По ту сторону черной дыры - Беразинский Дмитрий Вячеславович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/104
• Следующая

– Померла их мать два года тому, – пояснил Ратибор, обращаясь к Олегу Палычу, – надорвалась, бедняга.

– Ратибор, да ты ли это?!? – воскликнул подошедший к ним мужчина, заросший бородой как Карл Маркс.

– Родного брата не узнать, Алексий, так ты воистину, упырь! – смеясь, отвечал старейшина, – стоило оголиться, так я уже чужой тут. Тот, кого назвали Алексием, храбро подошел к брату и расцеловал его в обе щеки.

– Босое твое рыло! – проворчал он, – думал, что не свидимся.

– Знакомы будьте, – представил Ратибор майору брата, – сей отрок – брат мой родной. Алексий, а это, братец, мой друг, а зовут его – Олег.

– Будем знакомы, – протянул майору свою волосатую лапу Алексий. Изменили вы братца моего – едва признал. Бабы засмеют – босая рожа, все как с голой задницей.

– Это его истинное лицо, – усмехнулся Булдаков.

Детишки обступили старейшину, трогая ботинки на шнуровке, рассматривали камуфляж, недоуменно щупали еще им неизвестный писк моды – карманы, которые были, к тому же, на липах. Особый восторг вызвала тельняшка.

Внутри БТРа было также неспокойно. Довгалев и Волков обмахивали касками ошалевшего и впавшего в прострацию Мурашевича. Они с Волковым, высунувшись из люка, рассматривали крестьян, когда вдруг Волков почувствовал, что стоит один. Мигом нырнув внутрь, он обнаружил сержанта, распластавшегося на сиденье. На звук он не реагировал, а похлопать по щекам никто не решался, ибо рисковал нарваться на сильный встречный мастера спорта по боксу. Минуты через две раздалось тяжкое «Ох!» Стеклянные глаза Володи приобрели способность видеть.

– Вовка, что с тобой? – спросил с тревогой Андрей Волков.

– Такое чувство, мужики, будто мне попали из гранатомета в лоб! – Волков и Довгалев недоуменно переглянулись, а Володя продолжал:

– Вы заметили, мужики, какие у нее глаза? – на лице его появилось доселе не виданное выражение, – васильковые… – Андрей, видя впервые улыбку на лице сержанта, совсем растерялся.

– Васильковые, – повторил он и, вдруг решив что-то проверить, высунулся из люка. Он увидел, как возле Ратибора стоит русоволосая девушка, и обрадовано крякнул. Повернув голову чуть вправо, Андрей увидел ее снова. Солдат тряхнул головой, но их все равно осталось двое.

– Ах, значит двойняшки, – облегченно пробормотал он, – а не то я уже решил, что у меня крыша поехала. Рядом послышалось чье-то сопение – Мурашевич стоял рядом и пускал слюни.

– Которая из них? – спросил Волков.

– Левая, – мечтательно закрыл глаза Володя и снова улыбнулся. Андрей пробормотал:

– Поздравляю, но как ты их отличаешь? Они же совершенно одинаковые!

– Ну, ты сказал! Дуня – она ведь совсем другая!

– А имя когда успел узнать? – Волков не на шутку встревожился. Только влюбленного приятеля ему и не хватало для полного счастья.

– Услышал! – мечтательно протянул Володя.

– ???

– От нее тепло какое-то исходит…

– Так иди к ней и познакомься! Чай, не голубых кровей девица.

– А вдруг она меня испугается? Нет, нужно ждать удобного момента, – он замолчал. Подошел майор Булдаков.

– Так, мужики, тама намечается что-то вроде застолья. Вы с УАЗиком остаетесь пока здесь, а я на БТРе метнусь за командиром. Это займет не более пары часов. Вы уж тут не скучайте!

– Есть! – ответил Волков.

– В УАЗике есть рация. Если что…

– Есть! – повторил Андрей. Булдаков посмотрел на Мурашевича.

– Володя, я тебя не узнаю. Какая муха тебя укусила? – Мурашевич пожал плечами:

– Все нормально, – ответил он.

– Какое там нормально! Видел бы ты свое лицо!

– Ле фам! – тихонько сказал Волков. Володя шутливо замахнулся на приятеля автоматом.

– Понятно, – протянул Булдаков, – и насколько полагает тупой майор, дочка Ратибора. Я вас вполне понимаю, товарищ сержант. На такой ниве я и сам бы не прочь поразмять копытца!

