говоришь, Пол, разве это на меня похоже? У меня записано: свободна, свободна, свободна! Сколько платят, говоришь? Черт-те что! Ладно, пусть назначают свой дурацкий концерт на среду, и покончим на этом! Передай им еще, чтобы они на этот раз оборудовали нормальный туалет за эстрадой. Чтобы мне не пришлось орошать вазу с цветами. Да? Ну и что ж, что это дворец в стиле барокко! Боже милостивый, Пол! Тридцать три градуса! Береги себя, не утомляйся! Мы уже старички. Да, да, ты мой самый любимый! (Кладет трубку.) Это мой импресарио, прекрасный, милый человек. Последний мой друг на этом свете. Спасибо, не надо коньяку, лучше я пропущу рюмочку виски перед сном. Можно я помогу вам убрать со стола?

Виктор. Мы обещали баловать тебя.

Шарлотта (садится за рояль). Какой дивный старый инструмент! Прекрасный звук. И совсем недавно настроен. (Играет несколько тактов). Вот теперь у меня по-настоящему хорошее настроение. Я зря волновалась.

Ева. О чем ты?

Шарлотта (со слезами на глазах). Неужели не понимаешь? Я волновалась из-за этой встречи с тобой – через семь лет… Если уж хочешь знать, я ужасно боялась ее, не спала перед отъездом всю ночь, а под утро совсем было решила позвонить тебе и сказать, что не приеду.

Ева. Но, мама, почему?

Шарлотта. Я не железная, Ева. Спасибо, только два кусочка сахару. От этого кофе без кофеина мало радости, но что делать, если не спишь ночами. Ты, вижу, разучиваешь прелюдии Шопена? Поиграй мне!

Ева. Не сейчас.

Шарлотта. Ева, не будь ребенком! Я с удовольствием послушаю.

Виктор. Ты же сама только позавчера говорила, как хочешь, чтобы тебя послушала мама. Или уже забыла?

Ева. Ладно, вас не переспоришь. Но не считайте мою игру… Я хочу сказать, все это дилетантство, я не владею техникой. И не соблюдаю аппликатуру этого издания. Она показалась мне слишком трудной.

Шарлотта. Ты извинялась довольно, милая. Играй!

Ева играет прелюдию Шопена № 2 ля-минор.

Ах, Ева, Ева.

Ева. Это все, что ты можешь сказать?

Шарлотта. Нет-нет. Я просто тронута.

Ева (с радостью). Тебе понравилось?

Шарлотта. Мне понравилась ты.

Ева. Не понимаю.

Шарлотта. Сыграй что-нибудь еще. Мы так хорошо устроились.

Ева. Нет, я хочу знать, где сделала ошибку.

Шарлотта. Ты нигде не ошиблась.

Ева. Но я вижу, тебе не понравилось, как я играла эту прелюдию.

Шарлотта. Каждый волен трактовать ее по-своему.

Ева. Естественно. Ты абсолютно права. И поэтому я хочу знать, как бы трактовала ее ты.

• Предыдущая
• 3/10
• Следующая