Но, увидев выражение Володиного лица, быстро сказал:

– Но тут я вам не конкурент! Шеф пасует. Только запомни Володя: любовь – это торжество воображения над интеллектом. Хотя, что это я… Помни о приличиях вообще, и о воинской чести, в частности.

Майор забрался в бронетранспортер и укатил. Два солдата с автоматами и УАЗик великолепно вписывались в панораму средневековой деревеньки. Размышляя об этом, Волков хмыкнул. Водитель машины, дремавший на заднем сиденье, при этом открыл один глаз, но тотчас же закрыл его. Мурашевич уютно устроился в теньке и отрешился от грешного мира, размышляя о до сих пор ему неизвестных вещах. Андрей пристроился рядом и принялся негативно влиять на ауру сентиментальности, окружавшую его приятеля.

– А ты, старина, хотел бы, чтобы она сейчас принесла тебе чего-нибудь вкусненького, скажем, яблок?

– Идиот! – Мурашевич зевнул, – какие яблоки в мае!

– Ну, груш, – чувствуя, что несет околесицу, Андрей, тем не менее, не мог уняться. Вдруг он от неожиданности икнул. Володя открыл глаза и обомлел. К ним направлялся предмет их беседы. Пунцовая, как целый куст роз, Евдокия приблизилась к ним, поклонилась и грудным голосом мягко проговорила:

– Батюшка мой вам кланяется и просит откушать с нами, – девушка поклонилась еще раз и убежала. Володя искоса глянул на приятеля:

– Слышь, Андрюха, ляпни что-нибудь про уста сахарные.

– Расслабься, – посоветовал товарищу Андрей.

– Заткнись! – буркнул Мурашевич, поднимаясь на ноги, – пошли на трапезу, неудобно как-то отказываться.

– Неудобно, когда мама младше тебя, – ответил Андрей, – а если опять узкоглазые наскочат?

– Они узкоглазые, а мы – широкоплечие. Я один сотню завалю, на спор! – расходился Мурашевич, летая на крыльях любви.

– Ладно, остынь. Пойдем в хату, только много не пей – мы как-никак советские воины.

А тем временем в городке было неспокойно. В кабинет Норвегова влетел запыхавшийся прапорщик Климов и сказал, что на плацу собрались бабы и грозят устроить бучу, если к ним тотчас не спустится командир, и не объяснит, за каким хреном нету выхода на город по телефонной связи, молчит радио, а телевизоры показывают голый растр. За каким дьяволом их не выпускают за пределы городка, и отчего лак для ногтей сохнет в два раза дольше обычного.

– Эта стерва, Худавая, всех баламутит, товарищ полковник, – пожаловался Климов, – там и ваша жена тоже.

– Ну, ничего, ничего! – пробормотал Норвегов, – просто у базы и у Худавой совпали критические дни. Бывает.

Он надел фуражку на пять пальцев от бровей (положенный чувак) и вышел на крыльцо в сопровождении своего порученца. Перед крыльцом стояло десятка два женщин, среди которых выделялась мадам Худавая, особа лет тридцати. Одетая в кричащий комбидрез поганого салатового цвета, она воскликнула при появлении Константина Константиновича:

– А вот и наш начальник! Давайте-ка, бабоньки, у него попытаем, что здесь за дела творятся?

– Здравствуйте, дорогие наши женщины! – Норвегов искоса взглянул на свою половину. Она молча пожала плечами и отступила вглубь, – что за манифестацию, извиняюсь, вы здесь устроили?

– Товарищ полковник! – визгливо принялась доносить повестку дня супруга особиста, – что это такое? Телевизоры не работают, радио молчит, телефоны как отрезало! Хотела сестре в Батуми позвонить – ни в какую!

Норвегов набрал в свои легкие воздуха на два ведра больше обычного. Для беседы с чокнутыми феминистками сексуально озабоченного плана он мог противопоставить лишь ледяное спокойствие.

– Уважаемая Софья Ивановна! – произнес он торжественным голосом, – командование базы выражает вам огромную благодарность за активное участие в общественной жизни нашего городка. Спасибо вам, что вы откликнулись на просьбу своего мужа и собрали наиболее сознательную часть наших женщин здесь. Действительно, наша База очутилась в чрезвычайной ситуации. Неожиданно мы переместились во времени. Точно еще неизвестно, где мы и когда. Это сейчас выясняют наши солдатики под руководством майора Булдакова. От имени командования призываю вас сохранять спокойствие и выдержку. Паника погубит нас всех.

• Предыдущая
• 10/104
• Следующая